– Извини, если задену за больное, однако скажу, что таким ты и был, причем собираясь в место, столь сильно отличающееся от Двора Хаоса, каким является Тень.
– Да я сам могу о себе позаботиться!
– Ты не слишком преуспел в этом. Хотя делаешь ряд необоснованных предположений. Что заставляет тебя думать, будто приведенные тобой резоны единственно возможны в моем стремлении действовать подобным образом?
– Прекрасно. Скажи, ты знала, что Люк будет пытаться убить меня каждое тридцатое апреля? И если да, то почему просто не сообщила мне?
– Я понятия не имела, что Люк будет пытаться убить тебя каждое тридцатое апреля.
Я отвернулся. Сжал кулаки и разжал их.
– Так какого черта?..
– Мерлин, почему так трудно принять, что другие люди могут знать что-то, чего не знаешь ты?
– Начни с их нежелания сообщить мне это «что-то».
Мать помолчала какое-то время. Затем ответила:
– Боюсь, здесь есть доля истины. Но были серьезные причины не посвящать тебя в определенные дела.
– Хорошо, начни с этого. Расскажи, почему не доверяла мне.
– Дело не в доверии.
– Так можешь ты теперь объяснить мне, в чем дело?
И опять последовала долгая пауза.
– Нет, – наконец сказала она. – Еще нет.
Я повернулся к ней, сохраняя спокойствие, и, не повышая голос, произнес:
– Выходит, ничего не изменилось. И никогда не изменится. Ты по-прежнему мне не доверяешь.
– Неправда, – ответила мать, бросая взгляд на Сухая. – Это означает лишь то, что сейчас неподходящее время и неподходящее место, чтобы влезать в эти дела.
– Позволь принести тебе выпить или чего-нибудь перекусить, Дара, – немедленно предложил Сухай.
– Благодарю тебя, нет, – отказалась она. – Мне пора идти.
– Мама, расскажи хотя бы что-нибудь о ти'иге.
– Что ты желаешь знать?
– Ты выколдовала ее откуда-то из-за Края?
– Верно.
– Подобные существа сами бестелесны, но способны для своих собственных целей занимать тела живущих?
– Да.
– Если ти'ига занимает тело существа близкого к смерти, то тем самым оживляет его дух и контролирует разум?
– Интересно. Вопрос риторический?
– Нет. Такое действительно произошло с тем, кого ты послала по мою душу. Теперь ти'ига не в состоянии покинуть то тело. Почему?
– Я не уверена.
– Она в западне, – предположил Сухай. – Перемещаться вне плоти она может, лишь взаимодействуя с разумом-резидентом.
– Тело, контролируемое ти'игой, оправилось от болезни, которая убила сознание, – сказал я – Ты полагаешь, что она зависла там теперь на всю жизнь?
– Да. Насколько я понимаю.
– Тогда скажи мне вот что: освободится она, когда то тело умрет, или погибнет вместе с ним?
– Возможны варианты. Но чем дольше она будет оставаться в теле, тем выше ее шансы погибнуть вместе с оболочкой.
Я оглянулся на мать:
– Вот тебе и конец всей истории.
Она пожала плечами:
– С этим демоном я закончила. Если потребуется, всегда можно вызвать на замену другого.
– Не делай этого, – попросил я.
– И не собираюсь. Сейчас нет необходимости.
– Но если ты сама решишь, что необходимость есть?..
– Мать склонна ценить безопасность своего сына, нравится это сыну или нет.
Я поднял левую руку, гневно вытянув указательный палец, и в этот момент заметил на запястье блестящий браслет – он выглядел почти голографическим изображением витого шнура. Я опустил руку, сдержал свой первый порыв и произнес:
– Теперь ты знаешь, что я чувствую.
– Давно знаю, – ответила мать. – Давай пообедаем в пределах Всевидящих через пол-оборота, в пурпурное небо, договорились?
– Договорились, – кивнул я.
– До скорого. Счастливого оборота, Сухай.
– Счастливого оборота, Дара.
Она сделала три шага и скрылась в полном соответствии с этикетом, тем же путем, что пришла.
Я повернул и шагнул к краю пруда, уставился в глубину вод, ощущая, как медленно расслабляются плечевые мышцы. Теперь там были Ясра и Джулия, снова в Цитадели Четырех Миров, трудясь в лаборатории над чем-то непонятным. А затем над ними взметнулись полосы, какая-то безжалостная истинность, возвышающаяся над порядком и красотой, начала превращать женщин в существа завораживающих и путающих очертаний.
