— И где же нам взять этих союзников? — пробормотал Генка, только сейчас разжав стиснутый кулак.
А я уже понял, к чему клонит наш внезапный помощник.
— Как вариант, ордена, — отозвался он, поигрывая своей палкой. — Можете присоединиться к Королевству, а можете, например, к Ковену…
— Это приглашение? — спросил я.
— Еще нет, — хмыкнул он и свернул к двери.
Мы с Генкой остались в спортзале вдвоем, и, переглянувшись, оба уставились на два мятых желтых конверта на полу.
— Что с этим будем делать? — спросил друг.
— Есть у меня одна идея, — отозвался я. — Пойдем…
Наклонившись, я поднял с пола конверты — не оставлять же тут мусор. Следом мы вышли на улицу, выключив свет и плотно притворив дверь. Спартанцев поблизости не было, а вот Тим вальяжно, как хозяин всего парка, шагал по песчаной дорожке в сторону общежития — очень не спешно, словно ждал, что мы присоединимся. Так что мы быстро его нагнали.
— Не знаешь, — продолжил я начатый в зале разговор, — много кто в Спарте умеет ставить ментальные щиты?
— Мастер их, — отозвался он, даже не удивившись вопросу, — эти пятеро и, может, еще человека три-четыре. Ментальный щит требует выдержки и мозгов, а в Спарте обычно плохо либо с одним, либо с другим, а чаще со всем сразу…
Говоря, мы незаметно подошли к общаге, около крыльца которой, вышагивая как часовой, грозно размахивал гипсом белобрысый, а на ступеньках с сонным видом, сжимая в руке листок и карандаш, сидел еще один паренек, которого я уже видел в кабинете студсовета. Что-то для столь позднего часа сегодня было слишком людно. Тем временем белобрысый заметил нас и злорадно прищурился.
— Покидать общежитие, — сообщил он, когда мы приблизились, — по ночам запрещено.
— А сам чего покинул? — спросил я.
Загипсованная рука возмущенно махнула в воздухе.
— Дисциплинарный комитет имеет право патрулировать территорию в любое время. Чтобы выявить нарушителей! Вроде вас!
— У меня разрешение покидать академию, когда захочу, — лениво бросил Тим. — Показать?
— Проходи, — отмахнулся тот. — А вот вы двое задержитесь… — его глаза недобро прошлись по нам с Генкой.
Пожелав нам доброй ночи, Белозерский поднялся по ступеням и скрылся за дверью.
— На каком основании вы покинули общежитие ночью? — заговорил белобрысый таким тоном, словно проводил допрос.
— Не спалось, — ответил я.
— Запиши, — он резко повернулся к своему почти спящему помощнику, — по предупреждению на каждого. Скворцову и Матвееву!
Зевнув, паренек что-то накорябал карандашом в густо исписанном листке. Судя по числу заметок, нарушителей за день набралось изрядно — что называется, дисциплинарный комитет тут не спал и, похоже, не только в переносном смысле.
— И уж будь уверен, — гипс выразительно ткнул в мою сторону, — я передам это предупреждение кому следует!
Да я даже не сомневался. Фиолетовыми волнами его злорадства можно было обернуться как одеялом. Обогнув их, мы молча направились вверх по крыльцу.
Глава 29. Доска позора
Следующим утром погода была отличная — как раз для спортивных прогулок по территории. Вместе с Генкой мы вышли из общежития и после быстрой разминки побежали по песчаной тропинке вглубь парка. Стоило свернуть за угол, как мы сразу заметили Розу, в одиночестве прогуливающуюся среди зелени. Однако книги в ее руках не было, а светло-синяя спортивная форма на ней ясно намекала, что в парк наша подруга пришла не почитать.
— Какие люди! — хмыкнул Генка, остановившись около нее. — А чего соседку не привела?
— А может, тебе все женское общежитие привести, — проворчала вместо утреннего приветствия Роза, — на выбор?
— Неплохо бы, — со смешком заметил я.
Ее взгляд с легким недовольством прошелся между нами.
— Вы меня бегать позвали или болтать?
