Сквозь густой слой тумана я вышел к двери, опять ничего не видя за ним и почти ничего не слыша, кроме бряцания склянок. Покинул я лабораторию с твердым ощущением, что побывал в гостях у ведьмы. Очень оборотистой ведьмы, надо сказать.
— Так стряхни… — шагая по коридору уже уснувшего общежития, тихо заговорил я. — Рогозин после урока так и сказал… Что это значит?
На ходу я развернул ладонь, и знакомое синее свечение — уже почти родное — охотно заплясало на коже, окутывая пальцы и окрашивая воздух.
— Э, ты здесь-то не пробуй! — не видя синевы, но угадав по моей распахнутой ладони, что она есть, торопливо зашептал идущий рядом Генка. — Вдруг запищат… — он покосился на ближайшую воронку уловителя на стене.
Не став возражать, я легко тряхнул рукой, и сияние тут же исчезло. Стараясь никого не разбудить, мы прокрались к входной двери, настойчиво предупреждающей не выходить после одиннадцати, толкнули ее и по ступенькам крыльца вышли на улицу. Ночь уже разгулялась вовсю. Чернота, как одеялом, накрывала кусты и деревья.
— Стряхни в смысле выброси, — пояснил друг, ступая на желтую песчаную дорожку. — Бросься потоком энергии во что-нибудь… Это называется непрямой удар.
— Пробовал, — отозвался я, — не получается.
— Как бы тебе сказать… — на ходу задумался он. — В общем, тебе надо захотеть ее отдать, представить, как она вылетает и бьет… Короче, надо больше пробовать, — подытожил Генка. — Этому обычно не за один день учатся…
Под горящими фонарями, не позволявшими парку утонуть во тьме, мы наконец добрались до частично нашего спортзала, который с каждым днем все больше радовал своей готовностью. Пока мы учились, мужики работали. Пожалуй, как будет время, придем и поможем. В конце концов, это в наших интересах. Шагнув к двери, я дернул ручку, и запах свежего дерева мгновенно пахнул в лицо, заряжая бодростью, несмотря на поздний час.
— Как смотришь на идею, — заходя внутрь, спросил я, — сейчас чуть-чуть подраться?
— Это вы как раз по адресу! — вдруг раздался смешок из темного угла.
Дверь за нашими спинами с резким скрипом захлопнулась. Следом загорелся недавно проведенный свет, показывая, что в спортзале мы далеко не одни. Парень, которого я видел за столом Спарты, с ухмылкой загородил дверь — очевидно, все это время стоял аккурат за ней и ждал, пока мы придем. Следом нам навстречу двинулись еще четверо, словно окружая с разных сторон. Вертя головой, Генка сжал руку в кулак, и тот сразу же залился сочной синевой. Определенно, мне хотелось совсем не такой тренировки.
— Пять на двоих — странная математика, да? — спокойно заметил я.
— О, а тебя в твоей Сибири считать научили, — ухмыльнулся в ответ один из спартанцев, судя по всему, самый неугомонный, который вчера рухнул на арену без сознания.
Как и утром с конвертом, сейчас он, видимо, тоже передавал послание от своего мастера. А вот второго соперника по недавнему поединку здесь сейчас не было.
— Меня в моей Сибири много чему научили, — отозвался я. — В том числе соблюдать договоренности. Что вы здесь делаете?
— А вы? — едко уточнил спартанец.
— Занимаемся, — отрезал Генка.
Четверо наступающих подошли к нам совсем близко и остановились, пока ничего не делая, лишь ехидно рассматривая нас.
— Ну давайте, занимайтесь, — бросил спартанец.
Следом пятый, который перегородил двери, прытко шагнул к нам и толкнул Генку в спину. Тот резко развернулся, сжимая налитый кулак.
— Что такое? — ухмыльнулся с другой стороны спартанец, который явно был сейчас за главного. — Продолжайте, занимайтесь…
Мой взгляд уже несколько раз прошелся по каждому, пытаясь найти, за что уцепиться. Однако, несмотря на сочащиеся самодовольством рожи, эмоций вокруг не наблюдалось — словно каждого прятала невидимая стена. Ну надо же, их мастер отправил сюда авангард из тех, кто умеет ставить ментальные щиты. Это объясняло, почему сейчас не было нашего второго соперника по недавнему поединку.
— Что, — я обвел их глазами, — в Спарте всего пятеро умеют нормально ставить щиты?
