Потом она стала предлагать, пока дождь прекратился, показать Маргарите город, где та была последний раз лет двадцать назад. Отказать было невозможно, да и не было ни повода, ни желания отнекиваться, и они пошли гулять. Лена сразу же сказала, что она долго гулять с ними не будет, поскольку ей надо закончить рецензии на стихи молодых поэтов: "Все они дураки, а стихи — полный бред и примитив…"
В Белоруссии еще крепко держался советский союз: на площади Ленина стоял памятник Ленину, а над зданием облисполкома развевался красный флаг. Ближе к вечеру Нелли Алексеевна стала звать племянницу ночевать у нее:
— А завтра мы раненько встанем и поедем. Ехать-то ведь совсем недалеко!..
Наутро дождя не было, робкое осеннее солнышко пыталось пробиться из-за крупных серо-белых облаков, иногда ему удавалось выглянуть на пару минут и это радовало, как только и может радовать солнышко в октябре.
Ехать действительно было не далеко. Сначала прошли через сжатое поле по тропинке, утоптанной почти до состояния асфальта. Потом — через какую-то деревушку, потом — через луг с коровами, потом — по новому стальному мосту через Днепр, непривычно узкий и кажущийся мелководным, и на другом берегу начинался уже сосновый лес, песчаный проселок уходил от шоссе, и по одну сторону его шумели сосны, а по другую спускался к реке отлогий, поросший еще зеленой травой берег. Вскоре показался и дачный поселок медиков.
Домик оказался и правда таким, каким описывали его все, побывавшие там: теремок. Правда, не было резьбы на деревянных наличниках, вероятно, потому, что не было деревянных наличников. В остальном же это был чистый ухоженный маленький домик с одной комнатой и прихожей-кухней, где и находилась маленькая печурка. Тяга в печурке была отменная, а кирпичная стенка дымохода нагрелась прямо на глазах. В остывшем домике теплело.
Напившись чаю и оставив в печи красные угли без огня, пошли гулять. Нелли Алексеевна показывала племяннице окрестности и местные достопримечательности, начав с некоторых попавшихся по пути дачек:
— Вот это — дача главврача городской больницы, вон та — главхирурга областной клиники… Какие они — огородов нет, все газоны, а летом — одни цветы, никакой бульбы…
"Наивная тетя, — думала Маргарита. — У нас такой была бы дача сторожа больничного морга. А дворец главхирурга областной клиники возвышался бы вон на том холмике, отражаясь в речной глади…"
— …Вот, — продолжала тетя. — Тут можешь гулять одна, если хочешь побыть в одиночестве. Тут не заблудишься. Смотри, это треугольник: с одной стороны — поселок наш, с другой — вот она, мы пришли — березовая роща, а за ней луга, а луга все выходят к Днепру, а вот же и город видно на том берегу, а с третьей стороны — шоссе. За шоссе лучше не ходить, там уж начинается настоящий лес и, если не знаешь местности, то заблудишься в две минуты. Там уж ни дорог, ни поселков поблизости, и тропинки-то такие, что и не увидишь, если не лесной привычный житель. Зверье-то, конечно, теперь распугано и дорогой, и близостью жилья, а поначалу-то даже в поселок лоси забредали…
Но Маргарита, житель городской, а отнюдь не лесной, сумела потерять тетку из виду даже на этом, просматриваемом из края в край треугольнике. Они взялись искать грибы, хотя Нелли Алексеевна утверждала, что в эту пору грибов уже быть не может, да и вообще лето было не грибное, но пару штук нашли, увлеклись и разбрелись в разные стороны. Аукались, конечно, но потом на очередное "Ау!" Маргарита не услышала ответа, позвала погромче — и опять молчание в ответ. Тогда она пошла в ту сторону, где, как ей казалось, осталась широкая тропа. Но тропы не увидела. Не услышала и ответов на "Ау!" Тогда она остановилась и огляделась. Вокруг были только стволы сосен, где-то в верхушках шумел ветер. Травы в сосновом лесу, как известно, нет, одна сухая хвоя шуршит под ногами. Солнце клонилось к закату, низкие косые лучи освещали западные стороны стволов, а с востока наползала темнота и белесая дымка клубилась между деревьями. Пейзаж делался похож на сцену из сказки — сейчас выскочит кто-нибудь страшный! Маргарита не испугалась: чего бояться-то? Ведь они не перешли шоссе. Она прислушалась и услышала шум автомобилей. Пошла на звук и вышла на трассу. "Ну вот, — сказала она себе. — Надо развернуться на сто восемьдесят градусов и пойти обратно. Дачный поселок — точно напротив шоссе". Так она и сделала. Через пару минут она вышла на широкую тропу — ту самую, которую потеряла, и тут же увидела идущую ей навстречу тетю:
— Что это ты, собралась в Минск?
