Нет, заснуть уже не удастся. Злая, аки лев рыкающий, Алька подскочила к окну и рывком распахнула шторы. Голуби сорвались с места, встревоженно хлопая крыльями. Алька удовлетворенно ухмыльнулась:
— То-то, будете знать, как меня будить, — и пошла умываться.
Проходя мимо зеркала, привычно взглянула на свое отражение. Какое-то оно сегодня получилось нечеткое, слегка расплывчатое. А-а, она же не выспалась, это глаза еще не сфокусировались, как положено. Вот сейчас она умоется, и, как обычно, начнет расчесывать свои шикарные волосы перед зеркалом. Как всегда — двадцать раз в одном направлении, двадцать раз в другом. Это был ежедневный утренний ритуал. Алька могла не пользоваться косметикой, могла месяцами не делать маникюр — зачем, ведь она совсем не выходит из дому. Но за волосами следила строго и тщательно. До недавнего времени у нее было две гордости — голос и волосы. Теперь остались только волосы. И уж тут Сашке никак не удастся ее убедить, что и волосы у нее обычные, так сказать, массового выпуска, "хорового пения". Правда, с этим ремонтом она о волосах почти позабыла, все времени не хватало на уход за ними. Но ничего — ремонт остался позади, теперь самое время наверстать упущенное.
Румяная после умывания, Алька подошла к зеркалу с массажной щеткой в руке, занесла уже было руку к волосам и привычно улыбнулась своему отражению. Однако отражения почти не было. Вместо улучшения фокуса произошла, напротив, какая-то грубая разбалансировка. Отражение еще больше покрылось странным туманным маревом, вроде кто-то вошел в хорошо натопленную избу с пятидесятиградусного мороза. Но на улице-то — конец мая! И кроме Альки в квартире никого нет, так что никаких помех нормальному отражению не должно было возникнуть. Но они возникли. Алька ахнула:
— Зеркало поломалось! Надо же… Ведь только вчера повесили.
Алька была не совсем права. Зеркало не было новым, и висело в этой квартире задолго до Алькиного в ней появления. Но на время ремонта его сняли со стены, где оно провисело много лет. Надо сказать, что квартирка была довольно скромных размеров, и раньше из-за зеркала нельзя было использовать место в углу, куда хорошо монтировалась стиральная машина. Конечно, машине место не в коридоре, а в ванной комнате. Но это в нормальных домах в нормальных странах. У нас же только в последние годы стали строить более-менее просторные ванные, куда можно было бы поставить пусть не самую большую, но хотя бы средних размеров стиральную машину. Альку же Саша привел в старую хрущевку с раздельным санузлом, и в ванной не то что машинку, даже корзинку для грязного белья поставить было решительно некуда. Вот и придумала Алька повесить зеркало на дверь маленькой кладовки, а на его прежнее место поставить стиралку.
Кладовка же, в которой находился какой-никакой инструмент, гвозди там разные, отвертки-плоскогубцы, мотки медной проволоки да старая обувь, которую уже давно не носили, а выбрасывать почему-то все равно было жалко, выходила дверью как раз на окно гостиной. И сейчас, когда солнышко светило ярко-ярко, его лучи прямиком попадали на зеркало. По идее, они должны были бы отражаться в нем, но они, напротив, в нем тонули. И вместо света в зеркале мутилось что-то непонятное, и оно все время уплотнялось, и прямо на Алькиных глазах совсем перестало походить на зеркало. Теперь это выглядело, как поверхность озера или моря в пасмурную безветренную погоду, только вертикальную: такое же темное и глубокое, и точно также покрытое мелкой рябью волны. Сходство с водой было так велико, что Алька инстинктивно протянула к зеркалу руку и "окунула" ее в марево, ожидая ощутить мокрую прохладу. И она действительно почувствовала прохладу, но не мокрую, а, скорее, какую-то вязкую, возможно, даже липкую, как будто нечаянно влезла в тарелку с недозастывшим желе. Алька в испуге отдернула руку и с удивлением уставилась на нее, ожидая увидеть тяжелые капли желеобразной массы. Но рука была сухая и даже теплая. Все это было так странно, что Алька даже не успела отдать себе отчет, что только что поковырялась рукой в зазеркалье. Она все разглядывала руку, не веря собственным глазам, ведь ощущение прохлады и вязкой субстанции запомнилось очень хорошо, а рука была совершенно сухая и теплая.
Алька не могла оторвать взгляд от зеркала, вернее, от того, во что оно превратилось. Время шло, а "картинка" в зеркале не менялась — оно по-прежнему рябило бездонной глубиной и не отражало ни единого лучика света. Это продолжалось довольно долго, у Альки уже устали непривычные к долгому стоянию ноги. Она придвинула стул поближе к тому, что еще недавно звалось зеркалом, и сидела, тупо глядя в суровую глубину. Было и страшно и любопытно одновременно. Иногда она протягивала пальчик и пыталась погладить неровную поверхность, но пальчик неизменно проваливался в странную желеобразную субстанцию и она, в который раз пугаясь, отдергивала руку и с любопытством разглядывала собственный палец, тщетно пытаясь обнаружить на нем остатки субстанции.
Прошло часа два, когда Алька заметила, что субстанция начинает светлеть, словно с изнанки зеркала появилась подсветка. Оно светлело буквально на глазах, как будто Алька смотрела на воду из быстро приближающегося к берегу катера. Оно уже стало совсем прозрачным, и Алька с нетерпением вглядывалась в него, ожидая увидеть прибрежные камешки со скругленными за миллионы лет водой краями. Однако вместо них постепенно стало прорисовываться ее отражение. Сначала зыбко, как сквозь туман, показалось Алькино удивленное лицо, такое же неверное, как отражение в неглубоком ставке. Постепенно отражение уплотнялось, все больше становясь похожим на нормальное зеркальное отражение, но изредка по нему все еще пробегала дрожь, как в испорченном телевизоре. И, наконец, еще через несколько минут зеркало ничуть не отличалось от своего привычного состояния.
Алька приглядывалась к нему и так, и этак, гладила руками, пыталась проковырять пальчиком, добраться до той странной глубины, но все ее попытки не принесли удачи — это было обыкновенное стекло, покрытое с изнанки плотным слоем амальгамы. Алька не верила своим глазам — когда они ошибались? Теперь, когда видят обычное зеркало, или тогда, когда на этом самом месте плескалось странное вертикальное море?
До самого вечера Алька крутилась в коридоре, без конца поглядывая на собственное отражение в зеркале. Уже и Сашка пришел с репетиции и готовил на кухне тушеную картошку с курицей, уже подходила к концу очередная серия любимой мыльной оперы, а Алька все не отходила от зеркала. В конце концов Утицкий психанул:
— Да сколько ты можешь любоваться собою? Что-то раньше я за тобой не наблюдал такой страсти к зеркалам.
