На следующие удары хлыстом я только крепко сжимал зубы.
Я видел, что охранникам хочется, чтобы я начал сопротивляться, чтобы у них был повод отходить меня от души. Но я им такой радости не доставил. Я терпел. Но запомнил в лицо каждого, кто был в этой комнате. Особенно того, который бил! Ох, как я запомнил его рябую брылястую рожу! И мелкого начальника педанта запомнил — вон как глазки садистски блестят! И долговязый алкоголик, ухмыляется, гад — его я тоже запомнил! И тех двоих, что у двери — делают вид, будто их это не касается. Касается, мальчики! Ой, как касается! Как и того, который сидел за столом и с интересом наблюдал за мной, готовый записать все мои противоправные действия…
Я вернусь сюда. Не знаю когда, но обязательно вернусь! И каждый из этой шестёрки пожалеет, если доживёт до встречи со мной!
Но, сука, как же больно!
Хлестали грамотно — так, чтобы причинить максимум боли. И потому терпеть становилось всё сложнее.
Я мысленно крыл их всех матом. И от того момента, чтобы использовать магию и приказать прекратить, меня удерживали только слова Шого: «Охранники очень не любят заключённых, которых присылают из храма Всеблагой».
А это значит, они ждут не только того, чтобы я начал сопротивляться, но и того, чтобы я проявил магию. Наверняка они знают о моей способности и готовы к ней. Не зря же малышка Анита самолично хлопотала за меня.
Не дождутся! Я не дам им повода сорвать на мне свою злость.
Послышались шаги и в комнату зашёл их командир. Я это понял по тому, что тот, который хлестал, моментально опустил хлыст и поклонился вошедшему. И остальные охранники тоже повскакивали и склонились перед вошедшим.
— Что здесь происходит? — спросил вошедший.
Его форма отличалась от формы надзирателей. Судя по фуражке, шинели и катане с вакидзаси за поясом, явно офицер. У остальных-то были только дубинки. И форма у остальных была сильно попроще.
— Господин Дэнки! Объясняем заключённому, что Всеблагую необходимо уважать! — отрапортовал садист-педант.
— Прекратить! — приказал офицер и я посмотрел на него с благодарностью.
— Есть прекратить! — надзиратели снова согнулись в поклоне.
Тот, что сидел за столом, достал робу заключённого и швырнул мне.
Я чуть не уронил одежду — от движения кожа на спине вспыхнула огнём.
Ничего! Раны заживут, а моя ненависть к надзирателям окрепнет!
Офицер Дэнки дождался, пока я, морщась, натяну длинную полосатую рубаху.
— В камеру его! — приказал он.
Я тут же зашипел от тычка в спину.
Открыл было рот рявкнуть на надзирателя: «аккуратнее!», как увидел на груди у офицера эмблему — летучую мышь с двумя клинками в крыльях.
* * *
Авторская рубрика «Всё для лайков, всё для комментов»
Майор ненавидел тех, кто издевается над пленными. Если он замечал такое среди своих бойцов, то в первый раз объяснял кулаками. Но если замечал повторно, то списывал нахрен к чертям собачьим за профнепригодность. Потому что если ты не в состоянии держать в узде своих демонов, то можешь подставить всю группу. А это в лучшем случае сорванное задание.
Глава 4
В камеру я шёл на негнущихся ногах. А в голове крутилось: офицер Дэнки. Офицер с эмблемой рода Такаги на груди. Дэнки Такаги.
Получалось, представитель клана Такаги не просто работал в тюрьме! Он был в офицерском составе! И не потому ли он прекратил издевательства надо мной, чтобы потом самолично меня убить. Да уж, Шого! Тут не вполглаза спать надо, а всю ночь держать ушки на макушке! Да и то, поможет ли?
Освещение в тюремных коридорах было яркое, словно для того, чтобы заключённые не сомневались — они тут как на ладони.
Если я правильно сориентировался, то коридор шёл вдоль чёрной городской стены, а камеры располагались напротив — со стороны города. Я глянул на стену и усмехнулся — я её ни с чем не спутал бы. А здесь её даже замаскировать не пытались.
Здесь в помещении городская стена давила. Она пожирала, вытягивала силы. На улице я такого не чувствовал. Да и дома… Мой дом тоже примыкал к городской стене, но такого ощущения не было. Правда у меня дома между стеной и коридором были расположены порталы, возможно они поглощали вот это негативное воздействие стены.
