Волны тошноты накатывались на меня изнутри. Я смутно сознавал, как Тарвос с плеском разбивает воду, ведя собранных им женщин.
Я словно споткнулся. Римляне пришли в движение. Стараясь вернуть утраченное, я сделал неимоверное усилие, но сосредоточение было бесповоротно нарушено криками и свистом копий у меня над головой. Воины из форта Рощи успели.
Как только эта мысль пробилась в мое сознание, заклинание рухнуло. Я понял, что долго не дышал. Вот теперь начался настоящий бой. Римляне метнули копья. Карнутские воины ответили. Они встречали бегущих женщин на середине реки. То и дело раздавались то радостные, то яростные крики. Женщины поспешили отойти на безопасное расстояние, а мужчины бросились вперед.
Голова отчаянно кружилась. Я соскользнул с коня и прижался к бурно вздымавшемуся теплому боку животного. Холодная вода мелкой Аутуры закручивалась маленькими водоворотами у моих ног. От нее в меня вливался слабенький поток силы. Я с трудом поднял голову.
На винограднике шел бой. Римляне немного превосходили нас числом, но карнуты были настолько злы, что каждый сражался за десятерых. Ряды врагов таяли.
Видимо, центурион имел приказ найти и уничтожить галльские виноградники вместе с их охраной, если таковая обнаружится. Но он не собирался рисковать всей центурией. Понаблюдав за сражением, он отдал новый приказ. Римляне развернулись, словно стая рыб, и начали отходить к юго-востоку. Наши воины наседали на арьергард, завывая, как стая злобных духов.
Я оглянулся посмотреть, как там женщины. Из окрестных ферм подтянулись еще люди, похватав что под руку попалось. Теперь они стояли на берегу, потрясая серпами и вилами и выкрикивая проклятия вслед уходящим римлянам.
Я поймал лошадь за уздечку и повел к берегу. Казалось, я пробыл в реке несколько дней, но теперь все-таки настало время посмотреть, что там с Бригой и остальными.
Зрение еще толком не вернулось ко мне, мир виделся сквозь зыбкую кисею, поэтому я не сразу понял, что лежит передо мной на мелководье. Мой конь выгнул шею и фыркнул.
Тарвос лежал в воде лицом вниз. Шею воина пробило копье. Река медленно увлекала тело вниз по течению.
Глава двадцать шестая
Наверное, он просто оступился, вяло думал я. Упал и ударился... и никакого копья на самом деле нет... Это только кажется...
— Тарвос, — услышал я свой собственный жалкий голос, — вставай, Тарвос! Поговори со мной! Ты не видел Бригу?
Я наклонился и осторожно перевернул тело. Приподнял над водой плечи и голову, ведь он может захлебнуться... Голова не держалась. Глаза закатились, из-под век виднелись только белки. Лицо приобрело серый цвет.
Ах, как мне нужна была сила! Я бы повернул время вспять. Но не было силы. Руки мои, державшие тело Тарвоса, дрожали.
Ко мне подбежали люди. Они хотели помочь.
— Кто-нибудь, — позвал я, — уберите это копье! Оно же мешает!
Кто-то взял меня за плечи, кто-то помог достать тело из воды и уложить на берегу. Над Тарвосом склонилась Сулис. Раньше я ее не заметил; должно быть, она ходила с другими женщинами петь виноградным лозам. Целительница мельком взглянула на меня и сосредоточилась на теле Тарвоса. Я беспомощно наблюдал, как она прислушивалась к его сердцу, пыталась уловить дыхание. Выпрямилась. Покачала головой.
— Жизнь ушла, Айнвар. — Она кивнула своим помощникам. Один из них осторожно кольнул копьем моего друга. Он еще осторожничает! Как будто Тарвос может чувствовать! Из маленькой ранки едва сочилась кровь.
Меня сильно толкнули. Лакуту с душераздирающим стоном припала к груди Тарвоса. Она мерно раскачивалась и выла не переставая. Смотреть на это было немыслимо. И тут я увидел Бригу. Она молча подняла руки, и я обнял ее.
— Тарвос мертв, — с трудом проговорил я в ее жесткие волосы.
— Знаю. Он спасал нас.
— Но это же неправильно! Не время ему умирать. Он молодой. И у него есть Лакуту. Он хотел жить... он не хотел умирать.
