Он пытался разгадать смысл рун и символов, а в душе рос страх. Глаза его были как бы прикованы к тексту, и пока он не прочел заклинание до конца, он не мог оторвать их от страницы.
Когда он наконец поднял голову, то увидел, что в комнате темно и что он читал вообще без света. Теперь, когда он снова взглянул на страницу, он уже не мог ничего на ней разглядеть. Страх, однако, продолжал расти, внутри все заледенело от ужаса. Бросив взгляд через плечо, он заметил, как возле закрытой двери крадется что-то темное — бесформенный сгусток тени, чернее самой черноты. Ему показалось, что она тянется к нему и что-то шепчет, но слов он разобрать не мог.
Дверь распахнулась, и в комнату вошел высокий человек, окруженный ярким сиянием. Он что-то громко и резко сказал — тьма неожиданно рассеялась и шепот прекратился.
Ужас тоже ушел, но Гед все равно был полон страха, так как в дверях, с дубовым посохом в руке, стоял маг Огион.
Ни слова не сказав, он прошел мимо Геда, зажег лампу и поставил на место книги. Затем он повернулся к мальчику со словами:
— Всякий раз, произнося это заклинание, ты рискуешь жизнью и дарованными тебе способностями. Скажи, ты рылся в книгах для того, чтобы найти его?
— Нет, Учитель, — тихо ответил Гед, покраснев от стыда.
Он рассказал Огиону, что он искал в книгах и для чего.
— Ты, наверное, забыл, я говорил тебе, что мать этой девочки, жена Властелина нашего острова, колдунья.
Огион и вправду как-то раз вскользь об этом упомянул, но тогда Гед не обратил внимания на его слова, хотя хорошо знал, что Огион никогда не бросает слов на ветер.
— Сама девочка тоже наполовину ведьма. Вполне возможно, что мать послала ее вести с тобой эти разговоры. И не исключено, что именно она открыла книгу на странице, которую Ты прочел. Мы с ней служим разным силам. Я не знаю, каковы ее помыслы, но уверен, что она желает мне только зла. Послушай, Гед, тебе никогда не приходило в голову, какая опасность может угрожать твоему дару? Это подобно тому, как Тень подстерегает свет. Волшебство — это не игры, в которые играют удовольствия или награды ради. Поразмысли об этом. Любое слово, любой поступок в нашем ремесле говорится и делается либо с добрыми, либо с дурными намерениями. И прежде чем что-то сказать или совершить, ты должен знать цену, которую тебе придется заплатить.
Движимый раскаянием, Гед воскликнул:
— Но откуда я мог об этом знать, если ты ничему меня не учишь? С тех пор как я живу тут у тебя, я еще ничего не сделал, ничего не видел…
— Нет, кое-что ты уже видел, — сказал маг. — У двери в темноте, когда я вошел…
Гед молчал.
Огион встал на колени и разжег очаг, так как в доме было холодно. Не поднимаясь с колен, он тихо сказал:
— Гед, мой юный сокол, ты ничем не связан, тебя никто не принуждает служить мне. Не ты ведь пришел ко мне, а я к тебе. Ты еще слишком молод, и тебе трудно сделать выбор, но я не могу сделать его за тебя. Если хочешь, я пошлю тебя на Остров Рок, где учат всем высоким наукам, а способности твои велики. Надеюсь, их у тебя больше, чем тщеславия. Я бы с радостью оставил тебя здесь, ибо у меня есть то, чего тебе не хватает. Но я не собираюсь удерживать тебя против твоей воли. Ты сам должен выбрать между Ре-Альби и Роком.
Гед онемел от неожиданности, и сердце его пришло в смятение. Он полюбил этого человека, который исцелил его одним прикосновением руки и который не носил в душе зла. Но о своей любви к нему Гед сам до этой минуты не знал. Он поглядел на стоящий в углу возле очага дубовый посох, который испепелил зло, пришедшее из тьмы, и ему захотелось остаться здесь с Огионом, бродить с ним по лесам и учиться быть молчаливым. Но в нем бушевали и другие желания, которые не так-то легко было смирить, — мечты о славе, жажда активных действий.
Путь к мастерству, который предлагал Огион, медленный путь в обход, казался слишком долгим, когда можно было сесть на корабль и с попутным морским ветром отправиться через Внутреннее Море прямо к Острову Мудрых, где сам воздух пронизан волшебством и где живет сам Верховный Маг, а вокруг одни чудеса.
— Учитель, я поеду на Рок, — сказал Гед.
Через несколько дней, ранним весенним утром, они с Огионом уже спускались по крутой дороге от Оверфеля, лежащего в пятнадцати милях от Большого Гонтского Порта. При виде мага стражники города Гонта, стоящие у главных ворот, между двумя резными фигурами драконов, опустились на колени и обнажили мечи в знак приветствия. Они знали его в лицо и всегда воздавали ему почести не только по приказу Правителя, но по собственному почину, так как десять лет назад Огион спас Гонт от землетрясения, которое разрушило бы до основания все дома-башни этого богатого города, а лавина камней с гор завалила бы пролив между Грозными Утесами. Он заговорил и утихомирил горы, а потом успокоил содрогающиеся пропасти Оверфеля, как усмиряют растревоженного зверя. Гед не раз слыхал рассказы об этом событии. С каким-то суеверным страхом он смотрел на человека, который остановил землетрясение, но лицо Огиона, как всегда, было безмятежно спокойным.
Они спустились к причалам, куда сразу же поспешил прийти начальник порта, чтобы поздороваться с Огионом и спросить, не может ли он чем-нибудь помочь ему. Узнав, что Огион ждет корабль, начальник порта назвал ему судно, которое направлялось во Внутреннее Море. Он добавил, что капитан охотно возьмет на борт пассажира, если тот еще умеет управлять ветрами, так как своего волшебника у него нет.
— С туманом он, возможно, и справится, но вот с ветром — не уверен, — ответил Огион. И затем, обратившись к Геду, сказал: — Не вздумай проделывать свои трюки с морем и морскими ветрами, Ястреб. Ты ведь сухопутный житель. А как называется корабль? — спросил он у начальника порта.
— «Тень». Идет с Андрад в Хорт-Таун с мехами и слоновой костью. Прекрасный корабль, Мастер Огион.
Услышав название судна, маг помрачнел и сказал:
Ну что ж, «Тень» так «Тень». Отдай это письмо Ректору Школы на Роке, Ястреб. Попутного тебе ветра. Прощай.
И, ничего не добавив, он повернулся и зашагал по улице, идущей вверх от набережной.
Гед стоял и смотрел, как удаляется его учитель.
Пошли, паренек, — сказал начальник порта. Он привел его на берег к пирсу, где «Тень» готовилась к отплытию.
Может показаться странным, что на острове в пятьдесят миль шириной, в деревушке под утесами, навек обреченными смотреть на море, мальчик мог дорасти до зрелости, так и не побывав на корабле и не обмакнув пальцы в соленую воду. Но все именно так и было.
Для сухопутного лейте ля, землепашца, козопаса, пастуха, охотника или ремесленника, океан — это соленая беспокойная стихия, с которой он никогда не соприкасается. Для него деревня на расстоянии двух дней пути от его родного дома — незнакомая, чужая земля, остров, до которого плыть сутки, — просто миф, а туманные холмы, маячившие далеко в море, кажутся ему зыбкими и ненадежными по сравнению с твердой землей, по которой он привык ступать.