Проворчав еще что-то, но уже очень тихо и себе под нос, она понеслась вперед по тропинке. Переглянувшись, мы с Генкой с легкостью ее нагнали и, стараясь особо не перегонять, продолжили пробежку уже втроем — мимо изящных беседок, скамеек, фонарей, пышных кустов и раскидистых деревьев. Вскоре за зеленым своротком показались деревянные стены нашего будущего спортзала. Помахав уже приступившим к работе строителям, наша компания без остановок направилась дальше. Частенько на дорожках попадались бегающие, как и мы, студенты. Все спортивные площадки были заняты, на турниках не осталось мест от облепивших их рук. Похоже, насколько спорт важен для мага, тут понимали почти все — вон даже Роза решила приобщиться.
Обогнув очередные кусты, мы побежали мимо полянки, где на небольших ковриках причудливо и очень глубоко выгибались с десяток девушек, выставляя навстречу всем пробегающим обтянутые светло-синей тканью округлости. Это местечко мне уже казалось заколдованным — бежавший перед нами парень, засмотревшись, неуклюже врезался в дерево, Генка едва не запнулся о сук на тропинке. Девчонки даже не повернули головы, чтобы посмотреть на своих жертв, продолжая целеустремленно изгибаться — стоя лицами к центру полянки, а спинами ко всем желающим поглазеть.
— Одного не пойму, — пробормотал друг, бросая на них последний взгляд, прежде чем благополучно скрыться за поворотом, — нам говорили, что девушки прохода давать не будут. Что-то не вижу…
— Ну, — усмехнулась бегающая рядом Роза, — видимо, девушки здесь умнее, чем кажутся.
— По себе судишь? — полюбопытствовал я.
— Ты тоже, между прочим, девчонка, — вставил Генка.
— Ладно, скажу, как есть, — с внезапным ехидством отозвалась она и даже приложила руку к груди. — Просто девушки уже поняли, что у тебя, — ее черные глаза кольнули по мне, — дурной характер, а у тебя, — она повернулась к Генке, — дурная голова…
Такое заявление заслуживало ответа. Следующие полчаса в основном в тренировочных целях и немного из вредности мы гоняли ее по парку, невзирая на жалобы и возмущения, пока она не начала дышать как поезд, отходящий от полустанка, и спотыкаться на каждом камушке. После чего мы сбавили темп, а вскоре и вовсе перешли на прогулочный шаг, решив не отбивать у подруги желание заниматься с нами, которое, судя по ее запыхавшемуся лицу, и так заметно ослабло к концу пробежки.
— Вообще-то я рад, что ты с нами, — на всякий случай сказал я.
— И я, — тут же кивнул Генка.
— Я заметила… — ворчливо выдохнула Роза.
Уже неспешно мы направились обратно к общежитиям, наслаждаясь солнцем и теплом первых осенних дней. Песчаная тропинка, петлявшая среди зелени, внезапно вывела к фонтанчику с мраморной статуей читающей девушки, засмотревшись на которую, теперь уже и я невольно сошел с пути — прямо в мокрую траву.
— Мне одному кажется, — спросил я, стряхивая росу с ног, — или она похожа на Нину?
— Тебе она что, уже везде мерещится? — фыркнул Генка.
— Тактичность, — напомнил я.
— Тебе не кажется — ответила Роза, задумчиво рассматривая мраморную девушку. — Это ее покойная мать, а фонтан подарил академии ее отец. Но там какая-то запутанная история. Я не поняла, то ли она не была его женой, то ли была не его женой… К слову о тактичности, — с легким нажимом добавила она, — Лара сказала, у Нины не спрашивать. И вас двоих об этом предупредить. Особенно тебя, — она поймала мой взгляд.
Вскоре мы вернулись к академии. Друзья разошлись по общежитиям, а я, сообщив, что займусь медитацией, и не став уточнять, что, вероятно, не один, направился к пруду. Несмотря на яркое солнце, плотный слой тумана обволакивал стоящую за мостиком скамейку, скрывая ее от любопытных глаз. Улыбаясь, я шагнул прямо в это невесомое мягкое облако, и оно послушно пустило меня внутрь, открывая взгляду все, что раньше было скрыто.
На скамейке с закрытыми глазами сидела Нина и, развернув ладони, плавно выпускала с них новые клубы.
— Привет, — сказал я.
Она открыла глаза, улыбнулась в ответ и молча кивнула на другой конец скамейки, а затем снова сомкнула веки — будто погружаясь куда-то глубоко, то ли в туман, то ли в саму себя. Я подошел и сел — чуть поближе, чем показала она.
