Ознакомительная версия.
– Избесилась татарва! – ругался Заворуй, вместе с Семёном участвовавший в неудачной вылазке. – Чего им здесь-то защищать? Там же ни домишка нету, ничем не покорыствуешься – по воду шли, а они всем войском наперехват! Вот уж господь ума не дал!...
– Это тебе господь ума не дал, а им в самый раз, – возразил Семён. – Они же нас на этом острову без воды замкнули. Куда теперь податься? На Волгу по воду не сплаваешь, там нас воевода Прозоровский с князем Львовым ждут – не дождутся. На Куру или в Гилянь – так оттуда кызыл-паша скоро сюда пожалует, ты же сам рассказывал, что персы галеры рубить взялись, – думаешь, для чего? По нашу душу. Вот и скажи, где воду брать?
– Хе! – отозвался Игнашка. – Посреди моря воды взыскался! Вон её сколько кругом.
– Солёная.
– Ну так и что? С утреца рассольчику хлебнуть – самое клёвое дело. Я пробовал – ежели холодненькая, так и ничего, в жилу...
– Опухнешь...
– Я небось не опухну. У меня хмельного столько выпито, скоко ты и не видал никогда. А закуски солёненькой куда как меньше досталось. Зато теперь подравняю... так что не дрейфь, паря, Заворуй дурному не научит. – Игнашка замолк и мечтательно добавил: – А всё-таки кенно было бы сейчас мискуса набуксаться.
– Верно, – в тон приятелю согласился Семён, – и лапухой захлебать.
Знатоки отверницы глянули друг на друга и заржали так, что в Баке слышно было.
* * *
А через неделю к острову подошёл галерный флот Астаринского хана Мамеда. До полусотни больших галер, на каждой из которых установлены медные пушечки и посажено вдоволь ратного люда, обложили остров, отрезав разницам всякий путь к отступлению. Кроме шах-севенов, на корабли было посажено кумыкское и черкесское ополчение, общим счётом без малого четыре тысячи человек. Мамед-хан заранее праздновал победу: трубы и зуренки на его лодках играли воинственно, флажки трепетали от набирающей силы моряны, и вообще красота в персидском войске была неописуемая.
Семён не пошёл на корабли, вышедшие навстречу Мамед-хану. С самого первого путешествия недолюбливал он море и боялся хлипкой пучины под ногами. Семён остался на острове при больших пушках, вывезенных из Ряша и стараниями бывших стрельцов приведённых в боевую готовность. Две пушки установили на отсыпном валу казацкого городка, а две других – на восточной оконечности острова, где ожидалась высадка неприятельских галер. Вначале Разин не хотел отряжать туда орудия, но Семён сумел уговорить атамана, за что и был поставлен над пушкарями главным. Отдавая приказ, Разин ничего не добавил, но и без того было ясно, что если окажутся пушки зря выставлены из городка, то головой за это дело придётся отвечать Семёну. В подручных при Семёне оказались попище Иванище и кузнец Олфирий – люди, могучие великанской силой, но не особо опытные в рукопашном бою и потому не взятые на струги.
Пушки исправны и готовы к сражению, пороховой снаряд прибран в хорошо укрытую заимку, чтобы случайная искра не спалила разом всё зелье, каменные и чугунные ядра калились в костре, для которого заранее был навезён хворост. Всё готово для пальбы, вот только куда палить, ежели впереди разворачиваются, готовясь сцепиться с персами, казацкие челны?
Онфирий и Иванище стояли в растерянности, ожидая команд.
– Клинья подбей! – крикнул Семён, бросаясь к крайней пушке. Онфирий понял командира с полуслова и, взмахнув огромной кияной, принялся загонять между орудийным станком и стволом дубовый клин. Пушечное жерло поползло к небу.
– Охти, батюшки! – крестился Иванище, видя, что приятели собираются палить в сторону своих кораблей.
– Вторую подымай! – рявкнул на попа Семён, и, примерившись на глаз, велел уже Онфирию: – Ещё чуток! Так! Теперь ладно!
Месяц назад пушки были привезены на остров безо всякого приклада, но теперь, стараниями Онфирия, потребный инструмент имелся в изобилии. Малые и большие клещи, пробойники, длинные фитильные щипцы, без которых пушкарю разом отшибет руку, банники с намотанной ветошью, и даже три ложицы, тёсанные из вязкой, худо сгораемой акации.
Дождавшись нужной минуты, Семён вдавил дымящий фитиль в запальное отверстие. Онфирий замер, вытянув шею и пытаясь разом увидеть и как бабахнет пушка, и куда полетит ядро. Иванище присел, заложив уши руками.
Пушка подпрыгнула на станке, выплюнув из дула и запальника белое пламя. Руку с фитилём откинуло так, что едва не вынесло из плеча, а калёное ядро, описав невидимую дугу и свистнув высоко над чердаками казацких стругов, вломилось в борт одной из галер, разметав в щепы десяток вёсел.
– Ага!... – неслышно взревел Иванище. – Воззвахом, прахом и чертополохом бусурманское семя!
– Скати! – рявкнул Семён, бросаясь ко второму орудию. Иванище подхватил кожаное ведро, плеснул на зашипевший ствол солёной морской водой, затем, вспомнив Семёновы поучения, принялся проворно шуровать банником, вычищая из дула пороховую гарь. Семён и Онфирий тем временем наводили вторую пушку, уже полностью снаряжённую для выстрела.
Второй выстрел оказался не столь удачен – ядро впустую расплескало воду.
Семён бегом вернулся к первой пушке, которую Иванище как раз кончил обихаживать, заложил картуз с добротно перетёртым зельем, снарядил запальник; Онфирий тем временем вбил пыж из хлопчатой рединки, вкатил сверху ядро и, ухватив кияну, приготовился наводить пушку. Лишь тогда у Семёна выпала необходимая минута глянуть в морской простор.
Казацкие челны быстро шли на сближение с галерами Мамед-хана. Рядом с хищно вытянутыми галерами плоскодонные струги и эмбенки казались муравьями, вдумавшими напасть на ползущую змею. Но подобно змее, вползшей в муравейник, персидский флот уже был обречён.
И галеры и челны ходят на вёслах, но ради сбережения сил имеются у них и паруса. А значит – перенимешь у противника ветер, окажешься в лучшем положении. Твёрдо помня это нехитрое правило, Мамедхан пошёл на остров с мористой стороны и попал в ловушку, расставленную самой природой. Галеры наткнулись на каменные мели в том самом месте, где только что неопасно плавали струги. Казалось бы, велика ли разница в осадке – пол-аршина, не более, и всё же челны прошли, а грузные галеры напоролись на подводные валуны и замерли, позволив Семёну расстреливать себя не торопясь и на выбор.
Семён со товарищи успели дать ещё два залпа, когда корабли наконец сцепились. Тут-то и выяснилось, сколь превосходнее разбойничий флот над двухъярусной галерой. Гребцы-невольники побросали вёсла и полезли под лавки, спасаясь от пуль и нечаянных стрел. Теперь не только те корабли, что сели на мель, но и вся флотилия Мамед-хаиа мгновенно обездвижела, став лёгкой добычей привыкших к морю казаков.
Ознакомительная версия.