— Ну предположим, — протянул самый болтливый из них, которому, определенно, быть без сознания шло больше, чем в сознании. — Но когда ты прихромаешь к нам, будет больше.
— А чего это прихромаю? — бросил я, следя, как наливаются синевой кулаки у его приятелей. — Вроде еще не хромаю.
— Ну после сегодняшнего будешь, — хмыкнул он, сжимая руку и сам.
Без лишних слов все пятеро шагнули к нам двоим, окружая еще более тесным кольцом. Отсутствие уловителей на стенах, которые было главным достоинством этого места, враз стало его недостатком. Стискивая кулаки, Генка враждебно вертел головой по сторонам.
— Бей огнем сразу, — еле слышно сказал я. — Напугай.
— А если зал спалим? — также тихо отозвался он. — Его еще не укрепили для стихийников…
Это несколько меняло ситуацию. Из плюсов: огня, от которого я пока не могу защититься, не будет ни с одной стороны. Следя за окружающими нас, я тоже сжал кулаки, и те мигом окрасились густой синевой. Из минусов: их пятеро, а нас двое, а с учетом того, сколько я еще не умею, — вообще один с четвертью.
Внезапно с протяжным скрипом отворилась дверь, словно вновь входящий старался сделать свое появление максимально эффектным.
— А что за веселье тут творится? — насмешливо поинтересовался знакомый голос.
Все мигом повернулись, уперевшись взглядами в нахальную золотистую челку и болотные глаза, казавшиеся в свете местных лампочек мутными бездонными воронками. Вертя лакированную палку, свою верную спутницу, мастер Ковена неторопливо переступил порог.
— Тебе-то какое дело, Белозерский? — мрачно бросил самый болтливый из спартанцев.
Не спеша с ответом, тот легко махнул своей палкой. Тут же раздался звонкий щелчок, и за мгновение она из маленькой стала вполне себе большой: из нее выскочила еще одна палка, подлиннее и потоньше, превращая конструкцию в подобие жесткой дубинки.
— Решения студсовета надо соблюдать, — Тим выразительно тряхнул ею в воздухе. — Причем соблюдать ответственно и чистосердечно. А я как представитель студсовета считаю своим долгом об этом напомнить. А если что-то нарушается, — добавил он, ловко перекидывая дубинку из ладони в ладонь, — то я могу и проследить, чтобы все вернулось в норму…
— Ты что нам угрожаешь? — прищурился спартанец, стискивая пылающий синевой кулак еще крепче.
— В принципе, да, — охотно отозвался Тим.
— Мы тебя не боимся! — подал голос еще один, стоявший к нему ближе всех.
Белозерский слегка махнул палкой в его сторону, и тот нервно попятился к стене, без слов опровергая сказанное.
— Наверное, — с иронией произнес Тим, — вы просто забыли, что удары моей дубинки — еще не самое страшное…
На некоторое время в спортзале повисла тишина — лишь его удлинившаяся палка с хлестким свистом рассекала воздух. Глаза всех членов Спарты будто приклеились к ней, сопровождая каждый взмах, а кулаки медленно разжались, потеряв всю синеву. Хмурясь, главный из засланного сюда отряда вытащил из кармана два смятых желтых конверта с красными “С” — те самые, которые мы утром бросили на их стол.
— Последнее предупреждение, — он швырнул конверты нам в ноги. — Только рискните завтра не прийти!
Затем он коротко кивнул, и следом за ним все члены Спарты покинули спортзал, опасливо косясь на покачивающуюся в воздухе дубинку. Дверь сердито захлопнулась, и в зале остались только мы с Генкой и пришедший нам на помощь мастер Ковена.
— Спасибо, — я повернулся к нему, — я твой должник.
— Запомни эту мысль, — посоветовал он.
Ловко перехватив концы дубинки обеими ладонями, Тим нажал на один из них, и со щелчком удлинившаяся часть поехала обратно внутрь, возвращая палку до привычных размеров. Следя за ней, я подумал, что и нам надо бы озаботиться вопросами безопасности.
— А что это у тебя?
— А это мое жало, — усмехнулся Белозерский. — Американская полицейская раздвижная дубинка. Прекрасный способ для борьбы с бунтами, забастовками и прочими великими депрессиями… Но вам бы я порекомендовал начать не с оружия, а с поиска союзников, — он словно угадал мои мысли. — Спарта цепляется только к слабым, сильных они не трогают.
