— Да, но они-то думают, я хочу поступить в Массачусетский технологический институт на факультет химии, — шепчет сосед убитым голосом.
— А ты им и скажи, что не хочешь. Если не хочешь.
— Но они сообщат родителям, — тяжело вздыхает Сэм.
— Ну, а что ты собираешься делать?
— Хочу поехать в Лос-Анджелес и поступить в вуз, где готовят специалистов по визуальным эффектам. Ну, ты же знаешь, я обожаю спецэффекты и грим, но сейчас почти все делают на компьютере, поэтому мне нужно это освоить. Есть один такой трехгодичный курс.
Сэм утирает вспотевший лоб и проводит рукой по коротким волосам — будто поведал мне свою самую невероятную и почему-то постыдную мечту.
Мисс Вандервеер называет мою фамилию, я встаю и прохожу за ширму, напоследок шепнув соседу:
— Все будет хорошо.
Но его волнение передается и мне — ладони потеют.
У психолога короткие темные волосы и лицо все в морщинках и коричневых старческих пятнах. На маленьком столе — папка с моими данными. Мисс Вандервеер плюхается на стул и с нарочитой веселостью в голосе начинает:
— Итак, Кассель, чем вы планируете заняться в жизни?
— Ох, еще не решил.
Мои таланты для колледжа не годятся — такому там не учат. Я умею мошенничать. Подделывать документы. Убивать людей. А еще замки вскрывать.
— Давайте тогда подумаем о возможных университетах. В прошлом году я вас просила выбрать те, в которые вы бы хотели поступить, и еще что-нибудь про запас, на всякий случай. Составили список?
— Не совсем, подумать-то я подумал, но ничего не записал.
— А вы ездили смотреть на те институты, в которые планируете подать заявление? — хмурится она.
Качаю головой, и Вандервеер вздыхает.
— Уоллингфорд весьма гордится тем, что его выпускники поступают в лучшие университеты мира. В Гарвард и Оксфорд, в Йель и Калифорнийский технологический институт, в университет Джонса Хопкинса. Давайте-ка посмотрим: ваши оценки могли бы быть и получше, но ведь тест на проверку академических способностей вы написали очень даже неплохо.
Киваю и вспоминаю про братьев: Баррон отчислился из Принстона, а Филип бросил школу, обзавелся ожерельем из шрамов и начал работать на Захарова. Не хочу быть как они.
— Обязательно напишу список, — обещаю я Вандервеер.
— Сделайте одолжение. Жду вас через неделю. И никаких больше отговорок. Будущее наступит скорее, чем вы думаете.
Выхожу из-за ширмы. Сэма нигде нет; наверное, он еще на консультации. Пока жду его, съедаю три сливочных печенья, которые разложили на столике специально для учеников, но сосед так и не появляется, так что, в конце концов, я отправляюсь в общежитие один.
Всегда непривычно спать первую ночь в новой комнате. Кровать очень неудобная: я в ней толком не помещаюсь, засыпаю, свернувшись калачиком, а потом во сне распрямляю ноги и сразу же просыпаюсь, потому что они упираются в бортик.
В соседней комнате кто-то храпит.
За окном лунный свет заливает газон, а трава блестит, будто вырезана из жести. Я думаю о ней, а потом вдруг просыпаюсь от звонка будильника на телефоне. Уже, видимо, давно звонит.
Мычу спросонья и бросаю подушкой в Сэма. Он нехотя поднимает голову.
Мы тащимся в общую ванную. Там мальчишки с нашего этажа вовсю чистят зубы и заканчивают водные процедуры. Сосед брызгает водой себе в лицо.
Чайават Тервейл, обмотав вокруг талии полотенце, вытаскивает из корзинки пару одноразовых резиновых перчаток. Над корзинкой плакат: «Наденьте перчатки: защитите своих одноклассников».
— И снова Уоллингфорд, — объявляет Сэм, — не комната в общежитии, а настоящий дворец; не жидкая гадость вместо кофе, а настоящее лакомство; не душ, а…
— Радуешься утреннему купанию? — интересуется Кайл Хендерсон. Сам он уже оделся и мажется гелем для волос. — В душе, наверное, будешь думать обо мне?
— Из-за таких мыслей придется мыться в два раза быстрее, — не теряется мой сосед. — Боже мой, старый добрый Уоллингфорд!
Я смеюсь, кто-то в шутку стегает Сэма полотенцем.
После душа времени на завтрак не остается, поэтому я, пробегая через холл, наливаю кофе, который заварил себе наш комендант, и заглатываю пирожное-полуфабрикат, не разогревая, прямо в сыром виде. Сэму мама таких с собой дала целую коробку.
Сосед укоризненно на меня смотрит и запихивает в рот точно такое же.
— Хорошенькое начало учебного года. Мы опаздываем, это так стильно.
— Надо же как следует разочаровать учителей, — откликается Сэм.
Чувствую себя вполне нормально, а ведь я все лето в это время как раз спать ложился.
В моем расписании первым уроком стоит «статистика и вероятность». Еще в этом семестре у меня будут «развивающиеся страны и этика» (Даника была бы в восторге, что я выбрал в качестве факультатива по истории такой предмет, именно поэтому я ей об этом и не сказал), «английский язык», «физика», «продвинутая лепка» (смейтесь-смейтесь), «продвинутый французский» и «фотошоп».
Выхожу из общежития Смит-холл и поворачиваю к учебному центру Финке, на ходу изучая бумажку с расписанием. «Статистика», наверное, на третьем этаже — надо подняться по лестнице.
Прямо навстречу идет Лила Захарова. На ней школьная уоллингфордовская форма: пиджак, плиссированная юбка и белая рубашка; коротко постриженные волосы сияют золотом. При виде меня у девушки на лице появляется странное выражение — смесь ужаса и надежды.
Что у меня на лице появляется — страшно даже вообразить.
— Лила?
Она опускает взгляд и отворачивается.
Бросаюсь вперед и хватаю ее за руку. Я как будто боюсь, что она не настоящая. От прикосновения моей затянутой в перчатку руки Лила замирает.
Грубо разворачиваю ее к себе. Что я творю? Но в голове такая путаница.
— Что ты здесь делаешь?
Она дергается, как от удара.
Ну просто молодец, Кассель. Умеешь любезничать с девушками.
— Я знала, что ты разозлишься.
На ее побледневшем растерянном лице не осталось и следа былой жестокости.
— Не в этом дело.
Я, по правде, и сам ни черта не понимаю, в чем тут дело. Ей не следует здесь быть. Но я хочу, чтобы она здесь была.
— Не могу справиться… — говорит Лила отчаянным срывающимся голосом. — Кассель, я пыталась о тебе не думать. Все лето пыталась. Сто раз порывалась к тебе приехать. Кулаки сжимала до крови, чтобы сдержаться.
Вспоминаю, как в марте сидел на крыльце родительского дома и умолял Лилу поверить, что она под действием проклятия. Вспоминаю, как по ее лицу медленно разливался ужас. Вспоминаю, как она спорила, как наконец уступила и согласилась, что нам лучше не видеться, пока магия не ослабнет. Я все помню, ничего не забыл.
