— Шаю я тоже убил, — признался он Варису.
— Вы знали, кем она была.
— Знал. Но никогда не думал, кем окажется он.
Варис хихикнул:
— А теперь знаете.
Нужно было прикончить и евнуха тоже. Чуть больше крови на его руках, какая разница? Он не мог сказать, что тогда удержало его кинжал. Точно не благодарность. Варис спас его от палача, но только потому, что на него нажал Джейме. Джейме… нет, лучше о нем не думать.
Вместо этого он открыл новый мех с вином и присосался к нему, как к женской груди. Кислое красное сбежало по подбородку и пропитало грязную тунику — ту же самую, в которой он сидел в камере. Палуба раскачивалась у него под ногами, а когда он попытался встать, резко накренилась в сторону и стукнула его о переборку. Это шторм, дошло до него. Или же я напился сильнее, чем обычно. Его стошнило вином, и некоторое время он валялся в луже, размышляя, не утонет ли корабль. Это твоя месть, отец? Неужто Всевышний Отец назначил тебя своей Десницей?
— Такова расплата за отцеубийство, — произнес он под завывания ветра снаружи. Ему показалось несправедливым топить юнгу, капитана, и всех остальных за то, что натворил он один, но когда это боги поступали справедливо? И при этой мысли тьма поглотила его.
Когда он снова пришел в себя, его голова была готова взорваться, а корабль совершал тошнотворные круговые маневры, хотя капитан настаивал, что они прибыли в порт. Тирион попросил капитана заткнуться и слабо брыкнулся, когда здоровенный лысый матрос подхватил его одной рукой и отнес, извивающегося, в трюм, где его дожидалась пустая винная бочка. Она была низкая и маленькая, тесная даже для карлика. Все, на что был способен Тирион — это обмочиться. Его запихнули в бочку вниз головой, так что колени оказались прижатыми к ушам. Обрубок носа ужасно чесался, но руки были сдавлены так сильно, что он не мог даже пошевелиться, чтобы его почесать. Паланкин прямо по моему росту, подумал он, когда забивали крышку. Он услышал крики, когда его поднимали из трюма. При каждом отскоке его череп стукался о дно бочки. Мир завертелся, когда ее скатывали вниз, а потом она остановилась с таким грохотом, что он чуть не заорал. Затем другая бочка врезалась в него, и Тирион прикусил язык.
Это было самое долгое путешествие в его жизни, хотя вряд ли оно длилось более получаса. Бочку поднимали и опускали, катили и укладывали в кучу, переворачивали, ставили ровно и вновь куда-то катили. Сквозь деревянные планки доносились крики людей, а один раз неподалеку заржала лошадь. Хилые ноги Тириона свело судорогой, и вскоре они заболели так сильно, что заставили позабыть о гудящей голове.
Все закончилось как и началось: еще одним перекатыванием, от которого у него закружилась голова и осталось еще больше ушибов.
Снаружи доносилась речь на незнакомом языке… Кто-то принялся долбить бочку сверху и внезапно крышка с треском открылась. Внутрь хлынул свет и свежий воздух, Тирион жадно вздохнул и попытался встать, но смог только опрокинуть бочку и вывалиться на плотно утрамбованный земляной пол.
Над ним возвышался невероятно толстый мужчина с раздвоенной желтой бородой, сжимающий в руках деревянный молоток и железную стамеску. Его рубаха легко могла бы послужить шатром на турнире, а небрежно связанный пояс был расстегнут, выставляя напоказ огромное белое брюхо и пару больших грудей, висевших, словно два мешка с салом, покрытых жесткими желтыми волосами. Он напомнил Тириону мертвую морскую корову, которую однажды выбросило на берег возле пещер Утеса Кастерли.
Толстяк глянул вниз и ухмыльнулся:
— Пьяный карлик, — произнес он на общем языке Вестероса.
— Вонючая морская корова, — рот Тириона был полон крови. Он выплюнул ее на ноги толстяка.
Они находились в длинном тусклом погребе со сводчатыми потолками и каменными стенами, запятнанными селитрой. Их окружали бочки с вином и элем, которых было более, чем достаточно, чтобы поддержать одного страдающего от жажды карлика в течение ночи. Или всей оставшейся жизни.
— А ты дерзок. Мне нравится это в карликах.
Когда толстяк рассмеялся, его плоть затряслась так энергично, что Тирион испугался, как бы тот не упал и не раздавил его.
— Ты голодный, мой маленький друг? Уставший?
— Томимый жаждой, — Тирион с трудом поднялся на колени. — И немытый.
Толстяк втянул носом воздух:
— Да, ванна прежде всего. Потом еда и мягкая кровать, верно? Мои слуги позаботятся об этом, — он отложил инструменты в сторону. — Мой дом — твой дом. Друг моего заморского друга — друг Иллирио Мопатиса. Да.
А друг Паука Вариса — последний, кому бы я стал доверять!
Толстяк, однако, не подвел с обещанной ванной. Едва Тирион погрузился в горячую воду и закрыл глаза, как тут же уснул. Он проснулся обнаженным, на перине из гусиного пуха — столь мягкой, что казалось, будто он провалился в облако. Язык был шершавым, в горле пересохло, зато член был словно железный прут. Он скатился с кровати, разыскал ночной горшок и наполнил его, постанывая от удовольствия.
В комнате стоял полумрак, но в щели между ставнями пробивались желтые лучи солнечного света. Тирион стряхнул последние капли и поковылял по мирийскому ковру, мягкому, словно первая весенняя травка. Он неуклюже вскарабкался на кресло у окна и распахнул ставни, чтобы посмотреть, куда Варис и боги отправили его.
Под окном, как часовые вокруг мраморного бассейна, росли шесть вишен; их тонкие ветки были голыми и бурыми. Обнаженный мальчик с клинком наемного убийцы в руке стоял в воде, приготовившись к дуэли. Стройный и симпатичный, не старше шестнадцати лет, с прямыми светлыми волосами, доходящими до плеч. Он выглядел таким живым, что карлик не скоро осознал: мальчик сделан из раскрашенного мрамора, хотя его меч сверкал словно настоящая сталь.
За бассейном вставала кирпичная стена высотой в двенадцать футов с железными пиками наверху. За ней находился город. Вокруг залива теснилось море черепичных крыш. Он увидел квадратные кирпичные башни, огромный красный храм, далекое поместье на холме. У горизонта солнечный свет отражался от глубокой воды. Через бухту сновали рыбацкие лодки, их паруса трепетали на ветру, и он смог различить мачты кораблей, причаливших к берегу. Наверняка один из них направляется в Дорн или в Восточный Дозор-у-Моря. Однако у него не было денег, чтобы заплатить за поездку, и грести он бы тоже не смог. Пожалуй, я мог бы наняться юнгой и отработать проезд, позволив команде трахать меня всю дорогу через Узкое море.
