— Бей его, смерть узурпатору! — вскричал один из тех, кто несколько минут назад молил о пощаде.
Шестеро грелиманусцев вмиг окружили царя, как комары облепляют случайно забредшего на болота медведя. Но так же легко, как от жала комара, Кулл уворачивался от их ударов.
Для Кулла не имело значения, кто стоит перед ним с оружием в руках, для него исчез огромный роскошный пиршественный зал и сотни глаз, неотрывно следящих за ним, он забыл, что за его спиной стоят Алые Убийцы, лучшие в мире воины, на их алых доспехах незаметна кровь, ни своя, ни противника, чтобы не отвлекала от важного дела — убивать, убивать, убивать.
Кулл забыл обо всем, кроме жалких противников, в глупости своей возомнивших, что могут победить его, варвара, выходца из Атланты. Удар сверху вниз — и вот уже первый противник упал с раскроенным черепом, и тут же удар снизу вверх и второй грелиманусец заорал предсмертным криком. Третий, самый отчаянный, нанес резкий рубящий удар, но Кулл с разворота покончил и с ним, не обратив ни малейшего внимания на рану, на то, что он весь обрызган кровью — своей и чужой. Он провел выпад, который невозможно отразить, и еще один заговорщик упал, распростившись с жизнью.
Один из двоих оставшихся закричал в испуге, поняв неотвратимость смерти, и, выставив меч вперед, бросился прочь от Кулла, надеясь протаранить себе путь среди рабов и слуг и выскочить из дворца, позорным бегством спасая жизнь. Рабы разбегались пред блеском стали, испуганные искаженным страхом и ненавистью лицом беглецам.
До спасительных дверей оставалось совсем немного, в лицо беглецу уже пахнуло опьяняющим ветром свободы, как путь заговорщику преградили двое Алых Убийц, хмурых и безжалостных. Словно молнии сверкнули два клинка и из спины грелиманусца показались два обагренных кровью острия.
Кулл тем временем покончил с еще одним заговорщиком, у ног его валялись пять трупов. Он подлетел к последнему, не отпившему вина, бледному юноше с гордым гербом на груди.
— Подними меч и защищайся, подлый отравитель! — крикнул ему Кулл. — Прими смерть, как мужчина.
— Моя жизнь принадлежит тебе, мой царь, — не поднимая клинка ответил молодой человек. — И если тебе так нужно, убей меня.
— Ты вместе с этими мерзавцами пытался отравить меня!
— Как я мог хотеть смерти царя, за которого отдал жизнь мой отец, и за которого я сам проливал кровь уже в трех битвах?
Кулл остановился.
— Да, я помню в прошлом сражении ты проявил мужество и бесстрашие, достойное воина. Тем более я удивлен тем, что представитель столь благородного рода оказался среди заговорщиков.
— Я не имею к ним никакого отношения, — спокойно ответил юноша, глядя царю прямо в глаза и готовый принять смерть, но не поднять меча на своего повелителя.
— Почему же ты не прикоснулся к вину, когда я провозгласил тост за великого Хотата? — удивленно спросил Кулл, которому очень хотелось, чтобы юноша доказал свою невиновность — ему он нравился.
— Я не пил вина, — спокойно ответил тот, — потому, что дал обет не прикасаться к вину и изысканным яствам до тех пор, пока не обвенчаюсь со своей возлюбленной, ее зовут Фейра, дочь известного вам гора‑Марина. Но она отправилась за благословением к своему деду в Грелиманус и я с тревогой ожидаю ее возвращения. Я поехал бы вместе с ней, но я обязан был присутствовать на вашем пире, мой царь, я не мог нарушить традиций. Но я не мог и нарушить обета не пить ничего, кроме родниковой воды и не есть ничего, кроме черного хлеба. Я все сказал, если сомневаешься в моих словах, мой повелитель, убей меня, я с удовольствием приму смерть за своего царя.
— Как твое имя?
— Хеерст из рода Дракбары.
Кулл опустил меч и обнял юношу.
— Твои слова обогревают мое сердце, — сказал царь. — Не все в моем царстве думают лишь о том, как погубить меня и завладеть моим троном. Я бы выпил с тобой вина, отважный Хеерст, но я уважаю твой обет. У меня к тебе есть поручение, готов ли ты выполнить его прямо сейчас?
— Что прикажете, мой повелитель?
— Отправляйся немедленно в Грелиманус и проверь слова этих, — Кулл брезгливо указал на трупы, которых уносили рабы. — Но, что бы там не происходило, ты обязан вернуться живым и все рассказать мне. Если там все в порядке, передай отцам города, что как только справлюсь со срочными делами, сам приеду посмотреть, как они живут, я давно собирался съездить туда.
— Я уже мчусь в конюшню, мой повелитель! — пылко воскликнул юноша из рода Дракбары.
Царь уселся в свое кресло. Бокал перед ним был полон. Тут же подошли три женщины с тазами, полными воды, чтобы промыть и перевязать его раны.
За все время, что происходили описанные события, гости словно забыли о своих голоде и жажде, но сейчас, когда все благополучно завершилось, аппетит давал знать о себе со зверской силой.
Те, кто не успел произнести здравицы днем на площади перед царским дворцом, рассчитывали наверстать упущенное, готовясь произнести пышные слова в надежде обратить на себя взгляд царя. Кулл, прекрасно зная об этом, сожалел, что сладостные мгновения схватки пролетели столь стремительно и вновь подкатила скука застолья.
Какое‑то время он слушал витиеватый тост Ка‑ну, любившего поговорить не менее, чем пить вино или обнимать знойных красоток.
Знатные гости и послы вставали один за другим, произнося хвалебные речи царю Куллу и восславления великому Хотату. Кулл сидел, закрыв глаза — может, он заснул, но все считали, что он слушает или думает о важных неотложных государственных делах.
Очень скоро пирующие дошли до того состояния, когда уже не слышат речи других, а когда произносят речь сами, не обращают внимания: слушает ли их хоть кто‑нибудь.
— Кулл, пойдем в сад, — тихо предложил на ухо царю Брул. — У меня для тебя есть подарок. Заодно и поговорим. Гости уже не заметят твоего ухода.
Кулл обвел взглядом зал, посмотрел на золотое блюдо с изысканными деликатесами, к которым так и не притронулся.
— Да, Брул, ты прав. Пойдем поговорим наедине. Советник Ту, посол Ка‑ну, не хотите присоединиться к нам, пройтись по свежему воздуху? Здесь стало чересчур душно.
Ту без слов поставил на стол кубок и встал. Ка‑ну с благодушной улыбкой согнал черноволосую красотку, пристроившуюся у него на коленях.
— Иди‑иди, крошка, — сказал посол пиктов девушке. — Я вернусь и у нас еще будет время обсудить твои прелести.
Царь и трое его ближайших друзей вышли в сад, восемь Алых Убийц во главе с Келькором на приличном расстоянии следовали за ними.
Никто из гостей, увлеченных прекрасным вином и изумительными угощениями, которых на столе не уменьшалось, поскольку едва блюдо пустело, рабы тут же заменяли его полным, не обратил внимания на уход царя из пиршественного зала.
