– Так если вам помощь нужна, давайте здесь помогать буду, – предложила я. – Огород разобью, овощи разведу, зелень. Хоть продавать, хоть самим есть. Работать пойду…
– Немо́жно, – упрямо дёрнула головой тётка. – Я ещё не так стара и в ежедневной помощи не нуждаюсь. Лишний человек в доме мне не нужен. Тут же подати поднимут. И ещё причина есть… – тут щёки женщины слегка заалели. – Ходит ко мне друг сердечный. Ты взрослая уже, понимать должна.
Понимала, конечно. Только мысли в голове продолжали тревожно метаться, ища варианты. Местных законов не знаю. Что мне грозит за проживание без документов, не ведаю.Смогу ли без удостоверения личности хоть как-то в этом мире устроиться? Думаю, вряд ли. Если будет работа, то либо на день-два возьмут, либо платить будут в разы меньше, чем платят гражданам. А то и вовсе свободы лишат, как бродяжку.
Но и согласиться на аферу тётки Таи страшно. Может, такой поступок в этих краях и грехом-то не считается, а может, расстрелом через повешенье грозит. И не хочу начинать жизнь в новом мире с неправедного деяния.
– Детка, – жалобно позвала меня хозяйка. – Что ты молчишь?
– Пойду я, – решительно отодвинувшись от стола, объявила я. – Благодарю сердечно за кров и еду, но не по сердцу мне поступки обманные. Простите, что доверия не оправдала.
Тая смотрела на меня глазами больной собаки:
– Как же ты жить будешь, Анюточка? Без рода, без племени. Ни в один город тебя без личного документа не пустят. В деревне же общественной девкой сделают. Днём работать на всех будешь, а ночью парней неженатых принимать заставят. Деток, если родишь вдруг, в приюты сдадут, а там, как понимаешь, жизнь хуже некуда.
Отчего-то поверила я в эти слова безоговорочно. Читала о безжалостном отношении к «ничейным» женщинам на Земле в былые годы. И в работные дома отправляли, где трудились за копейки по шестнадцать часов, а то и в публичный дом спровадить могли. Плюхнулась назад на стул. Нет гарантии, что этот мир будет по отношению ко мне более гуманным.
– Что же делать? – едва ли не стоном вырвался вопрос. – И так нехорошо, и так плохо.
– Анечка, просто поверь, что я не желаю тебе зла, – затянула ту же песню Тая.
– Просто на преступление толкаете… – проблеяла я сквозь подступающие слёзы.
– Мы же не сирот обираем, не у бедняков последний кусок отнять хотим. Ну отойдет дом брата городу, думаешь, кому-то это пользу принесёт? Будет стоять заколоченным, пока не развалится, а потом спишут за ветхостью и продадут богатею, взятку давшему, за грошик малый, и выстроит он дом доходный или едальню дорогую. Скажи, кому от этого хорошо будет?
Вопрос прямой и требует прямого ответа.
– Богатею, должно быть… – шмыгнула я носом.
– А ты в общественные девки пойдёшь? – злясь на мою несговорчивость, спросила Тая.
– Домой хочу! – неожиданно даже для самой себя разрыдалась я. – Не хочу здесь жить! Мне страшно!
Я уткнулась в сгиб локтя, лежащего на столе, и обильно орошала его слезами. Тая робко подсела ко мне и принялась гладить по плечу, уговаривая успокоиться.
– Детка… Ну, Анюточка… Перестань, ради светлой богини! – но уговоры на меня всегда действовали наоборот, потому я заревела с удвоенной силой.
Наверное, оттого, что тётка не знала, как меня утешить, она, глядя на меня, и сама расплакалась, уткнувшись в любимое кухонное полотенце.
Глава 8
– Официальных сообщений о третьем мировом потопе пока не поступало. Что за слёзоразлив вы тут устроили? – прервал наши страдания мужской голос от двери.
Ещё раз хлюпнув носом, я посмотрела на неожиданного гостя.
Дядька, с любопытством разглядывающий нас с Таей, занял почти весь дверной проём. Кряжистый, как пень можжевеловый, но нескладным его назвать нельзя было. Хозяйка моя, поняв, что мы не одни, резко отвернулась и стала поспешно приводить себя в порядок. Вытерла слёзы, восстанавливая дыхание, пару раз глубоко вздохнула, отпила отвар из кружки, пригладила волосы и только после этого с улыбкой повернулась к гостю.
– Уважаемый мот Витор, рада видеть вас в моём доме. Проходите, располагайтесь. Что желаете? – сладко-певучим голосом приветствовала Тая мужчину.
