— Не стоит, — Нина мгновенно перестала улыбаться, явно видя то же, что и я.
— Нельзя, — тут же сурово выпалил Лёня, видимо, угадав мои намерения.
Следом, аж сияя от самодовольства, к нам подошел белобрысый.
— В воскресенье, — соскочив с меня, его глаза уперлись в лоб Нине, будто прицеливаясь для удара, — обед с моими родителями. Твой отец и мачеха приглашены. Отказаться ты не можешь.
Она даже не изменилась в лице — лишь синева глаз слегка потемнела, словно вбирая в себя все недовольство.
— Какое романтичное приглашение! — съязвила Лара.
Проигнорировав, белобрысый повернулся ко мне. Казалось, фиолетовые волны его сейчас придушат сами — без моих усилий.
— Ну а тебе, — гипс бодро качнулся в мою сторону, — я бы крайне рекомендовал пройтись до расписания и ознакомиться со списком наказанных на сегодня!
Пару мгновений он стоял у нашего стола с таким триумфальным видом, будто ждал громких аплодисментов, а затем развернулся и утопал прочь. Определенно, я однажды что-нибудь с ним сделаю — только по-тихому и без свидетелей.
— Наказали, значит… — мигом разворчался Лёня. — А я предупреждал!
— Хоть за что? — полюбопытствовала на той стороне стола Лара.
— Как будто его не за что… — Лёня потянулся к своей тарелке.
Сразу после завтрака в компании Розы и Генки я направился в холл главного корпуса к расписанию, около которого на еще одной доске, где раньше висели результаты наших экзаменов, теперь появился не очень длинный список. Он так и назывался “Список наказанных”. Сверху была сегодняшняя дата, а внутри перечень фамилий, среди которых обнаружилась и моя. А снизу сообщалась, что для отбытия наказания нужно после ужина прийти в кабинет магзаконности.
— А почему там? — спросил я, вспоминая жуткие картинки пыток на стенах.
— Наверное, потому что это наказание, — предположила Роза.
И ведь не поспоришь. В самом низу списка шла размашистая приписка “Кто избежит одного наказания сегодня, тот получит два завтра”. Не удивлюсь, если этот слоган придумал Ковалевский лично. Отойдя от доски позора, мы направились на первый урок, которым сегодня по расписанию оказался немецкий.
Занятие, на котором присутствовала только наша группа, прошло с минимумом приключений. Пожилой мужчина в очках, встретивший нас за преподавательским столом, с ходу предложил всем пообщаться, чтобы оценить уровень каждого.
— Есть добровольцы? — спросил он.
Тут же вся компания Стаса Голицына, проявив небывалый энтузиазм, вскинула в воздух руки, а следом, как очередь из пулемета, в меня полетели вопросы — один заковыристее другого и все на немецком, будто им больше не с кем было поболтать. Я отвечал как умел — довольно бегло, чем привел почти всю группу в ступор. А что они думали, что нас в Сибири ничему не учат?
— Грамматика, конечно, хромает, — подытожил преподаватель. — Словарный запас тоже, а вот произношение очень хорошее…
Ну еще бы не хорошее — в детдоме у меня был воспитатель из поволжских немцев, который от нечего делать учил нас языку. Да и потом уже в Сталинске моя прошлая девушка была наполовину немкой и к тому же переводчицей. Собственно, так она и оказалась в Сталинске, сопровождая заграничных инженеров, которые приехали на наш завод. Кроме немецкого, она научила меня чуток английскому — так что я мог на нем здороваться, прощаться и посылать к черту — и чуток французскому — правда, так она называла поцелуи. А потом занятия закончились, и, сказав мне “ауфидерзейн”, она укатила обратно в свой Ленинград, а я остался.
— Могу вас подтянуть, — предложила после урока Роза и мне, и Генке, чей язык оказался не лучше моего.
— Будешь мстить за утреннюю пробежку? — усмехнулся он.
В ответ она тоже усмехнулась. Вместе со всей группой мы добрались до последнего этажа главного корпуса, где должно состояться следующее занятие. Кабинет магремесла оказался немного похож на небольшую кунсткамеру. На узких полках вдоль стен стояли банки с заспиртованными лягушками, ящерицами и даже одна с огромной, свернутой кольцами змеей, которая, разинув зубастую пасть, остекленевши смотрела прямо перед собой. К счастью, человеческих конечностей, как в кабинете магзаконности, тут не было. О людях напоминал лишь огромный анатомический атлас на стене.
