— Закрыто, ключа нет. Вернемся? — С надеждой спросил Михаил.
— Да не особо и закрыта, — влил я Силу к рукам и неторопливо надавил ладонью возле верхней петли, постепенно усиливая нажим под печальный стон дерева и металла.
— Ведь кто‑нибудь услышит! — Запаниковал отец Федора, оглядываясь.
— Тоня, Катя, поплачьте немного, — попросил я девчонок, увидел непонимание в глазенках, обреченно выдохнул и обратился к единственному толковому человеку в семействе — Федор, кусай их!
Коридор тут же наполнился девичьим плачем, за которым звук выламываемых петель совсем терялся. Я давил, пока что‑то на той стороне не лязгнуло, а верхний край не отошел от косяка на десяток сантиметров. Еще одно нажатие — теперь уже с известной силой и скоростью — и дверь звучно накренилась, открывая проход в прохладный и сырой коридор, уходящий ниже — таинственный и темный. Даже девчонки прекратили плакать и с интересом, замешенным на опаске, смотрели в темный провал задверья.
Михаил Александрович помог аккуратно отодвинуть створку, а затем поставить ее на место, когда мы очутились внутри.
— Темно, — чуть дрогнувшим голосом озвучил Федор.
— Хм. — Поерзал я ладонью по стене, надеясь нащупать выключатель в кромешной тьме.
Рядом приготовились плакать мелкие.
— Вернемся? — Чуть грустно повторил Михаил.
Неужели ему не интересно, что там дальше? Какие тайны хранит сырое подземелье? Как долго тут не было людей, что они оставили за собой, какие ходы тянутся из этого места и куда они ведут? Страшновато, конечно, до мурашек на спине, но ведь очень любопытно!
В темноте что‑то отчетливо мигнуло, совсем рядом. И чувство теплого покалывания — такое знакомое и забытое, казалось, навсегда…
— Вы это видели? — Дернулся дядь Миша рядом. — Там, в темноте?
Шею сдавили ноги Федора — он тоже заметил.
— Не там, — с улыбкой произнес я, поднося сжатую ладонь к лицу. — Здесь.
С невероятной надеждой, интересом, тоской и желанием новой встречи раскрывал я ладонь. А когда раскрыл — темнота озарилась крохотной искоркой, медленно плывущей над рукой.
— Что это? — Будто стараясь не спугнуть, тихонько шепнул Михаил.
И даже Федор, согнувшийся до касания своим подбородком моего лба, старался сопеть совсем тихо.
— Душа, — негромко ответил я, вливая свое Любопытство широкой рекой, искренне боясь, что сейчас этот маленький огонек вновь исчезнет из моей жизни.
Серые коридоры озарились теплым светом маленького ручного солнца.
— Какая яркая, — восхитился Федор.
— А это не опасно?
— Опасно остаться без нее, — вспомнил я последние два года. — Идем, — и первым зашагал по спуску вниз, освещая нам всем дорогу.
Просторный коридор несколько раз свернул под прямым углом, постоянно снижаясь, пока не вывел в широкий зал с десятком ответвлений. Если бы не считал повороты — совсем бы потерялся, и крупные надписи 'Убежище' с последующим номером никак бы не подсказали, куда идти дальше. Кроме пустых помещений с массивными скамейками возле стен нам совсем ничего не попадалось — наверное, если кто тут и обитал или оставил что‑то интересное, то в других местах. Хотя иногда казалось, что на границе света и тени что‑то есть — по крайней мере, девчонки постоянно кого‑то наблюдали и пищали в плечи отцу. Но я больше доверял Федору — за весь путь он только единожды процитировал Байрона, да и то это оказался пожарный щит, сверкнувший металлом подвешенного ведра.
Поднимались мы по такому же коридору, стараясь соблюдать тишину — в этой части здания все помещения занимали новые хозяева города, шум толпы долетал слабо, и любые звуки из‑за закрытой двери могли заинтересовать охрану. Дверь выламывать не пришлось — с внутренней стороны она открывалась без ключа. Разве что дважды хрустнул механизм и скрипнула петля, но, к счастью, за те пять минут, пока мы ожидали неприятностей, стоя по эту сторону убежища, ничего не случилось.
— Идем, — махнул я рукой и, подавая пример, спокойно вышел за поворот.
— То, что мы делаем, очень опасно, — все‑таки выговорил мне Михаил перед тем, как шагнуть вперед.
Будто не верил, что это все происходит с ним — и достаточно просто идти следом, чтобы приключение продолжалось.
— В худшем случае, нас выставят обратно, — пожал я плечами, вовсе не тревожась и не переживая — восторг новой встречи с личным чудом переполняла сердце, окрыляла, подначивала улыбаться и научить Федора нормальным стихам — веселым и солнечным. Бояться и переживать совсем не хотелось.
Я не бежал от людей и не пытался скрыться, наоборот, тут же подошел к идущей по своим делам женщине и вежливо поинтересовался:
— Я потерял документы, вы не подскажете…
— Поворот, второй кабинет по правую руку, — мазнула она взглядом и прошла мимо, не задерживаясь.
Я только и успел запомнить фамилию на прямоугольной карточке, закреплённой на ее груди, ее же повторил постовому за очередным столом возле поворота.
— Нас направила сюда Татьяна Петровна, — ответил я кристально чистую правду на грозный вопрос 'стой, куда?'.
— Проходите, — напряжение пропало с лица солдата и его внимание вновь возвратилось к небольшой газетке на столе.
По правую руку оказался просторный кабинет с тремя дамами за небольшими, в школьную парту размером, столами, занятыми прямоугольниками мониторов. Зато на полу небольшими башенками громоздились бумаги — их производил порыкивающий принтер в тот же стол размером, обитающий у окна. Казалось, тронь хотя бы одну стопочку — и рухнут все остальные, завалив весь кабинет бело — черными лепестками. Так что к ближайшему столу идти приходилось очень осторожно — потому как на мое покашливание не обернулся никто. Михаил разумно остался возле двери, явно не доверяя небольшим коридорчикам между стопками и собственной грации с габаритными сумками. Федора тоже пришлось сгрузить.
— Здравствуйте!
Женщина лет сорока на вид отбила новую канонаду на клавиатуре.
— Меня направила Татьяна Петровна, — произнес я волшебную фразу.
На меня внимательно посмотрели усталые омуты серых глаз.
— Я документы потерял, — улыбнулся ослепительной улыбкой.
— Любой документ с указанием имени, фотографией и печатью, — холодно озвучил равнодушный голос. — Банковские карты, свидетельство о рождении?
— Ничего нет, — оптимистично продолжал я улыбаться.
— Ходатайство родителей, свидетельство трех полных граждан?
— Эм, — невольно занервничал я.
В самом деле, кто сказал, что тут все будет так просто? Скорее, я сам себе это придумал, а теперь стою, не зная, что делать. Почему то показалось, что упрашивать эти серые глаза совершенно без толку.