Гость в три широких шага пересёк кухню, опустился на стул в торце стола, положил тяжёлые ладони на стол.
– Хочу, уважаемая мота Тая, чтобы вы мне рассказали, что происходит. Кто ваша гостья? По какой причине вы тут рыдали? И что за зверь притащил меня в ваш дом?
На последних словах дядька повернулся всем телом к двери, где в проёме шоколадной скульптурой с самым невинным выражением морды застыл Гамлет.
Увидев пёсика, я облегчённо выдохнула. Хоть такс паразит и интриган, но мне, когда он рядом, отчего-то спокойнее.
– Да что рассказывать-то? – засуетилась было Тая. Встала и будто невзначай накрыла личный документ покойной племянницы полотенцем. – Давайте я вам отвара свежего налью.
Но мот Витор на такую наивную уловку не поддался. Сдержанным жестом указал женщине вернуться на место, взял документ, раскрыл, прочитал, положил перед собой на стол и приказал:
– Рассказывайте!
Тая, виновато взглянув на меня, перешла на дружеский тон и коротко доложила:
– Видишь, Витор, девочка приблудилась. А я, как глянула на неё, так и Анютку вспомнила…
– … и решила подменить её документы. Всё дом в городе покоя не даёт? – нахмурился дядька.
Тая покраснела и потупилась. Мне жаль стало добрую женщину, и я вмешалась в разговор:
– Всё куда сложнее, уважаемый Витор… – начала было я, но мужчина меня перебил.
– Мот Витор! Уважаемый мот Витор, – резко поправил он меня. – Так у нас принято обращаться ко взрослым мужчинам. К женщинам «мота». К девицам незамужним, как ты, «моса», к парням «мос». Детей не величают, просто по имени кличут. К высоким чиновникам и родовитым обращаются «досточтимый мот» или «досточтимая мота».
– Спасибо, я запомню, – пообещала я. – Так вот, уважаемый мот Витор, всё намного сложнее. Я не просто приблудилась, как изволила выразиться уважаемая мота Тая, я попала сюда из другого мира – или с другой планеты, если хотите. Документы, подтверждающие мою личность, у меня есть. Только боюсь, недействительны они у вас. Вот добрейшей души тётушка Тая и решила мне помочь.
Витор смотрел на меня исподлобья. Было видно, что ситуация ему страсть как не нравится. Жили нормально, а тут какая-то непонятная девица, свалившаяся невесть откуда, рушит привычный уклад. Не удивлюсь, если одним из вариантов «как быть?» был обдуман следующий план: придушить по-тихому и прикопать поглубже. Но вот взгляд смягчился, брови заняли привычное положение, морщины разгладились – мужчина принял решение.
– Слышал я о таких, как ты. Редко случается подобное, но бывает. Информация это секретная, только главам селений княжества доступна, чтобы в случае чего меры принимали осторожно. Дабы обывателей не тревожить. Когда мне донесли, что появилась дева чудная с тележкой и зверем неизвестным, – мы дружно разом глянули в сторону двери на Гамлета, внимательно слушающего наш разговор, – так я сразу и подумал: иномирка. Понадеялся, что прошла мимо, ан нет… Ещё и к Тае тебя грязные дряки* занесли…
Пёсик недовольно тявкнул.
– Не дряки, а Гамлет привёл, – уточнила я, реабилитируя собаку.
– Да понял я уже, понял, что зверь твой проводником бегает. Явился сегодня ко мне, я как раз в управу собирался, сел на пути и с места не сдвинулся, как я ни шикал на него. А потом и вовсе отбежал, тявкнул и посмотрел так, будто за собой звал. И, что характерно, не на главную дорогу вёл, а на тропку, по которой я к… кх-м… это не важно. В общем, привел сюда. – Витор замолчал, покрутил Анютин документ в руках, положил назад на стол и прихлопнул его рукой. – Делать-то что будем, моты?
Пока мы рассказывали свои истории, тётка Тая пришла в себя и тоже решила высказаться о создавшейся ситуации.
– Витор, не знаю, что там в твоих бумагах написано, но Анюту я тебе не отдам! Ты семью не бросишь, значит, останусь я на старости лет одна. Анечку я смотрела… – мужчина, только что виновато опустивший голову, вскинулся и вперился сердитым взглядом в подругу. Но та подтвердила: – Да, я посмотрела девочку и уверена в том, что она честная и порядочная моса. Потому я предложила ей сделку. Но она отказалась…