Я прислушался к себе и понял, это не просто давление. Похоже стена поглощала магию. В общем-то это было логично — в конце концов, тут находятся благословлённые Всеблагой.
Но если это так, то мне нечего противопоставить Дэнки Такаги.
Шагая следом за надзирателем, я старался держать спину прямо, но всё равно при каждом шаге рубаха прикасалась к спине и мне приходилось сдерживаться, чтобы не шипеть от боли.
Чёртов ублюдок этот грёбаный палач! Придёт время и я эту брылястую суку достану! Чёрт! Как же больно!
Неожиданно раздалось:
— Кизаму!
Я повернулся на голос.
К решётке камеры, мимо которой мы проходили, прижималась Ёсико. Она была в такой же длинной тюремной рубахе, как и я.
Я рванул было к ней, но тут же получил дубинкой под рёбра. Да так, что аж дыхание спёрло от боли.
— Не трогай его, урод! — закричала Ёсико.
И надзиратель тут же лупанул дубинкой по решётке её камеры.
Ёсико отшатнулась. И я подумал: «Неужели её тоже били?» И понял: не прощу!
— Ты как, Ёсико? — спросил я и снова согнулся от удара дубинкой под рёбра.
— У меня всё хорошо! — крикнула мне вслед Ёсико.
У меня даже слёзы навернулись от этого её: «У меня всё хорошо!» Какой нафиг хорошо? Ничего хорошего нет!
— Я видел твою маму. У неё всё в порядке! — крикнул я и втянул голову в плечи.
Потому что надзиратель на одном тычке не остановился — отходил дубинкой по иссечённой спине. Ну и пофиг! Я своей цели добился — хоть немного, а успокоил девушку.
Наконец, меня впихнули в камеру и закрыли за мной дверь.
— Хоть один звук услышу, — пригрозил надзиратель. — Прибью!
Развернулся и пошёл, постукивая дубинкой по решёткам.
Идиот! Он думал, что играет на нервах, демонстрирует свою силу, а на самом деле докладывал нам, где он находится.
Едва охранник ушёл, из соседней камеры послышался шёпот:
— Кизаму! Кизаму, это действительно ты? Отзовись!
Голос был мне знаком. И в общем-то я надеялся услышать его тут.
Я подошёл к стене и ответил:
— Да, это я. А тут кто? Сэнсэй Макото?
— Да… Как же ты попался к ней в лапы, Кизаму?
Я усмехнулся от того, что «к ней», а не «к ним». Сэнсэй понимал что к чему!
— Захотел вот и попался, — ответил я, осматривая камеру.
Я был один в небольшой клетушке примерно два на два метра. Три стены глухие, одна — выходящая в коридор, сплошная решётка. Вдоль одной стены нары. В углу в полу дырка. Небольшая — не сбежишь! Хотя, бежать я и не собирался. Не за тем я сюда попадал.
— А вас за что сюда, сэнсэй Макото? — спросил я не столько потому, что действительно хотел знать, сколько для того, чтобы слышать хоть чей-то голос.
— Я получил благословение и теперь враг Всеблагой, — ответил сэнсэй Макото.
— Ясно, — ответил я.
— Что тебе ясно? — вздохнул за стеной Макото.
— Ясно, что дело тёмно… — пробормотал я. — Ведь не всех, кого благословила Всеблагая, отправляют в тюрьму? Так ведь, сэнсэй? Кинпатсу вон не отправили!
— Не всех, — согласился старик.
— Значит, мы особенные? — я усмехнулся.
— Она нас боится! И потому стремится избавиться от нас, — горячо зашептал он.
Боится? Кто? Верховная жрица что ли?
Не знаю… Когда я пел частушки на алтаре, верховная жрица ненавидела меня. И ещё мне показалось, что она была в бешенстве из-за того, что я не подчинялся ей. Но вряд ли она меня боялась. Хотя, кто его знает, что у этих женщин в голове?
— Кизаму, — потихоньку позвала меня Ёсико.
— Да? — тут же отозвался я.
— Ты видел мою маму?
— Да видел. Успокоил её. Сказал, что позабочусь о тебе…
— И поэтому ты тут? — Ёсико негромко засмеялась.
