— Яроб унял ветер, госпожа! — засмеялся довольный Ус Марак. — Теперь у нас всё получится!
Ника удивлённо вскинула брови, но потом вспомнила, что так зовут радланского бога.
Из каюты вышел ужасно довольный Картен. Его осунувшееся лицо сияло.
— Пуст, Милим, раздайте мясо и воду! — громко приказал он невольникам. — Да добавьте вина! Нам всем сегодня понадобятся силы.
Потом окинул взглядом притихшую команду.
— Чего встали? Готовьте вёсла! Да побыстрее, нутпеновы задницы!
Торопливо рассевшись на отполированные до блеска скамьи, матросы стали устанавливать вёсла в уключины.
— Эй, где еда, бездельники?! — заорал хозяин в приоткрытую дверь каютки. — Плетей захотели?!
— Сейчас, хозяин! — отозвался испуганный голос раба. — Только мясо нарежем…
— Здесь настрогаете! — нетерпеливо рявкнул купец. — Каждый миг дорог, а вы колупаетесь!
Получив свою порцию одной из первых, Ника отошла в сторонку, чтобы не мешать, и стала наблюдать, как моряки торопливо проглатывают вяленую оленину, пряча за пазухой полуобглоданные кости. Не отставая от команды, капитан жадно пил воду с вином и уксусом.
«Коктейль морской особый», — усмехнулась про себя пассажирка, попробовав намешанное пойло.
Дожёвывая на ходу, Милим занял своё место у кормы, держа в руках металлическую пластину и всем своим видом показывая готовность к работе.
— Вёсла на воду! И раз! И раз!
Дребезжащий, металлический звук подхватил ритм команд. Зажурчала вода, разбегаясь в стороны от носа судна. Опытный мореход дал возможность гребцам, как следует разогреть мышцы, и только после этого приказал увеличить ход.
Девушке казалось, что корабль плывёт очень быстро. Она вроде даже почувствовала ветерок на лице. Руки матросов бугрились узлами мышц, лица лоснились от пота. Шестнадцать тяжёлых вёсел ритмично поднимались и опускались, чтобы вновь вспороть водную гладь. Пройдясь несколько раз туда-сюда по корме, капитан сам встал к рулю. Он то хмурился, то довольно улыбался.
«Если бы ещё подул попутный ветер», — со вздохом подумала Ника, глядя на лежащую в проходе между лавок мачту. Парус рачительный хозяин убрал в трюм своей каюты.
Дыхание гребцов становилось всё тяжелее. Кое-кто начал тихонько ругаться сквозь стиснутые зубы. Ус Марак и Жаку Фрес подсели на скамью, и перехватив весло, дали возможность двум матросам перевести дух. Тут же подскочил Пуст с кружкой коктейля и куском мяса. Перекусив и блаженно повалявшись с четверть часа, они вернулись на своё место, а сменщики ушли на соседнюю лавку.
«Умно», — хмыкнула про себя пассажирка, глядя, как очередная пара торопливо жуёт вяленую оленину. Но поскольку больше ничего интересного не происходило, она стала прикидывать, когда ей могут понадобиться заячьи шкурки, выполнявшие в этом мире функцию средств женской гигиены. Выходило, что через три-четыре дня. Стало грустно. «Хорошо мужикам, — хмурясь, думала девушка. — Никаких таких проблем. Когда захотел, тогда и пошёл. А тут прячься, как заяц-беляк осенью».
Аратачи, тот народ, где она жила раньше, так вообще считали женщин в «эти» дни существами «нечистыми», с которыми даже разговаривать нельзя. Перед тем, как отправиться в дальнюю дорогу, Ника о многом расспрашивала наставника, не обойдя стороной и данный деликатный вопрос. Бывший Лаций Юлис Агилис успокоил ученицу, объяснив, что столь глупых обычаев на его родине нет. Более того, радлане и многие окрестные народы верили, что в этот период женщины находятся под особым покровительством богини деторождения Элифии, и обижать их не рекомендуется. Даже рабыни получали послабления от своих хозяев.
Несмотря на такую рекламу, Ника решила не афишировать столь интимные подробности. Шкурок хватит. Только бы шторм не начался. А то ещё придётся перебираться в трюм или в каюту. От одной мысли об этом её передёрнуло. Нет, уж лучше в трюм.
К вечеру гребцы окончательно выбились из сил. Вёсла то и дело стукались между собой, сбиваясь с ритма. Матросы зло переругивались, и капитан с видимым сожалением приказал закончить. Измождённые люди вповалку повалились возле своих лавок, жадно хватая ртом воздух. Тут же подскочили рабы Картена с порцией воды и сухарей. Но даже это не вызвало оживления у измученных моряков. Казалось, у них нет сил жевать.
Стало заметно прохладнее, так что девушке пришлось набросить на плечи меховую куртку. Но матросы не спешили спуститься в тёплый трюм, а словно ждали чего-то, поглядывая на корму, где капитан занимался какими-то загадочными манипуляциями.
