— Care vamme tig nin! [Не прикасайся ко мне!] — заметив, что Силавия с выражением жалости на лице протянула к нему руки, взвинтился и вскочил на ноги, отойдя от эльфийки подальше, в сторону клавикорда. Ощущение реальности снова стало исчезать. Он обхватил себя руками, будто надеясь затолкать дух обратно, если вдруг он снова попытается вылететь. Джастину казалось, что любое прикосновение прорвет незримую оболочку, и удержать жизнь не выйдет. В добавок сильно ныла поясница, подстегивая и без того расшатанное раздражение.
— Ni mére- ana tulco! [Я хочу помочь!] — как можно нежнее произнесла эльфийка, понимая, что любимый сейчас не в себе, и, кажется, забыл все языки кроме родного. Из рассказа Клэр она хотя бы приблизительно могла понять, что чувствовал Аэлдулин. И было очень похоже, что князь потрепал брата гораздо сильнее, чем вампиршу тогда.
У Силавии навернулись на глаза слезы. Ей казалось, что душа Джастина кровоточит, и с трудом удерживается на месте. Она всё ещё никак не могла привыкнуть к его новому имени, будто отказываясь принимать то, что он уже не эльф Вечного Леса. Увидев, как он, не задавая вопросов и не колеблясь рванул в сторону младшего брата, когда оборотень и человек сбивчиво попросили о помощи девушке, она уже более не могла сомневаться, что он всё тот же. Несколько импульсивный, добрый, беспечный и желающий всем помочь Аэлдулин, которого она полюбила много десятилетий назад.
А она долго отказывалась в это верить. Даже слишком долго. Когда мертвец клюнул на наживку в виде броши из цветка и песни, она ликовала. Всё ждала, когда он начнет задавать неудобные вопросы, напрашиваться в покои или может даже, устраивать провокации. Но ничего не было. Самый максимум, который он себе позволял, это дотронуться губами кончиков её пальцев и поинтересоваться здоровьем матушки и нескольких общих знакомых.
Она напоминала себе раз за разом, что это уже не Аэлдулин! Но как она не пыталась, имитация жизни была слишком хороша. Или же ей слишком хотелось верить и раствориться в этой сладкой лжи. Тем не менее капля за каплей сомнения в окончательно смерти любимого заполняли её душу. И начали активно склонять чашу весов в сторону недоверия к Королю после случая с уруахом.
— Прежде чем отправлять Селфису это чучело, лучше удостоверься, что Флаум спит. И напиши ему, пусть настроит так, чтобы возвращался потише. Еле отнял, — Джастин положил вырывающегося механического зверька перед Леди Силавией на столик.
У эльфийки внутри всё оборвалось. Мысленно она уже побывала в самых мрачных подземельях Итернитаса за те несколько секунд, которые потребовались Джастину, чтобы поклониться, развернуться и двинуться прочь.
— Стой! — Джастин замер в дверях, но не спешил оборачиваться. — Ты сейчас же доложишь обо мне? Он за этим тебя отправил? Поймать меня за руку? — Силавия вскочила со стула, нащупывая в складках юбки ножичек. Так просто пленить она себя не даст никому.
Джастин глубоко вздохнул.
— Сет ведь уехал в Доус… А уруаха я заметил ещё до начала зимы. Как думаешь, позволил бы он Вам остаться, узнай о шпионаже?
— Может быть, потому и оставил? Я пленница? Отвечай! — эльфийка уже не сдерживала гнев, и выкрикнула последнюю фразу.
Джастин медленно повернулся и поклонился по-прежнему не глядя ей в глаза.
— Если желаете, я велю оседлать коня и выделю для вас сопровождающего. Ледяной мост не потребуется. Перенесу по очереди на крыльях. Подумайте, но быстро. Поездка редко занимает больше недели, — тон Джастина был бесцветен и холоден, что никак не сочеталось с содержанием ответа.
Не дожидаясь решения эльфийки, Джастин вышел из помещения.
Силавия не стала терять времени. Собрала самые необходимые вещи, приспособив поудобнее клинки, спрятанные в одеждах и капсулу с ядом за щекой. На самый крайний случай. Когда была готова, сообщила о своем решении Джастину. Тот молча повиновался, по-прежнему на неё не смотря.
Лошадь перенесли на деревянном поддоне на цепях, крепко привязанная посередине. Выбранный Силавией Волк переплыл сам. Её саму Джастин перенес на руках. Ни разу не посмотрел ей в глаза вплоть до момента прощания.
