винил себя, что не смог ничего сделать. Особенно когда брат рассказал, что замешан лоа. Кажется, больше он никому не говорил об этом. Ну, наверняка Айвори в курсе, но ему не обязательно что-то рассказывать, чтобы он знал.
Сейчас Айвори спокойно оттирал с пола кровь Даниэля, в тишине комнаты хорошо слышалось его хриплое дыхание. Он многозначительно посмотрел на Мэтта, как ни странно, тот его понял и, помедлив, подошел к брату. Он ничего не понимал в чужих носках и рубашках, поэтому нашел ноутбук и протянул его Даниэлю. Тот молча кивнул, и Мэтт медлил, когда Даниэль заговорил сам:
— Знаешь, что сказала мать Анаис? Тогда, в больнице.
Вопрос явно был риторическим. Даниэль аккуратно складывал рубашку и даже не поднял голову, ровным голосом произнеся:
— Лучше бы я умер.
Мэтт уже приготовился выплюнуть яростное «стерва», но когда услышал фразу, почему-то любые слова застряли в горле. Сам не ожидал, что произнесенная вслух фраза так резко полоснет. Как будто ударили под дых. Сунули меж ребер нож и провернули.
— Нет! — сказал Мэтт, словно слова обладали силой.
Если его задело услышанное, то и собственные мысли стоит высказать, вдруг они тоже… могут иметь вес.
— Ты умер, Дан. Вы оба умерли тогда. Но ты вернулся, не нужно себя хоронить.
Даниэль поднял голову, на его лице мелькнуло удивление. Мэтт и сам не понял, почему он не бегает и кричит, а говорит так спокойно.
— Мы-то живы, мы все! И ты. Если лоа тот же, значит, у нас вдвое больше причин отыскать способ избавиться от него, а лучше уничтожить. Это лоа убил Анаис. А если ты в чем-то виноват, только в том, что у тебя оказалась достаточно сильная воля, чтобы вернуться!
Теперь удивление на лице Даниэля было отчетливым. А потом он улыбнулся, и эта улыбка выглядела искренней, не отстраненной.
— Ты прав, — мягко сказал Даниэль, и в его голосе перекатывалась далекая вечность, которую Мэтт не понимал, а брат туда заглянул и вернулся. — Спасибо, Мэтт. Спасибо вам обоим.
Однажды Мэтт наберется храбрости и спросит, что видел Даниэль, когда умирал.
Они быстро закончили с вещами и расположились отдохнуть. Айвори развалился на диване и лазил в телефоне, а под ногтями у него темнела невымывшаяся кровь. Он заявил, что нужно заказать еду или куда-то пойти, потому что «твой брат не удосужился ни позавтракать, ни пообедать». Лазивший по кухонным шкафчикам Мэтт возмутился, хотя тут же отвлекся на найденную бутылку бурбона.
Даниэль сидел рядом с Айвори на диване, откинув голове на спинку и прикрыв глаза. Он отмахнулся:
— У меня уже есть мать, спасибо, еще одна не нужна.
— На тебе проклятие, и ты истекал кровью, — отозвался Айвори. — Не думаешь, что нужны силы?
Даниэль что-то пробормотал, а Мэтт решил, что на Айвори подействовало оттирание крови с пола. Что ж, Мэтт мог его понять. Сам-то он видел всё еще в процессе.
Мэтт хотел сказать, что рядом есть заведение, откуда можно заказать еду, но когда подошел к дивану, Даниэль с Айвори уже обсуждали какой-то случай из семинарии. Воспоминания были общими, так что они не проговаривали большую часть, и Мэтт не очень понимал, о чем речь. Усевшись на стул, он хлебнул бурбон прямо из горла.
Прежде чем Даниэль успел что-то сказать, снова вспоминая о том, что он ответственный старший брат, а пить на голодный желудок плохо, Мэтт выпалил:
— Я думал, материн бог забрал не только ее, но и тебя. Я решил, ты с этой семинарией серьезно! Я не понимал. Потом по первым рассказам стало очевидно, что вы там чем угодно занимаетесь, только не Писанием.
Айвори тут же что-то процитировал, а Даниэль тонко улыбнулся. В его глазах еще мерцала застывшая грусть, и вряд ли он так просто смириться, что ни в чем не виноват, это не в его натуре. Но сейчас он хотя бы походил на самого себя.
Мэтт не сомневался, что брат достаточно сильный, чтобы пережить что угодно и не сломаться. Просто ему, как и всем, требуется немного поддержки.
Чтобы возвращаться — тем более, из мертвых — нужно чтобы было, куда и к кому возвращаться.
— Семинария оказалась отличным решением, — сказал Даниэль. — К тому же мне идут рубашки.
Мэтт помнил, что у них там было заведено что-то вроде формы. Простые рубашки без узора, темные брюки. Последние Даниэль так и не полюбил, предпочитая джинсы, а вот белые рубашки носил до сих пор, закатывая рукава.
— Наверное, я был эгоистичен, — вздохнул Даниэль. — Хотел сбежать, жить сам. Я не думал, что ты останешься один со своими призраками. Я бросил тебя.
— Я никогда так не думал.
— Но сказал.
— Да мало ли кто что говорит! Отец вот утверждал, я его разочаровал.
— Он точно так не думает.
Мэтт поднял палец, как будто утверждая «вот видишь!», хотя в глубине души признал, что вспомнил про отца именно ради того, чтобы Даниэль уверил его, всё не так. Ну, и кто здесь эгоистичный?
— Мне нравилась семинария, — улыбнулся Даниэль и пихнул локтем Айвори. — Во многом из-за людей. А вот кормили дерьмово!
— О, ты всё-таки вспомнил, что люди едят?
— А ты наверняка знаешь какой-нибудь священный стих по этому поводу?
Айвори хрипло выдохнул, и Мэтт не сразу понял, что это не особое выражение эмоций, а просто так устроена его грудная клетка. Айвори улыбнулся, будто знал некие тайны, и именно они позволяли ему жить.
Когда отец прострелил тебе грудь, возможно, нужно иметь какую-то веру, чтобы не отчаиваться, когда слышишь собственное дыхание.
— Бог есть во всем, — сказал Айвори.
— И в бурбоне? — хитро спросил Мэтт, покачав бутылкой. Он не был готов к серьезным теологическим разговорам, проще свести к шутке.
Айвори кивнул.
— В пуле, которую ты получаешь. В крови из твоих запястий. В каждом решении.
— Раз так, — заметил Даниэль. — Я и есть свой собственный бог.
— Аминь! — Мэтт салютовал бутылкой, прежде чем приложиться к ней.
По крайней мере, это больше похоже на привычного Даниэля. Который приказывал лоа развлекать маленького Мэтта, поднимая в воздух игрушки. Мэтт смутно, но помнил это. Ему тогда казалось, брат повелевает сказочными силами, сам он так не умел.
Даниэль на это сказал бы, что Мэтт тоже собственный бог. Ответственный за свою жизнь и решения. Принимающий себя. Наверное, Мэтту стоит согласиться с этим утверждением.
Еще немного без еды, и он будет натурально пьян, но тут зазвонил телефон, и Мэтт с удивлением снял трубку.
— Ли?
— Привет, Мэтт. Ты сильно занят?
Она казалась смущенной, и Мэтт нахмурился. Поймал