Несмотря на ранние сумерки Пуст принёс на корму маленький светильник, поставив его у самого борта, чтобы случайный ветерок не задул робкое пламя. Поглядывая на небо, Картен вертел в руках ровную палку с короткой поперечиной.
Когда проступили звёзды, капитан, заметно волнуясь, приставил рейку к правому глазу и стал водить по ней свободно закреплённой планкой.
— Чего это он делает? — спросила заинтересованная Ника у замершего с недоеденным сухарём в руке Ус Марака.
— Тихо! — шикнул на неё сарвал, но тут же добавил извиняющимся тоном. — Хозяин хочет узнать, как далеко мы отошли к югу, госпожа.
— Как? — продолжала расспрашивать настырная пассажирка.
— По высоте Северного кола, её ещё называют Небесным гвоздём, — стал важно объяснять мореход. — Это звезда, вокруг…
Договорить он не успел.
Картен сделал на палке пометку угольком и наклонился к светильнику. По тому, как тут же поникли его плечи, Ника со щемящей болью поняла, что попытка вырваться из колец Змеи провалилась.
Очевидно, об этом догадалась и команда. Тем не менее, Купин с отчаянной надеждой крикнул:
— Ну, что там, хозяин?!
— Говорите, господин! — не выдержал ещё кто-то.
— Нас несёт на север, — слова капитана глухо ударили в напряжённую тишину. — Но мы попробуем ещё раз! И у нас обязательно получится!
— Жертву бы принести, хозяин, — неожиданно предложил Жаку Фрес. — Нутпену.
— Лучше Яробу! — возразил Вулин. — Пусть пошлёт северный ветер… Или хотя бы западный. Без паруса нам не соскочить со Змеи.
— Надо было ещё утром сделать, — недовольно проворчал Нут Чекез. — А мы сразу за вёсла уцепились. Забыли про богов. Вот ничего и не вышло.
— Жертвоприношение совершим завтра на восходе, — тут же пообещал Картен, спускаясь с кормы. — Сделаем всё как надо.
Моряки, поёживаясь от холода, потянулись к люку, а Ника поспешила укрыться в своём закутке, не желая лишний раз мозолить глаза усталым, разочарованным людям.
Всю ночь из трюма доносился невнятный шум голосов. Очевидно, команда обсуждала постигшую их неудачу. Она попробовала прислушаться, но не сумев разобрать ни слова, уснула под тихий гул.
Видимо, капитан решил придать церемонии как можно более торжественный характер. Матросы получили приказ умыться и собраться на палубе гребцов. На корме положили каменные плиты, служившие подставкой для печки, на которой когда-то готовили еду. Развели крошечный костерок. Одетый в чистый хитон, украшенный серебряной пряжкой на плече, капитан аккуратно положил в огонь пару кусочков мяса и запел, воздев к небу украшенные браслетами руки.
Движущий толщи воздушные мира своим дуновеньем,
О леденящий Яроб, появись к нам из царства Такеры,
Неба пустого разбей неподвижность сплошную!
Парус могучий наполни своею священною силой!
Пусть же корабль остроносый несётся на встречу Нолипу,
Точно туда, где его огнегривые кони
Тяжким галопом взбегают на синее небо!
Запахло жареной кабанятиной. Желудок девушки отозвался на аромат обиженным урчанием. «Ценный продукт на дым изводят», — зло подумала голодная Ника. Стоявший рядом Купин жадно сглотнул слюну. Кое-кто из матросов пытался подпевать, но большинство помалкивало, доверив обращение к богам начальству.
Когда костёрчик прогорел, Картен тщательно смёл пепел на дощечку и подбросил в воздух над волнами.
— Нутпена не забудь, хозяин, — напомнил Жаку Фрес.
Грозно сверкнув глазами на вмиг стушевавшегося матроса, капитан взял у раба стаканчик, и промочив горло, простёр руки вперёд по ходу корабля. Новый гимн разнёсся над лениво колыхавшимся морем.
О водовласый держатель земли Нутпенум, внемли мне
Конник, держащий в руках трезубец, из бронзы кровавой отлитый,
Ты, обитатель глубин сокровенных широкого моря,
Моревладыка, что тяжкими мощно грохочет валами!
О колебатель земли, что, вздымая могучие волны,
Гонишь четвёрку коней в колеснице, о ты, дивноокий,
С плеском взрываешь солёную гладь в бесчисленных брызгах,
Мира треть получил ты в удел — глубокое море,
Тешишься, бог и владыка, средь волн со зверями морскими,
Корни земные хранишь, блюдёшь кораблей продвиженье.
Нам же подай честное богатство и мир, и здоровье!
Дом наш увидеть позволь и гавань родную.
На этот раз подтягивали гораздо дружнее. «Не очень-то и складно, — хмыкнула про себя Ника и озабоченно нахмурилась. — А ему тоже мясо швырять будут? На их богов никаких запасов не хватит».
