Мужчина говорил быстро и немного нервно. Он чуть задыхался, и в телефоне слышались другие далекие голоса, что указывало на звонок из другого города.
– Мне очень жаль, но в настоящий момент ее нет дома. Может быть, что-нибудь передать, или вы позвоните еще раз?
– С кем я говорю? – требовательно спросил он.
После некоторого колебания я ответил:
– Это Корвин.
– О Боже, – сказал он.
Засим последовало довольно продолжительное молчание.
Я было решил, что он повесил трубку, но на всякий случай снова сказал:
– Алло?
И одновременно со мной он тоже заговорил:
– Она еще жива?
– Конечно, она еще жива! Какого черта! И вообще, с кем я говорю?
– Неужели ты не узнал моего голоса, Корвин? Это Рэндом. Слушай. Я в Калифорнии, и я попал в беду. Я собирался попросить у Флоры приюта. Ты с ней?
– Временно, – сказал я.
– Понятно. Послушай, Корвин, ты окажешь мне покровительство?
Он помолчал, потом добавил:
– Очень тебя прошу.
– Настолько, насколько смогу, – ответил я. – Но я не могу отвечать за Флору, пока не посоветуюсь с ней.
– Но ты защитишь меня от нее?
– Да.
– Тогда мне это вполне подходит. Сейчас я попытаюсь пробраться в Нью-Йорк. Придется идти в обход, так что не могу сказать, сколько неверных отражений и времени это у меня займет. Надеюсь, что скоро увидимся, Пожелай мне удачи.
– Удачи, – сказал я.
Раздался щелчок повешенной трубки, и я снова услышал отдаленные голоса и тихие гудки.
Значит, хитрый маленький Рэндом попал в беду! У меня было такое чувство, что меня это не должно особо беспокоить. Но сейчас он был одним из ключей к моему прошлому, и вполне вероятно, также и к будущему. Значит, я попытаюсь помочь ему, конечно, чем смогу, пока не узнаю от него все, что мне нужно. Я знал, что между нами не было никакой особой братской любви. Но я также знал, что Рэндом отнюдь не был дураком: он был решителен, с острым умом, до странности сентиментален над самыми глупейшими вещами. С другой стороны, слово его не стоило выеденного яйца, и, клянясь в вечной верности до гроба, ему ничего не стоило продать мой труп в любую анатомичку, лишь бы хорошо заплатили. Я хорошо помнил этого маленького шпиона, к которому испытывал некоторую слабость, вероятно, из-за тех немногих приятных минут, которые мы провели вместе. Но доверять ему? Никогда! Я решил, что ничего не скажу Флоре до самой последней минуты. Пусть это будет моей козырной картой, если уж не тузом, то по меньшей мере валетом.
Я добавил горячего кофе к остаткам в моей чашке и стал медленно прихлебывать.
От кого он скрывался?
Явно не от Эрика, иначе он никогда бы не позвонил сюда. Затем я стал размышлять о его вопросе относительно того, жива Флора или нет, когда он услышал, что я здесь. Неужели она была такой сильной сторонницей моего брата, которого я ненавидел, что все мои родственники считали, что я прикончу ее, если только представится такая возможность? Это казалось мне странным, но все-таки он задал этот вопрос.
И в чем они были союзниками? Почему всюду царит такая напряженная атмосфера? И от кого скрывается Рэндом?
Эмбер.
Вот ответ.
Эмбер. Каким-то образом я точно знал, что ключ ко всему лежит в Эмбере. Разгадка была в Эмбере, в каком-то событии, которое произошло там совсем недавно, насколько мне казалось. Мне придется быть начеку. Придется делать вид, что я все знаю, во всем разбираюсь, а тем временем выуживать капли сведений и попытаться собрать их в одно целое. Я был уверен, что мне удастся это сделать. Слишком уж все не доверяли друг другу, так что мои умолчания никого не удивят. Придется сыграть на этом. Я узнаю все, что мне нужно, получу то, что хочу, и не забуду тех, кто поможет мне, а остальных
– растопчу. Потому что, и я это знал, таков был закон, по которому жила наша семья, а я был истинным сыном своего отца…
Внезапно у меня опять заболела голова и запульсировало в висках.
Мысль о моем отце, догадка, ощущение – вот что вызвало эту боль. Но я ничего не мог вспомнить.
Через некоторое время боль поутихла и я заснул прямо на стуле.
А потом открылась дверь и вошла Флора. Был поздний вечер. На ней была зеленая шелковая блузка и длинная шерстяная юбка, волосы уложены пучком на затылке. Выглядела она бледно. На шее все еще висел собачий свисток.
– Добрый вечер, – сказал я, вставая с места.
