— Да, но только если совсем нет света. А сегодня мое зрение острее обычного.
Зачем он рассказывает?
— Откуда у тебя шрам? — спросил юноша.
Вместо ответа она выскользнула из его рук и исчезла в занавешенной арке. Когда она вернулась, то держала на руках ребенка, плотно замотанного в пеленки. От одного только взгляда Тико стеснило грудь.
— Твой?
Она с вызовом кивнула.
— Кто-то вырезал из тебя младенца?
— Хирург, Сарацин, — ответила она. — Разрезал живот, чтобы спасти мне жизнь. А потом зашил волосом из хвоста белого жеребца. Сказал, он всегда знал — однажды этот волос ему понадобится.
В голосе Джульетты слышался страх. Женщины ежедневно умирали при родах. Даже благополучные роды не избавляли от опасений и боли.
— Он сын принца Леопольда?
— Лео — не его сын, — сердито ответила Джульетта. — Он… Мой сын. Наш сын.
Она стояла обнаженной. Небольшие бедра, мягкий живот. Из набухших грудей тонкой струйкой сочилось молоко.
— Покорми его.
— Пока не нужно.
Она старалась встретиться взглядом с Тико, но комнату окутывала тьма, и у него было преимущество. Джульетта напомнила ему каменную статую на Рио Тера деи Ассасини, встреченную в самую первую ночь в этом адском городе. Ту, на которую молилась женщина.
— Ложись, — сказал он Джульетте. — И покорми его.
Она продолжала стоять. Тико подтолкнул ее к кровати и заставил улечься. Забрал у нее ребенка, распеленал и пристроил на ее груди. Потом снял с себя дублет, сапоги и рейтузы. Он оставил почти все оружие в углу комнаты.
Только стилет отправился под подушку.
Тико растянулся на кровати рядом с Джульеттой, коснулся ее живота и повел руку вдоль изгибов тела девушки. Округлые ягодицы, изгиб спины и плеч. В наступившей тишине Тико услышал, как Джульетта заплакала.
— Разве это так уж плохо?
Дурацкий вопрос. Джульетта напряглась, когда он прижался к ней. Ребенок с жадностью ел.
— Ты так молод, — наконец ответила она.
— Ты младше меня.
— Только годами. Знаешь, ведь потом он убьет тебя.
— Леопольд?
Она вздохнула:
— Мой дядя.
— Я не собирался убивать тебя. Я должен убить твоего любовника, понимаешь? В любом случае к чему мне твоя смерть? Откуда мне вообще знать, что ты здесь?
Она открыла было рот, но промолчала.
— Леопольд кригсхунд, — продолжал Тико. — Ты видела тварь, в которую он превращается.
— Это проклятие, — возразила она. — Леопольд не может сопротивляться проклятию. И он с самого начала мне все рассказал. Не хотел ничего скрывать.
— Могу я спросить тебя кое о чем?
— Ты едва не убил Леопольда. Лежишь голым на моей кровати. Мой ребенок рядом. Думаешь, я рискну отказаться?
— Не знаю. Рискнешь?
— Смотря о чем ты спросишь, — ответила она.
— Почему ты не вернулась домой? — вопрос казался очевидным. По крайней мере, для того, кто не имел дома. Для рожденного в рабстве и выросшего рабом. Для того, кто умрет в одиночестве и, возможно, совсем скоро.
— Мой дом здесь, — сказала Джульетта. — Был здесь. Особняк Дукале — просто дом, где живут дядя Алонцо и тетя Алекса. Ну, еще мой двоюродный брат. Бедный Марко, его всегда вспоминают последним.
— Он безумен?
— Все они безумны. Я могла стать такой же. Или уйти.
— И ты в это веришь?
— О да. Мне повезло, что меня похитили, — смирение в голосе Джульетты смешивалось с горечью. — Разреши Леопольду уйти и взять с собой ребенка. Убей меня, если кто-то должен умереть. Моему дяде этого хватит.
— Уйти куда?
Она пожала плечами.
— Франция исключена, там небезопасно. Византия будет пытать его, пока не выжмет все тайны.
— И что же остается?
— Может, Катай. На долгий срок.
— А на короткий?
— Кипр. Если Янус нас примет.
— Ты же собиралась выйти за него замуж?
— Ты нервничаешь? — вздохнула Джульетта. — Или всегда так много говоришь, когда… Когда собираешься овладеть женщиной.
— Это первый раз.
— Первое изнасилование? Как мило.
— Просто первый раз.
— Тебе понравится Леопольд, — Джульетта повернулась к нему, прикрывая груди ребенком. — Зверь внутри человека. И человек внутри зверя.
— Нет, — остановил ее Тико. — Я ничуть не похож на него.
Он запустил руку в волосы Джульетты и откинул ей голову, обнажая горло.
— Похож, — прошептала она.
Тико глубоко укусил ее за шею, кровь потекла ему в рот, на ребенка и простыни. Когда Джульетта закричала, а Леопольд начал колотить в дверь, Тико укусил сильнее, впитывая предложенную сладость жизни.
Тико пил ее жизнь. Пока ребенок плакал, а принц Леопольд молотил по двери, Тико подводил Джульетту к самому краю смерти. Кригсхунд знал, чем питается Тико, даже если сам юноша не знал этого.
Когда Тико открыл дверь, германец порывался убить его. Но Леопольд — слаб и ранен, а Тико полон жизни, как никогда раньше. Он чувствовал каждое движение на улицах города. Однако у ярости принца Леопольда была другая причина. Тико узнал о ней, когда гнев мужчины пошел на спад, сменившись слезами и чувством вины. Лучше бы ему умереть на крыше…
Тико больше не знает милосердия… Исполины…[22]
— Спаси ее, — потребовал Леопольд.
— Как?
— Не издевайся надо мной.
— Я не издеваюсь.
По лицу кригсхунда текли слезы, голос упал до еле слышного шепота.
— Твоя кровь, — взмолился он. — Смажь ее раны. Возьми дворец. Возьми золото. Все, что захочешь. Только спаси ее.
Принц Леопольд неотрывно смотрел на любимую женщину и ребенка у нее на груди. Тико прокусил вену на руке. Кровь потекла в рот Джульетты и на ее разорванную шею. Раны зарастали на глазах, как будто их коснулся святой.
Вместо голода на Тико снизошло спокойствие. Дикое возбуждение, вызванное полной луной, исчезло, как откатившийся после шторма прибой. И пока Тико гладил Джульетту по голове и смотрел, как она молча плачет на окровавленной постели, он понял, что любит ее.
Так же, как и Леопольд цум Бас Фридланд, повелитель Волчьих братьев и посланник германского императора в Серениссиме. И если его семья или семья Джульетты узнают об этом, они убьют Леопольда.
— Идите, — сказал ей Тико. — Уходите отсюда. Возьмите деньги, оружие, заберите все нужное твоему любовнику. — Тико остановился, что-то вспомнив. — А где сестра Леопольда? Атило сказал, он живет с сестрой.
— Атило иль Маурос? — переспросила Джульетта. — А он тут при чем?
— Я убил пятнадцать его людей, — Леопольд говорил подчеркнуто ровным тоном. — Примерно полтора года назад. В Каннареджо. Мы охотились за кем-то, а его люди охотились за нами. Там была бойня. Он убивал моих людей, а я — его.
