Слуги обычно спали на чердаке. Они жарились летом и мерзли зимой вместе с голубями, крысами и старой мебелью.
— Леопольд цум Бас Фридланд и его сестра, одни в доме. На мой взгляд, это подозрительно, — глаза Алонцо заблестели. Он махнул пустым кубком, и к нему поспешила служанка. Принц следил за ней голодным взглядом. — Опиши ее комнату.
— Мой господин, на кровати спали. Простыни… нуждаются в стирке.
— Ты имеешь в виду то, о чем я подумал?
— Возможно, мой господин.
— Тогда говори яснее, — бросил Алонцо.
— Простыни испачканы, мой господин. Кровью, мочой и дерьмом. Либо она была убита там…
— Братом?
Капитан Родриго поморщился:
— Или ученик Атило убил ее первой.
Алонцо с новым интересом взглянул на Тико. Потом посмотрел на неподвижное лицо Атило.
— Родриго. Ты веришь в их смерть?
Капитан пожал плечами. Ошибка.
— Матрас пропитан кровью, — поспешно продолжил он. — На крыше брызги крови, следы схватки и сломанное оружие… Но нигде нет тел. Их могли убрать.
Или они живы. Чем больше регент пьет, тем легче прочитать его мысли. Родриго ясно видел — его хозяин в ярости и напуган.
— Смерть, — заявил Алонцо. — Таков мой приговор.
Алекса открыла было рот, но принц резко спросил:
— Вы не согласны?
— Такое решение нужно обсудить.
— Нет, не нужно… Пусть Черный мастер вытащит из него все тайны до одной, но без огласки. Хотя, возможно, я сам этим займусь, — на секунду всем показалось, что регент говорит серьезно. — Иди, — приказал он Родриго. — Уведи его.
— Куда, мой господин?
— Разумеется, в яму Крестоносцев.
— Раздень его…
Тико пытался понять, откуда раздается голос. Тюремщики завязали ему глаза и стянули руки за спиной, так что он уже почти не чувствовал пальцев. На лодыжках кандалы, но кляпа нет. Возможно, они ожидали какого-нибудь признания.
— Давай быстрее.
Грубые руки схватили его дублет, но застежки не поддавались. Тогда неизвестный ударил Тико, и он упал на землю.
— Достаточно.
Другой голос, теперь из-за спины.
— Не желаешь объяснить, что здесь происходит? — какие-то нотки в этом голосе заставили Тико стиснуть зубы. Рассудительность, которая режет слух.
— Господин, мы готовим его.
— А какой сегодня день?
— Суббота, господин, — испуганно ответил мужчина.
— И ты не считаешь такую подготовку греховным деянием?
— Господин, мы его не мучили. Нам только нужно снять с него одежду. Она не подходит… — голос превратился в придушенное бормотание, потом послышался стук. Когда Тико шевельнулся, насколько позволяли кандалы, он почувствовал рядом другое тело.
— Поднимите его.
Кто-то поставил Тико на ноги.
— Хорошо, — произнес голос. — Развяжите руки, снимите дублет и бросьте в яму голым. Кандалы оставьте. Я начну пытать в понедельник. Ясно?
— Да, господин. Простите, господин.
— Мой господин, — у Тико пересохло горло. Отчасти от страха, отчасти из-за того, что он ничего не пил с минувшей ночи. Голова болела от побоев Атило.
— Ты заговорил.
— Солнечный свет. Он…
— Жжет тебя. Так мне и сообщили. Интересный факт, тебе не кажется? Что же ты за грешник, если тебя жжет свет Господень? Подозреваю, наихудший из всех. Регент поручил мне лично допросить тебя. Неприятная задача, но я приложу к ней все усилия. И не стоит беспокоиться. Сейчас ты отправишься туда, где большую часть времени нет ни солнечного, ни любого другого света.
Послышались шаги.
— Я сам открою, — произнес мужчина.
Скрипнули петли, потом хлопнула дверь. Тюремщики напряженно прислушивались. Как только стало ясно, что мужчина ушел, Тико получил удар по почкам и вновь отправился на землю. От сильного пинка к горлу подступила желчь.
— Ты стоил мне человека, — прорычал голос.
— Старший…
— Чего?
— Если он вернется и увидит, будет беда.
— Испугался?
— Точно, не хочу испачкать штаны. Стоит мне увидеть Черного мастера, и я боюсь обделаться. Хочешь разозлить его? Ладно. Но я-то хочу еще пожить немного.
Послышался согласный шепот.
— Тогда брось его в яму, — сказал старший.
Тюремщики развязали Тико руки, но оставили глаза завязанными. Ноги были скованы цепью, соединяющей две железные оковы, к которым изнутри крепилась серебряная проволока. Единственное назначение оков — причинить боль. Там, куда он отправится, бегать негде.
— Слишком смазливый, добра от этого ему не будет, — захохотал тюремщик. — Сначала Ди, потом Голубой. После них Федерико, а уж потом — все остальные.
— Он там всего на два дня.
— Им хватит, — произнес голос. Кулак ткнул Тико в спину, он споткнулся и сделал три шага вперед, пытаясь восстановить равновесие.
— Вот сюда-то мы и идем.
Лязгнула крышка люка.
— Не сопротивляйся, — почти сочувственно прошептал ему на ухо чей-то голос. — Ты ничего не сможешь сделать. Прими все как есть и отложи месть до лучших времен.
— Чего ты там ему шепчешь?
— Ну, мол, все к лучшему.
— Чертовски верно. Ха, сладенькое мясцо. Даже жаль, что я предпочитаю щелки…
— Да, симпатичный парень, — сказал другой голос. — Надень на него платье, и не заметишь разницы, — мужчина заржал. — Хотелось бы попробовать. Ди не пожалел бы за это денег. — Он запнулся. Подождал неизбежного вопроса.
— Так говоришь, у Ди еще есть монеты?
— У него есть приятели. А у приятелей есть деньги.
Рука схватила Тико за плечо и поволокла к краю.
Тюремщик стянул повязку с глаз Тико, и юноша уклонился, избегая жестокого удара в бок. Он видел, что бывает после удара в печень. Если ты лишь блюешь и обделался, а в глазах почернело, значит, тебе повезло.
— Скользкий ублюдок.
— Ага, — выдохнул Тико, оценивая расстановку сил. Трое тюремщиков рядом, четверо — наверху лестницы, два уровня и три двери. И все это между ним и свободой. Шансы приемлемые, если он сможет измениться. Однако он скован серебряной проволокой, совершенно голый и, если выберется наружу, попадет на солнечный свет.
И он здесь заслуженно. Пусть так, однако он нуждается в некотором преимуществе. Тико выхватил из-за пояса тюремщика ржавый кинжал, шагнул назад и провалился в преисподнюю. Две секунды полета, а потом он приземлился на что-то мягкое. Оно выругалось и отползло в сторону.
— Твою мать! — прорычал человек.
Тико попал в подземную темницу.
Все вокруг, за исключением маленького островка в центре, заливала вода. На островке сгрудились трое. Половина других заключенных сидела в вонючей воде, кто по пояс, а кто по шею. Другая половина, хныча и богохульствуя, крутила огромное колесо у противоположной стены. Зловонную яму освещал единственный факел, закрепленный на решетке в потолке. Там находился люк.