Но она не ответила. Подойдя к бару, она налила себе солидную порцию Джека Дэниелса и опрокинула рюмку как заправский мужчина. Вновь наполнив ее, она подошла к столу и села.
Я закурил сигарету и протянул ей.
Она кивнула, потом сообщила:
– Дорогу в Эмбер почти невозможно пройти.
– Почему?
Она посмотрела на тебя достаточно изумленно.
– Ты когда в последний раз ею пользовался?
Я пожал плечами.
– Не помню.
– Ну что ж, будь по-твоему, – сказала она. – Просто мне интересно, какую лепту ты во все это внес.
Я промолчал, потому что понятия не имел, о чем она говорит. Но затем я вспомнил, что кроме Дороги, попасть в Эмбер можно было куда более легким путем. Было совершенно очевидно, что она не могла им воспользоваться.
– У тебя не хватает нескольких Карт, – внезапно сказал я почти что своим настоящим голосом.
Она подскочила на стуле и пролила на юбку виски.
– Отдай! – вскричала она, хватаясь за свисток.
Я быстро встал и схватил ее за плечи.
– Я их не взял, – сказал я. – Просто осмотрелся, что здесь к чему.
Она явно успокоилась, потом начала тихо плакать, и я мягко подтолкнул ее обратно к стулу.
– Я думала, ты забрал те, что я оставила, – сказала она, – да и как я могла понять твои слова?
Я не стал извиняться. Мне почему-то казалось, что для меня это совсем необязательно.
– И далеко ты ушла?
– Совсем недалеко.
Тут она посмотрела на меня, рассмеялась, и в глазах ее зажглись огоньки.
– Так значит, это твоих рук дело? Ты закрыл мне дорогу в Эмбер еще до того, как явился сюда? Ты ведь знал, что я пойду к Эрику. Теперь мне надо ждать, пока он придет сюда. Ты ведь хотел заманить его сюда, верно? Но ведь он кого-нибудь пришлет. Он не явится сюда сам.
Странная нотка восхищения проскальзывала в голосе этой женщины, которая спокойно призналась, что собиралась предать меня врагу, и более того, обязательно предаст, если только ей представится эта возможность, когда она говорила о том, что она считала, я предпринял, чтобы помешать ее планам. Как могла она так спокойно признаваться в предательстве в присутствии предполагаемой жертвы?
Ответ сам собой возник в мозгу: таковы были все в нашей семье. Нам ни к чему было хитрить друг с другом. Хотя мне почему-то казалось, что у нее все же отсутствует настоящий профессионализм.
– Неужели ты думаешь, что я настолько глуп, Флора? Неужели ты думаешь, что я явился сюда и буду теперь просто сидеть и ждать, пока ты не преподнесешь меня Эрику на блюдечке с голубой каемочкой? Что бы тебе ни помешало, так тебе и надо.
– Ну хорошо, я была дурой. Но и ты не особенно умен! Ведь и ты находишься в ссылке!
Ее слова почему-то причинили мне боль, но я знал, что она ошибается.
– Еще чего! – сказал я.
Она опять рассмеялась.
– Так и знала, что ты разозлишься и признаешься, – сказала она. – Что ж, значит, ты ходишь в Отражения с какой-то целью. Ты сумасшедший.
Я пожал плечами.
– Чего ты хочешь на самом деле? Почему ты пришел ко мне?
– Мне было просто любопытно, что ты собираешься делать. Вот и все. Ты не можешь удержать меня здесь, если я этого не захочу. Даже Эрику это никогда не удавалось. А может быть, мне просто хотелось повидать тебя. Может быть, к старости я становлюсь сентиментальным. Как бы то ни было, я еще немного у тебя поживу, а потом, наверное, уйду насовсем. Если бы ты не поторопилась выдать меня, то, в конечном счете, может, ты выгадала бы больше. Помнишь, только вчера ты просила, чтобы я не забыл тебя, если произойдет одно обстоятельство…
Прошло несколько секунд, прежде чем она поняла, о чем я говорю, хотя сам я этого не понимал.
Затем она сказала:
– Значит, ты собираешься сделать эту попытку! Ты действительно попытаешься!
– А в этом можешь даже не сомневаться, собираюсь! – сказал я, зная, что о чем бы мы не говорили, я действительно попытаюсь сделать это, – можешь сообщить об этом Эрику, если хочешь. Но только помни, что я могу победить. И помни, если это произойдет, лучше быть моим другом, а не врагом.
Я чертовски желал хотя бы приблизительно знать, о чем это я говорю, но теперь я уже набрался достаточно всяких слов и понимал, что стоит за ними, для того чтобы вести более или менее важные разговоры, не понимая их значения. Но я чувствовал, что говорю правильные вещи, что иначе я и не мог говорить…
