Послеобеденного отдыха у меня не получилось, и все время до очередной вахты я просидел, разглядывая карту — наверное, уже в сотый раз.
«Нет, ну надо же! Меня ослом назвала, а Гвена по щеке погладила!» — никак не мог успокоиться я.
* * *
К полудню на горизонте показалось Суровое море. Если верить указаниям карты, а также рассказу Мелвина, нам следовало пролететь над ним некоторое расстояние, затем повернуть на юг, войти в узкий пролив, соединяющий Мертвое море с Суровым, пройти его, и через три-четыре дня пути должен был показаться остров Гаруд.
Я с беспокойством поглядывал на север: до Ганипура не так далеко, а встретиться с одним из тамошних кораблей в наши планы совсем не входило.
И надо же такому случиться: уже перед самой сдачей вахты навигатору Брендосу из-за невысокой горы показались три двухмачтовых корабля, летящих нам наперерез. То, что они ганипурцы, сомнений не вызывало — слишком уж характерные обводы корпусов, спутать невозможно.
Брендос, не дожидаясь моих указаний, часто зазвонил в корабельный колокол — тревога!
И началось. Едва мы повернули немного влево, как все три корабля повторили наш маневр. Когда я распорядился прибавить высоты, они ответили тем же.
— Ближний к нам корабль — тот самый, — вдруг заявил Брендос.
— Вы уверены? — спросил я у него. «Тот самый» означало — один из двух тех, с кем мы встретились по пути к бхайрам.
— Абсолютно, — невозмутимо ответил навигатор.
«Да уж, — подумал я, — если уж должно случиться что-то плохое, так обязательно именно то, что хуже всего».
Признать «Небесный странник» легко, слишком уж много у него бросающихся в глаза особенностей. Мне всегда хотелось, чтобы корабль узнавали еще высоко в небе и, провожая его глазами, говорили о нем только хорошие слова. И кто же мог знать, что все так сложится? Пользуясь тем, что в трюме «Небесного странника» нет никакого груза, мы легко поднялись на такую высоту, что поневоле пришлось напялить на себя всю теплую одежду, какая у нас имелась. Вероятно, на преследующих нас кораблях проблемы с теплыми вещами не возникло вообще, потому что они поднялись еще выше. А расстояние между нами все сокращалось. Ганипурские корабли шли вытянутой от нас дугой, в центре которой находился наш старый знакомый.
Мы уже летели строго на юг, и пролив, соединяющий два моря, рос на глазах.
Затем мне показалось, что ганипурцы уменьшили ход.
«Так они же загоняют нас в этот пролив! — озарила догадкой голову, уже порядком распухшую от всяческого рода предположений. — Ну что ж, мы совсем не против».
Когда я поделился мыслями с Рианелем, тот, задумавшись на мгновение, кивнул:
— Похоже на то, господин Сорингер.
«Какие же они высокие, берега пролива! — поражался я, когда до входа в него оставалось всего ничего. — Возможно, даже выше, чем в каньоне Гурандских гор…»
— Ганипурские корабли спустили паруса, — объявил Рианель, и я обернулся, чтобы убедиться.
Если бы увиденное относилось к морским кораблям, можно было бы выразиться, что они легли в дрейф, ну а летучие просто парят, медленно гонимые ветром.
— Сигналят, — снова сообщил Брендос.
И действительно, на всех трех кораблях появились вспышки.
Пусть сигналят, уже не до них. К тому же понятно, почему — к берегам пролива как будто бы прилип Желтый туман, оставляя узкий проход посредине.
Они прощаются с нами и, вероятно, все как один злорадно ухмыляются.
— Капитан, — обратился ко мне Мелвин, до этого безмолвно стоявший в стороне. — Нам необходимо снизиться. В проливе нельзя держаться слишком высоко.
Сам вижу. Там, наверху, Желтый туман от берега до берега, но где гарантия того, что он не опустится ниже? Хотя ведь и выбора у нас теперь уже нет…
— Ансельм! — крикнул я замершему у кабестана Энди. — Три оборота влево! Спускаемся!
Мы летели проливом, и с обоих бортов корабля стенами стоял Желтый туман.
По справедливости, совсем желтым его назвать язык не поворачивался. Местами, как будто прослойками, он выглядел багровым, а иногда смотрелся таким, что мне в голову сразу пришла мысль сравнить его с гноем. Я даже плечами передернул от отвращения.
«Почему так происходит? — гадал я. — В проливе свежий ветер, и почему он не разгонит туман? Почему туман как будто прилип к берегам? Если взглянуть вверх, то и там точно такая же картина. И еще: мы не так давно в него вошли, а ощущение уже такое, как будто бы я не спал уже пару ночей. Причем работая днем не покладая рук, а ночами напролет беспробудно пьянствуя. Неужели Желтый туман тянет силу не только из л'хассов?»
Л'хассы, кстати, пока вели себя хорошо. Это ведь сразу чувствуется, когда они начинают вредничать: корабль дергается всем корпусом или переваливается с борта на борт.
Иногда туман выстреливал длинными языками, по счастью, не долетающими до бортов «Небесного странника». Все молчали — слишком уж серьезной выглядела ситуация, а когда кто-нибудь произносил пару слов, то почему-то всегда шепотом.
Когда далеко впереди показался выход из пролива и нам даже удалось разглядеть клочок голубого неба, корабль внезапно пошел вниз.
«Это конец», — подумал я, и в этот самый неподходящий момент мне вспомнились слова мессира Анвигреста, сказанные им в самом конце разговора: «Я буду знать все, господин Сорингер, абсолютно все».
Тогда я понял его так, что на борту «Небесного странника» у него есть соглядатай. Возвращаясь на корабль, я размышлял о том, кто может оказаться глазами и ушами Коллегии, перебирая всех по очереди, пока не решил — вероятно, мессир просто блефует. И вот теперь, когда корабль резко пошел вниз, я почему-то подумал, что Анвигрест не сможет узнать ничего, прав ли я был в своем предположении или нет.
Глупо, наверное, так думать, когда уже прощаешься с жизнью и когда со всех сторон доносятся крики ужаса. Ожидаемо, самым громким из них был пронзительный визг Мирры. Ища взглядом Николь, чтобы взглянуть на нее в последний раз, я и увидел, как Энди Ансельм крутит кабестан влево.
В жизнь бы не подумал, что я умею кричать так громко.
— Энди! — заорал я так, что мне самому заложило уши. — Ты что делаешь?!
А тот, с невероятным бледным лицом, продолжал его крутить.
Навигатор Брендос оказался возле него одним огромным прыжком. Я даже представить себе не мог, что люди умеют так прыгать, причем безо всякого разбега, с места. Рианель попытался оторвать руки Энди од рукоятей кабестана, но не тут то было: Ансельм уцепился в них так, что кисти у него побледнели не меньше, чем лицо.
А «Небесный странник» продолжал снижаться. Рианель тщетно боролся с Энди, пытаясь вырвать у него рукояти кабестана, когда к нему присоединился Аделард. Он не стал выламывать руки Энди, нет, Лард нажал ему куда-то возле больших пальцев, отчего руки Ансельма оторвались сами. И Рианель, все так же стоя на коленях, закрутил кабестан вправо, на подъем.