— Знаю, — повторила она, пытаясь меня успокоить.
Нет, она не знала! Зато я знал. Я знал, что мой друг должен радоваться теплому солнцу, хорошему вину, честной схватке и преданной женщине. Это было самое важное для него. Смерть — для старых, больных и слабых, но никак не для человека, спешившего домой, к своей Лакуту. Я повернулся к воинам, стоявшим вокруг.
— Отнесите его в Рощу, — приказал я.
Один из моих телохранителей был настолько потрясен гибелью своего командира, что осмелился спорить с главным друидом.
— Надо отнести в поселок. Пусть женщины приготовят его... — запинаясь, начал он.
— Я сказал — в Рощу! — рявкнул я так, что от меня шарахнулись.
Больше никто не посмел перечить, они лишь переглянулись между собой. Воины с трудом подняли грузное тело Тарвоса, освободив его из объятий Лакуту. Мы пошли к Роще.
Тарвос стал не единственной нашей потерей. Воины нашли тело девушки, убитой камнем из пращи, и пожилой женщины, зарубленной мечом. Еще несколько человек оказались ранены, некоторые серьезно. Наш виноградник уничтожили, но мне было не до него. Я мог думать только о Тарвосе.
Сулис вернулась в поселок с ранеными, но остальных убитых я приказал тоже нести в Рощу. Казалось, что время, которое мне удалось притормозить во время боя, теперь замедлилось само по себе. Мы бесконечно долго поднимались к вершине холма, и это время наполняли усталость и боль. Выяснилось, что и сам я ранен; скорее всего, треснуло ребро. С этим Сулис как-нибудь справится. Что стало причиной? Удар камня, которого я не заметил? В нас метнули много копий... и одно из них нашло Тарвоса.
Сейчас все это не имело значения. Я шел, глядя только под ноги, чтобы не видеть безжизненное тело Тарвоса. Кто-то увел мою бедную лошадь. Хорошо. В поселке о ней позаботятся. Лошадь Тарвоса так и несла своего хозяина, только теперь он лежал поперек ее спины. Рядом шла Лакуту. Она прижималась к телу мужа и без конца плакала.
Стало легче, когда надо мной простерлись кроны дубов Рощи. Голые деревья стояли с воздетыми ветвями, словно призывали не забывать о случившемся.
Я вышел к поляне в центре, где из травы поднимался камень жертвоприношений. Но тело Тарвоса по моему приказу положили рядом. Он не был жертвой.
Троих убитых уложили головами на восток. То, что я собирался сделать для Тарвоса, надлежало сделать и для остальных. Воины исполнили все, как я сказал, и отступили в ожидании.
Даже Лакуту наконец замолчала; возможно, услышала деревья. Теперь она не сводила с меня огромных темных глаз. В них легко читалась отчаянная мольба, почти такая же, как там, на помосте в Провинции во время аукциона.
Как бы я хотел избавиться от смертельной усталости! На реке я выложился до предела и даже сверх того. Но некому и нечего было объяснять. Я отбросил все лишнее и сосредоточился на том, чтобы просчитать каждый свой следующий шаг. Я расставил камни так, как складывался рисунок звезд на зимнем небе. Из источника в Роще Брига принесла воды. Затем я зажег небольшой костер, удостоверился, что тела лежат правильно, и приказал пришедшим с нами занять точно такие же места, которые занимали друиды на том давнем рассвете, когда умерла Розмерта.
Действенность магии во многом зависит от того, насколько точно воспроизводятся условия и обстоятельства, при которых раньше удалось получить положительный результат. Так точный удар молота Гобана Саора каждый раз заставляет железо принять ту или иную форму. Так же и с магией. В большинстве случаев...
Но я очень устал, а магия, которую я хотел призвать, далеко выходила за пределы возможностей любого друида. Наверное, если бы я позволил себе отвлечься, я бы испугался.
Никто не звал друидов, но они пришли. Я почувствовал, как за пределами установленного мной круга молча располагаются фигуры в плащах с капюшонами. Граннус сопровождал нас от самой реки; теперь к нему присоединились Керит, Нарлос, Диан Кет, Аберт и остальные члены Ордена, жившие неподалеку от Священной Рощи. Очень кстати; их сила мне потребуется.
