— Спасибо тебе, мамочка!
Женщина улыбнулась, погладила дочь по волосам.
— Смотри… Солнышко восходит.
Даня заворожено уставилась на горизонт. Сзади едва слышно подошел статный ведьмак и, присев, обнял своих женщин. Забава взяла руку мужа и переплела свои пальцы с его.
В таком положении их и нашел Дубравко.
На губах парня появилась еле заметная печальная улыбка. Потрясающая семья! Встречать втроем восход с ароматным горячим чаем, сидя на травке, вот так просто и в то же время уютно. Волкодлак представил себя, где-нибудь на земле возле домика у моря или в горах, а рядом она, его Даня. На душе стало тепло. Ведьмак обернулся, сощурился.
— Иди сюда, сын. Садись.
Дубравко словно в трансе приблизился и осторожно сел рядом. Денис назвал его сыном.
Даня прижалась к нему всем телом, заставив принять почти ту же позу, что ее отец. Его приняли в семью. В голове зияла бездонная пустота блаженного забвения. Забава ласково погладила волкодлака по спине и улыбнулась мужу. Теперь вместе с Мирной и Гораном у него появилась большая семья. Семья, которая не предаст и не оставит.
Два часа спустя три волкодлака и Яга бежали обратно. Молочная река вела их своим течением до поворота, где им предстояло выйти в царство живых. Дубравко пребывал на седьмом небе от счастья. Подумать только, за прошедшие несколько дней он увиделся с матерью, обрел близких людей в лице Даниных родителей. Он оглянулся на Мирну, улыбка не сходила с ее лица. Кажется, сестра была просто в восторге от тех отношений, что сложились между Гораном и Софией.
— Ну вы! — Даня отстала. Ее возмущенный оклик долетел до Дубравко. Парень резко затормозил, дожидаясь девушку. — Совсем оборзели! — она тяжело дышала.
Мирна и Горан тоже остановились. До назначенного места оставалось совсем немного.
А потом появилась она. Та, которую Яга сейчас менее всего желала бы видеть.
Баба Марья сидела за столом и наблюдала, как Федор крутит в пальцах ложку.
— О чем задумался?
Богатырь уныло уставился в чашку.
— Да так…
— Ну что "так"? О ней все.
Федор кивнул и поднял печальные глаза на женщину.
— У нее с этим зверем все так, как она убеждает? Ты, ведь, ведьма, баб Маш. Скажи. Я пробовал смотреть, да все без толку.
— Ты?
Старая женщина вдруг помолодела до физических двадцати лет. Смех ее разливался по комнате и совсем не напоминал девичий, это был смех мудреца, прошедшего огни и воды.
— Феденька, ты не можешь ее судьбу проследить. Это под силу лишь мне или ее матери, и то один из возможных вариантов. Судьба человеческая так же переменчива и бурна, как воды горной реки.
Богатырь не смутился.
— Я лишь хотел знать.
Марья стала серьезной.
— Нет, Федь. Я смотреть не буду. Ее судьба — ее дело. Она сама должна решать. А не кто другой. "Виновата не Доля, а Воля", — баба, а теперь девица, Марья назидательно подняла палец, цитируя старую легенду.
Ведьмак потупил взор. О невмешательстве гласили все законы.
— Тогда, как мне быть?
— Это тоже решать не мне.
— Ну, спасибо! Помощи от тебя… — Федор саркастически поджал губы.
— Всегда пожалуйста! — беззаботно отмахнулась ведьма.
— Не могу поверить, что ты благословляешь это!
— Он сильный, благородный, умный, а главное Даню любит. Отчего мне быть противной?
— Да хотя бы оттого, что он много старше и неживой.
— Федь, ты несправедлив. Ревность затмевает рассудок. Доводы твои неразумны. Мне на роду было написано быть одинокой, а вот ей совсем иное. Этот союз может разрушить только она, и то если захочет. Даже волк не в силах от нее отступиться…
— Так значит, ты его судьбу смотрела? Как же я не догадался?
Федор ударил себя по лбу. Марья снова засмеялась, затем лицо ее стало суровым.
— Просто, действуй разумно. Я, конечно, тебя как сына люблю, но если ты причинишь вред моей внучке…
— Ты меня со свету сживешь, а то я не знаю! — закончил за нее богатырь.
В оконное стекло еле слышно постучали.
— Ба Маш! Ба Маш!
Яга встала со стула и, отодвинув занавески, распахнула раму.
— Ба Маш. Я принес. Я свободен!
— Весть?
— Не-е, — маленький чертенок ловко перепрыгнул через подоконник и очутился в комнате. — Ты ж просила, вот я и достал, как обещался! Еле нашел!
Марья распахнула выжидающие глаза на чертенка. Тот перегнулся через подоконник, закряхтел, напрягся, тоненькие ножки неожиданно оторвались от пола и засучили в воздухе копытцами. Груз с той стороны был тяжел для столь миниатюрного создания.
— Сейчас, сейчас, сейчас… — Щебетало существо.
И вот из-за стены дома показалась полукруглая верхушка чего-то, накрытого выцветшим покрывалом. Затем чертенок затащил весь предмет в комнату и бухнул его на пол.
— Фу-у! Толстая!
Правой ручкой он вытер пот со лба.
Марья стянула покрывало. В большой золоченой клетке сидела невозмутимая и несколько помятая Гамаюн.
— Что ж ты ее в клетку жар-птицы то?
— Так она говорить не хотела! И лететь отказывалась. Пришлось братцев созывать, чтобы выловить, да туда ее впихнуть!
Федор хохотнул.
Яга нахмурилась.
— А это точно та самая?
— Точно, точно… — Пискнул чертенка. — Точнее не бывает. Ну все. Долг мой списан, я побежал.
Существо скрылось в проеме открытого окна. Марья проследила, как он сбежал, затем повернулась к птице.
— Говори.
Гамаюн презрительно повела бровью.
— Говори, пернатая. Приказ Морока исполняю.
Вот теперь невозмутимость слетела с прелестного личика.
— Что ты хочешь знать, Яга?
— Помнишь ли человеческого юношу Антона, которого усыпила на детской площадке с три месяца назад.
Птица пожала плечами.
— Я много кому песни пела.
Марья позвала.
— Антош!
— А?
— Подь сюда!
— Ну, баб Маш! А мой цве…
— Подь сюды, говорю! — голос женщины стал грозным.
— Все. Понял. Я тут. В чем беда? — худощавый парень возвышался в проходе.
— Его помнишь? — обратилась Яга вновь к птице.
Гамаюн заворожено смотрела на красивого юношу.
— Помню его. Такой милый и добрый, красивый, жалко мне его бы…
— Тфу! Пернатая! Ты мне лучше скажи: кто тебе велел его усыпить?
Птица рассердилась.
— Яга мне просьбу Маржаны донесла.
— Какая Яга?
— Меч охраняющая.
Федор побледнел.
— Проша?
— Она. Нашла меня в садах и просьбу передала. Я выполнила да улетела. А теперь выпустите меня.
Марья задумалась.
— Сначала ты все тоже самое повторишь Мороку.