Я ощутил руку на своем плече.
– Семья, – сказал Сухай. – Козни и головная боль. Ты сейчас переживаешь тиранию любви, не так ли?
Я кивнул:
– Марк Твен что-то говорил о возможности выбирать себе друзей, но не родственников.
– Я не знаю, что они затевают, могу лишь предполагать, – произнес Сухай. – Сейчас ничего не остается делать, как отдыхать и ждать. Я был бы рад услышать твою историю во всех подробностях.
– Спасибо, дядя.
Что ж, почему бы и нет? И я поведал ему все до конца. По ходу рассказа мы прерывались, дабы снова подкрепиться на кухне, затем проследовали на балкон, парящий над океаном известкового цвета, что бился о розовые скалы под тускло-синим беззвездным небом. Здесь я закончил свой рассказ.
– Это более чем интересно, – в конце концов произнес Сухай.
– Ты увидел что-то большее, то, чего не заметил я?
– Здесь столько поводов для размышлений, что я опасаюсь судить поспешно, – отвечал дядя. – Пока оставим.
– Прекрасно.
Я облокотился о перила, глядя в пучину.
– Тебе необходим отдых, – заметил Сухай, помолчав.
– Догадываюсь.
– Пойдем, я покажу твою комнату.
Он протянул руку, и я взял ее. Мы вместе погрузились в пол.
Я спал в окружении гобеленов и портьер, в палате без дверей, в пределах Сухая. Возможно, комната располагалась в башне, так как я слышал за стенами завывания ветров. Я спал и видел сны…
Я снова оказался во Дворце Амбера и шел извивающейся лентой Коридора Зеркал. Тонкие восковые свечи мерцали в высоких шандалах. Шаги мои были бесшумны. Меня окружали зеркала всех видов и форм. Большие, маленькие, они покрывали стены по обе стороны. Я следовал мимо себя, бредущего в их глубинах, отраженный, искаженный, временами отраженный в отражениях.
И застыл перед треснутым, оправленным в олово зеркалом, что возвышалось слева от меня. Уже поворачиваясь к нему, я знал, что отражение не мое.
Да, я не ошибся. Из зеркала на меня смотрела Корал. Одетая в персиковую блузу, она была без повязки на глазу. Трещина в зеркале делила ее лицо пополам. Левый глаз Корал был зеленым, каким я его запомнил, правый заменял Камень Правосудия. И оба смотрели на меня.
– Мерлин, – сказала она. – Помоги мне. Это так необычно. Верни мне мой глаз.
– Я не знаю как. Не понимаю, как это было сделано.
– Мой глаз, – продолжала Корал, будто не слышала ответа. – Для Ока Правосудия весь мир – водоворот сил, холодный… такой холодный!.. и нигде нет покоя. Помоги мне!
– Я найду способ, – пообещал я.
– Мой глаз… – повторяла она.
Я поспешил дальше. Из прямоугольного зеркала в деревянной раме с резным фениксом в основании меня разглядывал Люк.
– Эй, старина! – Он выглядел несколько жалким. – Я чертовски хочу вернуть папин меч. Ты не видел его?
– Боюсь, нет, – пробормотал я.
– Какая досада – минуту подержать твой подарок и вот так вот расстаться с ним. Поищи, а? У меня такое чувство, что он может прийтись кстати.
– Постараюсь, – сказал я.
– В конце концов, ты в какой-то степени отвечаешь за то, что произошло…
– Верно, – согласился я.
– …и я чертовски хочу получить его обратно.
– Да, – сказал я и двинулся дальше.
Отвратительное хихиканье донеслось справа, из эллипса в бордовой раме. Повернувшись, я узнал лицо Виктора Мелмана, колдуна из Тени Земля, с которым столкнулся, когда начались мои неприятности.
– Сын погибели! – прошипел он. – Сколь отрадно видеть тебя блуждающим в потемках чистилища. Пусть кровь моя горит на твоих ладонях.
– Твоя кровь – на твоих собственных руках, – парировал я. – Полагаю тебя самоубийцей.
– Не так! – резко оборвал он. – Ты подлейшим образом прикончил меня.
