кожа на лице обтягивает весь череп, как резина, но его грозный взгляд заставляет задуматься о владыке-громовержце, а линия рта одна из лучших, что я видела в жизни), но… у меня нет такого, как этот. И вот этот, что рядом с ним. В них как будто каждая черта лучится своей красотой. Не только рот, глаз или рука. Всё.
В те моменты я почти не думала, что они уедут. Ведь стоят совсем рядом с остановкой автобуса, чуть в отдалении, будто ждут кого-то ещё. Ох… только бы не третьего такого же, и только не девушку, иначе такого обилия совершенства я не вынесу. А может, они лишь издалека хорошо смотрятся? Я почувствовала, что у меня затекли ноги, которые я сложила по-турецки, но отвлекаться было нельзя. Потому что я уже очертила почти всю фигуру пока что беспорядочными штрихами и начинала накладывать первые намёки тени.
Взгляд в ту сторону — и вот плечо, ещё две линии, одно тёмное пятно рядом. Опять взгляд… шея, горлышко чёрного свитера. И ещё взгляд… голова… на два пальца примерно…
Что-то изменилось. Я не сразу это заметила, а когда заметила, судорожно дёрнулась. Потому что парни уже оба стояли ко мне лицом. Точнее, не стояли, а приближались.
Конечно, я жадно смотрела в их лица. И ловила каждое движение. Как картинки, честное слово… ничего, что можно оставить без внимания. Неужели ко мне идут? Ах, да, они ведь заметили альбом в моих руках, и карандаш…
Ноги я распутать не успела. Просто думала о другом. Прижимала к себе альбом так, чтобы не было видно рисунков, и крепко стискивала в ладони карандаш.
Нет, ну нельзя же так… один другого краше. Даже не знаю, кого рисовать, взгляд так и мечется. Первый, в сером тонком гольфе и чёрной жилетке наверх. Хорош, до чего хорош!.. Брюнет, высокий, черты лица приятные. Двигается удивительно гармонично. А второй… ну нет, этот ещё лучше! Какие глаза!.. А нос!!! Нет, я должна нарисовать этот нос!
Я было начала медленно отрывать от груди альбом, к которому одновременно стал двигаться карандаш, но тут же опомнилась: увидят же! А я не люблю показывать незаконченные рисунки. Жаль…
Они остановились передо мной, не подходя вплотную, чтобы мне было удобно на них смотреть. Встали рядом… и сейчас я увидела, что они похожи. Как братья. Оба черноволосые, с яркими, красиво очерченными бровями, внешние уголки которых смотрят чуть вниз, придавая лицу доброе выражение, разве что у высокого лицо всё-таки чуть добрее и волосы длиннее, чем у товарища. Носы, опять же, похожи, только у того, что в жилетке, он будто бы круглее, а у второго — острый…
«Нет, ну какой нос…» — возможно, я даже покачала головой, чем, вполне вероятно, вызвала их недоумение. Но ничего не могла с собой поделать.
— Добрый день, — поздоровался Второй. Условно я называла его Второй — того, что пришёл позже. Он был чуть ниже ростом и имел ну просто невероятно красивый нос.
— Добрый… — всё ещё пребывая в некоторой прострации от такой близости потенциальных моделей, я кивнула. Перевела взгляд на Первого. Потом на Второго. И назад. У Первого глаза круглее. И тёмно-карие. А у Второго — миндалевидные, цвет непонятный, серые вроде бы, или синие. Или карие тоже… интересно… ну-ка…
— Вы рисуете? — спросил Второй, указав взглядом на альбом. Наверное, я слишком хищно смотрела и даже подалась вперёд. Впрочем, ответ ему не требовался, более того — они оба с самого начала стояли достаточно близко, чтобы догадаться, что рисовала я именно их. Или кого-то из них. — Показалось, что вы на нас смотрели…
— Покажете? — бесхитростно вклинился Первый. Я опять посмотрела на него. Вот, вот так — чудесное выражение лица, и эти морщинки около глаз… именно так и надо…
— Да… я рисовала, как вы стоите, — я постаралась взять себя в руки. — Можно?
— Конечно, — кивнул Второй. Первый уселся рядом со мной на скамью. — Вы художница?
— Любитель, — кивнула я. — Очень люблю рисовать людей. А вы так хорошо стояли…
Разумеется, я не могла сказать больше. Описать все эти размышления по поводу носа и прочего? Нет-нет, пусть это останется тайной художника.
— Можно посмотреть? — ещё раз осторожно попросил Первый. Я повернула голову к нему, и мне тут же захотелось запечатлеть поворот его головы и игру тени на лице.
— Нет, — я отрицательно помотала головой. — Там почти ничего ещё нет. Пару линий…
— Жаль, — Первый погрустнел. Состроил гримасу печали, тоже достойную того, чтобы запечатлеться на бумаге. Второй улыбнулся.
— А почему перестали рисовать?
— Вы отошли, — я пожала плечами. — Не можете же стоять совсем без движения.
— Ну почему же, — он глубокомысленно посмотрел на друга. Первый поднял лицо к нему. — Можно вопрос? Несколько нескромный.
— Пожалуйста.
— Кого вы рисовали? Меня — или этого обормота?
Я улыбнулась.
— Вас обоих.
— Ха! — Первый тотчас наставил палец на Второго. — Я выиграл!
— Нет, ты утверждал, что тебя, — не сдался Второй. — Так что ты не прав. Двоих.
— Но и ты не прав!
— Я и не отрица… простите, мы опять ударились в глупые споры. Так вы совсем не покажете?
Он тоже сделал печальное лицо. Но как-то ненавязчиво — просто брови чуть поменяли положение.
— Если вы вот так простоите какое-то время — нарисую и покажу, — пообещала я, снова глядя на нос. Он как раз очень хорошо был виден. А то, что снизу, то так даже лучше.
— Вот так? — он удивился, попытался пошевелиться, но я вскинула руку.
— Стойте! Да, так. Сейчас, я быстро. Только… — посмотрела на Первого. — Пусть ваш брат отойдёт, нельзя подглядывать. Иначе не получится.
Первый послушно встал и отошёл, глядя с любопытством. Второй стоял, не двигаясь, только глаза блуждали — то на меня, то на альбом, то на руку, в которой я держала карандаш.
— Он не брат, — почти не разжимая губ, сказал он.
— А вы похожи, — я уже начала набрасывать контур лица, поэтому быстро перескакивала с оригинала на рисунок, и отвлекаться, чтобы опять сравнить их, времени у меня не было.
— Едва ли. Если долго за нами наблюдать, сходство теряется, — заявил Первый.
— А рисунок подарите? — опять пробормотал Второй, стараясь не раскрывать рта.
— Можете говорить, я пока рот не рисую, — позволила я. — Этот не подарю. Если для себя хотите, сами придумайте, как будете стоять или сидеть, и я сделаю. Но вы разве не спешите?
— Нет, уж точно не спешим, — ответил за него Первый. — Кстати, его зовут Лезар.
— А его — Полиан, — как будто в отместку произнёс Второй.
