Даня вскочила на ноги.
— Дубравко, не убивай!
Волкодлак посмотрел на нее черными бездонными глазами, зрачки горели злобой.
— Он убил бы тебя.
— Да нет же. Он не имеет права без приказа, а приказа не было.
Дубравко помедлил, но кол все же опустил.
— Ты…
Договорить ему не дали. Рядом упал еще один волк. Горан справился со своим противником довольно быстро, что при его размерах неудивительно. Неподалеку захрипела Мирна. Из разорванного бока девушки сочилась кровь. Горан кинулся на помощь жене. Лес меж тем снова застонал, зашевелился. Прасковья вознамерилась во что бы то ни стало завершить начатое.
Маржана по-прежнему стояла на месте, холодно взирая на развернувшуюся картину боя.
— Царица! Донос не верен.
Даня оглянулась на знакомый твердый голос. Марья выходила из лесу.
— С Евдокией лишь один волк. Остальные два с нами.
Следом за ведьмой появился Федор, ведущий двух белых скакунов. Богатырь оглядел поле боя.
Горан справился с противником жены и бережно поднял ее, заслоняя от окружающих. Федор, чертыхнувшись, бегом приблизился к ним. Он поднял руки над раной волчицы и зашевелил губами. Девушка застонала. Горан свирепо взглянул на ведьмака.
— Уймись, волк, дай мне ее вылечить!
— Глупый человек! Она сама вылечится, мы бессмертны.
— Только не тогда, когда речь идет о волкодлаках Маржаны. Их укусы для вас так же опасны, как для любого смертного!
Парень недоверчиво стиснул зубы так, что на скулах заиграли желваки, но затих. Федор возобновил шепот. Мирна содрогнулась в руках мужа, закрыла глаза и расслабилась. Кровотечение остановилось. Плоть начала зарастать.
Марья, меж тем, встала перед Маржаной. Ледяной взгляд последней немного смягчился.
— Это ты? — царица резко обернулась к Прасковье. — Остановись.
Доносчица сверкнула злыми глазами, но приказа Маржаны нарушить не посмела. Женщина обернулась к Марье.
— Говори.
Яга указала на Прасковью.
— Она предала тебя и Морока. Обманула несколько месяцев назад, обманом поступала и теперь. Охраняющая меч велела молодцу Павлу украсть яблок, дала коня, вывела из твоего царства, намеренно наводя вину на мою внучку. Когда же ей не удалось провести снотворца, она взялась поступить иначе. Прознав, о мести самообращенного волкодлака детям, послала ему помощь от твоего имени.
— Что? — Маржана повернулась к Прасковье.
— Она врет! — прошептала доносчица.
Марья подняла, руку подзывая кого-то из глубины леса.
— Мы искали виновника и вот теперь нашли того, кто нам подсказал нужное имя. Антон.
Даня увидела молодого ведьмака, несущего на руках Гамаюн.
— Где клетка? — властно поинтересовалась Марья. На секунду, озадаченная таким поворотом дел, она отвлеклась от основной цели.
Антон пожал плечами.
— Ей там тесно было и неудобно, она обещалась не улетать.
Марья едва не схватилась за голову.
— Она могла и обмануть!
Птица зашипела.
— Я никогда не обманываю, — Гамаюн с обожанием взглянула на парня. — Тем более таких замечательных молодцев.
Антон хмыкнул.
— Говори, птица! — приказала Маржана. Прасковья побледнела и попятилась к лесу.
Гамаюн пропела.
— Яга, хранящая меч, пришла ко мне и передала твою просьбу, царица, усыпить вот его, — она снова нежно хлопнула длинными ресницами в сторону Антона. — Дабы он попал к старому самообращенному.
— Зачем? — Маржана начала злиться. — И почему ты исполнила столь странную просьбу не от меня исходящую?
— Она принесла прядь волос твоих.
— Моя печать? Как посмела ты, девица?! — Прасковья уже почти скрылась из виду, не дожидаясь гнева Царицы, она сорвалась с места и побежала. Федор, все время безмолвно наблюдавшей за этой сценой, кинулся следом, выкрикнув на ходу.
— Моя вина, мне и ловить!
— Я жду объяснений! — Маржана была зла не на шутку.
Неожиданно пространство меж рекой и лесом заполнилось густым туманом. Туман плыл, шевелился, перекатывался, сгущаясь и уплотняясь возле разгневанной белоликой женщины, пока не обрел форму статного мужчины.
— Радость моя. Не серчай. Отведем их в дом да там и выясним.
Маржана согласно кивнула, неожиданно смягчившись рядом с мужем.
— Как скажешь.
Эта была последняя фраза, которую удалось краем уха зацепить Прасковье. Она углубилась в лес, прорываясь к дереву, возле которого оставила коня. Девушка вскочила в седло и ударила пятками по бокам. Животное заржало, взвилось и понеслось вперед, без труда перепрыгивая овраги и поваленные стволы. Белый конь Яги — существо сильное, волшебное.
Прасковья знала, что Федор гонится за ней, но она также знала, что бросившись за ней пешком изначально, он был вынужден вернуться за своей лошадью, а это давало ей шанс ускользнуть, спрятаться в мире живых.
Девушка знала местность как свои пять пальцев. Там впереди должна быть небольшая полянка. Яга зашептала, лес зашевелился в такт ее словам. К тому моменту, когда она выехала к просвету между деревьями, заклинание было завершено. Посреди поляны клубился туман. Не мешкая ни секунды, Прасковья прыгнула внутрь, выскочив в мире живых. Позади слышался стук копыт преследователя.
Яга снова зашептала, рассеивая туман. Она оглянулась, проверить удалось ли ей задуманное. Федор с горящими злостью глазами приближался. Девушка чертыхнулась и пришпорила коня. Ведьмак успел до того, как туман растворился.
Животное мерно взбивало копытами землю. Под ногами проносились поля, овраги, небольшие речки, деревья. Неожиданно гонка закончилась.
Федор, приблизившись на расстояние метра к наезднице, прыгнул и выбил ее из седла. Они вдвоем покатились по земле. Прасковья начала новое заклинание. Богатырь зажал ей рот ладонью и стал шептать в ответ. Девушка визжала и извивалась до тех пор, пока связующей наговор не вступил в силу.
Она затихла, и лишь глаза горели дикой ненавистью и болью. Федор отнял руку, сел в траву, устало потер ладонями лицо и убрал волосы назад. За время скачки лента слетела с хвоста и потерялась где-то по дороге. Богатырь теперь безумно жалел об этой потере. Лента была подарком Дани, еще до того, как в их жизни вошел Дубравко. Тогда они дружили.
Прасковья яростно зашипела, губами шевелить она не могла. Федор отвлекся от грустных мыслей, тяжело вздохнул, поднялся сам и поднял девушку. Взвалил ее на плечо и пошел к двум лошадям, пасущимся вдалеке.
Яга болталась на плече, а из ее глаз потихоньку стекали и капали слезы. Прасковья зажмурилась и часто заморгала, прогоняя непрошенное доказательство собственной беспомощности. Она примет кару, как подобает настоящей ведьме. Боль в груди, которую она так долго отказывалась принимать, теперь усилилась в десятки раз и сковала разум темной, удушающей пеленой. Хотелось завыть, уснуть и никогда больше не просыпаться. Ведьмак, которого она любила и которого надеялась вернуть, сам отдавал ее во власть Маржаны и Морока, и все ради другой.