Она ожидала чего угодно кроме успешного прибытия в ближайший город через чащу. Случаев, чтобы на неё наброситься было предостаточно, времени также была уйма. Собственно, ничто не мешало с ней расправиться и в самом замке. Приблизительно на середине пути к следующему населенному пункту она велела повернуть назад. Волк удивился, но не воспрепятствовал. Проворчал нечто про упрямых баб, но она не слушала.
Путь туда-обратно занял три дня. Силавия никак не могла придумать предлог, под которым она вернулась, и чувствовала себя невозможно глупо. Оказавшись вновь перед рекой около проклятого острова, Волк покинул спутницу, чтобы отыскать Джастина для обратной переправы. Ждать пришлось долго. Настолько, что к ней отправили одного из молодых оборотней с кульком еды. Но Джастина найти не удавалось. Он прилетел сам, с запада, почти рухнув на лошадь.
— Что произошло? Почему вернулись? На вас напали?
Вампир взволновался не на шутку. Были видны вздувшиеся вены и дрожащие от перенапряжения мышцы, обгоревшая и обветренная кожа, будто бы он ни разу с момента её ухода не заходил в тень, не считая ночи. Силавия не нашлась, что сказать кроме как:
— Я забыла брошь.
Джастин в абсолютной тишине разжал кулак и протянул ей её импровизированное украшение. Булавка глубоко отпечаталась на его ладони, но цветок был почти цел. Лишь немного раскрошились засохшие бутончики. Стало стыдно. Будто бы он все ещё был жив и бесцельно летал по солнцепёку сжимая в кулаке не безделушку, а свое сердце.
— Вы ещё успеете добраться до города. Я сменю лошадь и выдам нового провожатого. Или вы желаете забрать что-то ещё? Брат вот-вот вернётся. Он, конечно, не Селфис, но не думаю, что ему стоит знать о причине вашего побега.
— Что ты имеешь в виду? Причем тут Селфис? — мгновенно ощетинилась эльфийка. Момент для упоминания имени Короля ей казался максимально неподходящим, даже если этот разговор был продуман братьями заранее.
Джастин в бесконечной усталости пожал плечами.
— Если бы не мой младший брат, меня бы здесь не было. Скучал бы в Синьяэстеле, предаваясь бессмысленной праздности, как и все остальные.
Силавии стало трудно дышать. Она бы полмира отдала, лишь бы всё выходило, как он говорит. Она выпалила давно мучающий её вопрос:
— Как ты вообще можешь с ним рядом находиться? Со своим палачом?
— У меня два младших брата, леди Силавия. И сдается мне, что не того вы окрестили моим палачом, — ответил Джастин с еле заметной улыбкой.
Этот ответ её почти убил. Правда или ложь — иногда не разберешь, даже если ты менталист. Все зависит не только от контекста, но и от веры излагающего детали в свою правду. Эльфийка не могла разобрать, врет ли ей мертвец. Ей слишком хотелось, чтобы он был с ней честен. И надеялась на то, что при жизни плохо умевший врать Аэлдулин не успел развить эту способность, став Джастином. И положилась на останки его чувств.
Она рискнула остаться. Джастин тактично делал вид, что ничего не произошло. Молодой князь тоже не подавал никаких признаков недовольства или подозрения.
Силавия втихаря продолжила свою миссию, как того требовал её долг. Потихоньку переправляла вырванные странички из дневника старого князя, которые казались ей наиболее значимыми. И поражалась рассуждениям первого дамнара о своем наследнике. Они в корне не соответствовали её представлению о нём. Сомнения и увиденная в Джастине искра заставили умерить пыл и больше проводить времени в месте. Порой даже забывая, что Аэлдулин обзавелся клыками и крыльями.
Она до последнего уговаривала себя, что представление около беседки было разыграно специально для неё. Даже сняла на время барьер, чтобы издалека попробовать на вкус эмоции братьев. Хотела удостовериться, что ничего человеческого не осталось, особенно в младшем из них. И как же она ошиблась… Внешние проявления чувств можно подделать, нарисовать углем или радугой в зависимости от целей. Да и, признаться, каждый зритель может прочитать их на свой лад. Даже если допустить, что молодой князь не посветил в свой план испугать и истязать Джастина до полусмерти, так, что тот почти потерял рассудок, то как можно подделать внутренний стыд и лезвия вины? Эти чувства и живым-то далеко не всем свойственны, не то что мертвецам.
