Элея кивнула, но сама уже думала о другом.
— Значит… тайкуры, — она не смела поверить, да только сердце уже, сбиваясь с ритма, зачастило, заспешило куда-то, торопя бежать и делать. И Элея даже забыла удивляться, откуда отцу столько известно о Даре и его проявлениях.
— Да, — ответил он, — тайкуры, аголы, ксархи. И все остальные… Дикие народы помнят магию древних, и ты это знаешь не хуже, чем я. Королева Нар была не единственной в своем роде, хотя не исключено — одной из сильнейших, — посмотрев на дочь, он с сомнением спросил: — Тебе претит мысль, что Патрика может исцелить человек, единой крови с тайкурской колдуньей?
— Нет, отец, о чем ты… Не в том дело, — но на самом деле новая радость и впрямь была насквозь пронизана страхом. Элея и сама не знала, как это объяснить. Одна только мысль о Диких княжествах повергала ее в смятение. Перед глазами сами собой вставали образы, которые хотелось бы просто стереть из памяти… Кровавые жертвоприношения, дикие пляски у костра, обезображенное ритуальными узорами лицо шамана… На все эти проявления дикарской магии она налюбовалась в тот раз, когда Руальд впервые поехал к тайкурам и зачем-то взял молодую жену с собой. Элея помнила ту поездку так ясно, как будто вернулась только вчера. После их свадьбы и года не прошло… Принцесса Нар тогда была еще совсем ребенком. Она носилась по становищу, неотличимая от целого гурта темноглазых, отчаянно смелых и безжалостных мальчишек. Элея и рассмотрела-то ее толком лишь на приветственном пиру, когда юную таргано, всю обвешенную кинжалами и черепушками степных ящериц, усадили за стол подле отца и представили как наследницу. Могла ли королева Закатного Края помыслить в ту пору, что это дикое создание через несколько лет возжелает и самого Руальда и корону его молодой супруги… Тем горше ей было узнать об измене мужа… А тогда, после возвращения в Закатный Край, Элея заявила Руальду, что больше никогда, никогда не переступит рубежей Диких Княжеств. Ей на всю жизнь хватило и острых ощущений, и наизнанку вывернутых иноземных нравов.
Снова столкнуться лицом к лицу с этими чуждыми законами жизни? Довериться зловещим колдунам, что заливают кровью алтари своего Небесного Повелителя?
Вернуть Патрика…
Вновь услышать его смех. Увидеть его улыбку.
Она вновь подошла к туалетному столику и взяла в руки гребень. Просто, чтобы занять их чем-нибудь. Чтобы отец не видел, как ее пальцы отчаянно терзают друг друга.
Но король и сам был взволнован.
— Уже поздно… — сказал он негромко. — Давай, милая, спать, пожалуй, — ласково взял ее за плечи и поцеловал в макушку. — Такие вещи лучше обсуждать на свежую голову.
Когда он скрылся за дверью, Элея вдруг поняла, что случайно сорвавшееся с губ откровение, возможно, спасло сегодня ее шута. Отец приходил не просто так… он хотел убедить свою наследницу отпустить Патрика… И она чувствовала — на этот раз король нашел бы правильные слова, чтобы Элея согласилась позвать прощальников.
"Боги хранят тебя, Пат, — думала принцесса, радостным взглядом встречая Саэль, которая вернулась с кувшином, полным горячей воды. — Почему-то они очень тебя любят…"
4
Ветер глухо выл за окном, срывая с ветвей остатки сухих листьев.
Элея появилась на свет в середине осени, и каждый раз к годовщине ее рождения деревья неизменно лишались своего багряно-золотого наряда. Еще буквально накануне дворцовый сад радовал глаз пышным убранством, но в свой праздник принцесса неизменно смотрела на голые ветви, серое небо и свинцовое море.
В детстве Элея любила этот день, однако после смерти матери он потерял для нее свою ценность.
Так почему же в этом году она ждала его столь сильно?
На Белых Островах никогда не было принято получать подарки по случаю годовщины рождения, поскольку появление на свет — еще не повод чем-то гордиться. Обычно в этот день чествовали родителей, да и то лишь в том случае, если из их чада вырос хороший человек. Однако принцесса — это все-таки дочь короля… Элею всегда одаривали щедро, ибо предполагалось, что подобное земное воплощение дано лишь избранным. Большую часть подарков Элея по наущению родителей и наставников раздавала тем, кто в них нуждался более, чем обеспеченная всем наследница. И в первую очередь надлежало отдавать именно то, что понравилось больше всего. Так в ней воспитывали непривязанность к вещам, щедрость и умение жертвовать собой ради других. Но никогда не принуждали, нет… И не упрекали в случае, если принцесса не могла расстаться с каким-нибудь особенно полюбившимся подарком. Всякий раз это было ее личное, осознанное и порой выстраданное решение.
Словом, ценность праздника заключалась вовсе не в подарках. Что подарки — лишь красивые вещи… Зато, согласно народному поверью, желание, загаданное именно в годовщину рождения, могло на самом деле воплотиться в реальность. Королева Таэна рассказала об этом дочери, когда та была еще совсем маленькой. "Твое желание, — говорила мать, — это и есть самый ценный подарок, не измеримый ни золотом, ни серебром. И если ты мечтаешь о чем-то очень сильно, сохрани свою мечту до годовщины рождения, чтобы в этот день послать ее богам прямо в уши".
Глядя в холодное осеннее небо, Элея помянула мать в своей утренней молитве и, возвращаясь из прошлого в настоящее, подумала, что на сей раз ее желание не будет сюрпризом для богов, ибо она твердила его каждый день.
Традиция требовала от принцессы активного участия в собственном чествовании по случаю праздника, но мысль об этом повергала Элею в ужас. Меньше всего ей хотелось слушать хвалебные речи и с утра до вечера держать лицо растянутым в улыбке.
"Скажусь больной, — думала она, провожая глазами очередной каскад листьев, сорванных ветром. — Оно, конечно, недостойно наследницы… и подарит членам Совета очередной повод усомниться в моих правах на трон. Ну, да и пускай. Не желаю я этих празднеств, — Элея прислонилась щекой к оконной решетке, стекло приятно холодило кожу, прогоняя остатки сна. — Подумать только, через несколько дней мне исполнится двадцать четыре…Так много…"
В двадцать четыре года королева Таэна уже учила свою маленькую дочь, как вести себя за столом и что говорить при встрече с высокородными гостями.
— Здравствуй, Ваэлья, — король раскурил трубку и указал на кресло подле себя. Гостью он пригласил в свой кабинет, и это означало серьезный разговор. — Присаживайся. Чаю изволишь?
При взгляде на ведунью так и казалось, что она идет по узкому мосту над пропастью. Наставница была бледна и серьезна до такой степени, точно от этой встречи зависела вся дальнейшая судьба Белых Островов. Элея, стоявшая чуть в сторонке, только моргала от удивления — раньше Ваэлья не испытывала ни малейшего волнения при общении с королем.