— Почему?..
— Это же минское шоссе. Автобус проходит… — она посмотрела на часы. — Не скоро еще, да и остановка далеко, но он подбирает пассажиров, если места есть…
На следующий день занимались приведением в порядок участка перед зимой и болтали о всякой ерунде. Маргарита не хотела говорить ни о чем серьезном, тем более о своих личных неудачах, хотя видела, что тетя Нелли задета ее нежеланием поделиться печалями и даже, наверное, ревнует. "Если будет настаивать или хотя бы намекать, тогда поговорю с ней "об этом". А так… Да она ведь никогда ни на чем не настаивает, просто молча и надолго обижается…"
Но после обеда Нелли Алексеевна спохватилась:
— Ой, забыла! Мне же надо в Совете ветеранов разослать им объявления о собрании! И там еще надо сходить к одному старичку, я ему обещала… Ой, как они мне надоели, эти ветераны!.. Ты не побоишься ночевать здесь одна? Или пойдем вместе, а завтра вернемся? Я, если сейчас пойду, то до темноты не управлюсь. А по темноте идти через луг… Да просто темно, не видно ничего. И пасмурно, если бы луна была…
— Знаете, мне совершенно все равно. Если хотите — пойду с вами. Если не обидитесь — останусь здесь… Здесь спокойно?
Тетушка горячо уверила ее, что ну совершенно спокойно, очень безопасное место, никогда здесь ничего не случается, и даже зимой из закрытых дач ничего не пропадает, бояться нечего.
Вот так и получилось, что Маргарита осталась одна. Если бы она не осталась одна, то ничего не случилось бы.
Она посидела с полчаса в тишине и одиночестве, но растрепанные нервы требовали действия — любого, хоть пробежки трусцой. Сон последнее время тоже был некудышний — засыпала, не помня себя от усталости, через пару часов просыпалась — и начиналось «дежурство»: или хождение из угла в угол с имитацией полезной домашней деятельности, или курение на балконе — это дома. Но у родственников не было балкона, а шататься ночью по квартире, пугая работающих и нуждающихся в отдыхе людей… Оставалось лежание с открытыми глазами и самоковыряние — до изнеможения. Даже читать получалось плохо. Поэтому Маргарита решила поставить эксперимент — устать настолько, чтобы заснуть наконец глубоким и крепким сном и проспать до утра. Поэтому она сначала доубирала, как смогла, огород, потом надела ветровку, рассовала по карманам сигареты, зажигалку, карамельки, носовой платок, мелочь — непонятно, на что, да мало ли, пригодится — и пошла гулять. Старалась идти быстрым шагом, не для того, чтобы прийти куда-либо побыстрее, а чтобы устать посильнее. Сначала дошла до берега Днепра, там дул холодный ветер, она стала замерзать и вернулась на проселок, дошла до моста, повернула обратно, прошла по всем улицам пустого поселка, вернулась к домику, посмотрела на него — и пошла снова в сосновый «треугольник» с намерением пройти по тропе до березовой рощи и луга, а там уж решать по обстановке, в зависимости от погоды и самочувствия.