В остальном местечко выглядело вполне обычно — с длинными партами в два ряда и большой доской. Самым выделяющимся здесь оказался вытянутый преподавательский стол, за которым сидели две статные красавицы, на вид только вчера окончившие академию. Их обеих я уже видел в парадном зале во время речи директора. Девушки, явно близнецы, отличались лишь цветом волос, изящно, как короны, уложенных вокруг их голов — у одной локоны были черные, как глухая ночь, а у другой белые, как чистый лист.
— Они тут! — оживился Генка, тоже их вспомнив.
— Сестры Рябушинские… — пробормотал севший за нами тремя паренек.
И сразу же замолчал, поймав колкий взгляд черноволосой красавицы. Блондинка же изучала всех с благосклонной улыбкой, словно поощряющей смотреть в ответ. Ее изящные длинные пальцы почти нежно поглаживали лежащий на столе тонкий, но вместительный кожаный пузырь, заткнутый пробкой.
— Бурдюк, — пояснила сидящая рядом Роза, — для хранения и перевозки жидкостей.
Следом черноволосая красавица с легким звоном поставила на стол бутылку вина, мигом приковавшую глаза всех студентов.
— Все, это точно мой любимый предмет! — шепотом изрек Генка с другой стороны от меня.
А вот мне в этой бутылке что-то не нравилось. Пожалуй, цвет — казалось, там была собрана по каплям человеческая кровь. Не давая это обдумать, по коридорам академии пронесся звонок.
Глава 30. Блид и хил
Некоторое время в кабинете магремесла стояла тишина. Словно забывшись, студенты с любопытством изучали сидящих за длинным столом красоток-преподавательниц, похожих друг на друга как зеркальные отражения. Кроме цвета причесок, отличались эти близняшки тем, что черноволосая смотрела на нас с иронией, будто покалывая взглядом, и ухмылялась; блондинка же, казалось, светилась добродушием и мило улыбалась.
— Что ж, давайте познакомимся, — первой заговорила она. — Меня зовут Вероника Михайловна Рябушинская, а рядом со мной, — она показала на сестру. — Маргарита Михайловна…
Маргарита, Рита… Когда-то мне нравилось это имя, но сейчас былых эмоций оно уже не вызывало — лишь чуток резало ухо.
— Магремесло порой называют целительством, — продолжила блондинка, — однако такое толкование слишком узко.
— Магремесло — это искусство, — подхватила Маргарита, чей голос звучал чуть живее и чуть ехиднее, чем у сестры. — Искусство отдавать свою энергию другим живым существам…
Отчества обеих я мысленно отбросил. Они выглядели слишком молодыми, почти ровесницами, чтобы думать о них по отчеству.
— Однако отдавать ее можно по-разному, — многозначительно добавила она. — Можно во благо, а можно во вред…
— У магремесла есть две грани, — обведя ряды парт глазами, пояснила светловолосая Вероника, — одна вас вылечит, а другая убьет. Они так и называются светлая магия и темная. Как день и ночь, как свет и тень…
— Как блондинка и брюнетка, — прошептал рядом Генка, увлеченно разглядывая красавиц.
Ну да, суть он подметил верно.
— Речь про блид и хил, — вновь взяла слово черноволосая Маргарита, — если вам нужны научные термины. И пусть вас не смущают англицизмы. Это теория. Кто ж виноват, — яркие красные губы разрезала усмешка, — что англичане заложили основы этой науки…
— Чтобы вы лучше поняли, — невозмутимо продолжила ее сестра, — поясним на примере.
Они были как две граммофонные пластинки, поставленные параллельно. Стоило отыграть одной, как сразу же включалась вторая, не перебивая, а подхватывая — лишь слегка меняя тональность с ехидной на добродушно спокойную.
Два легких хлопка раздались одновременно: с одним пробка шлепнулась в бутылку с вином, с другим — выскочила из лежащего на столе бурдюка. Действуя как слаженная команда, Маргарита подхватила кожаный пузырь, а ее светловолосая копия тут же наклонила к нему бутылочное горлышко — и вино алыми каплями полилось внутрь.
