— Ага, — ответил Роланд.
— А если он проснется этой ночью? — спросила Сюзанна, посмотрев на церковь. — Проснется и отправит нас в Прыжок?
— Тогда мы уйдем в Прыжок, — ответил Роланд.
— Ты знаешь, что с ним делать, не так ли? — спросил Эдди.
— Пожалуй, — ответил Роланд. По дорожке они двинулись к дому.
— Твой разговор со стариком-Мэнни как-то с этим связан? — спросил Эдди.
— Пожалуй, — Роланд повернулся к Каллагэну. — Скажи мне, отец, шар когда-нибудь отправлял тебя в Прыжок? Ты знаешь, о чем я говорю, не так ли?
— Знаю, — кивнул Каллагэн. — Дважды. Один раз в Мексику. Маленький городок, который назывался Лос-Сапатос. А однажды… думаю… в замок Короля. И, раз уж мне удалось вернуться, должен почитать себя счастливчиком.
— О каком Короле ты говоришь? — спросила Сюзанна. — Артуре Эльдском?
Каллагэн покачал головой. Шрам на его лбу налился кровью.
— Лучше не будем сейчас об этом. Ночью, — он печально глянул на Эдди. — Скоро появятся Волки. Это ужасно. А тут приходит молодой человек и говорит мне, что «Красные носки» опять проиграли национальный чемпионат… «Горожанам»?
— Боюсь, что да, — и, слушая его рассказ о перипетиях финального матча (сама игра мало о чем говорила Роланду, пусть и отдаленно напоминала «Очки» или, как некоторые называли ее, «Воротца»), они добрались до дома Каллагэна. Его домоправительница не вышла встречать гостей, но оставила на каминной полке для подогревания пищи котелок с горячим шоколадом.
Когда они пили его, Сюзанна повернулась к стрелку.
— Залия Джеффордс рассказала мне кое-что интересное, Роланд.
Он вопросительно изогнул бровь.
— С ними живет дед ее мужа. Считается самым старым жителем Калья Брин Стерджис. Тиан и старик многие годы не очень-то ладят, Залия уже и не помнит, из-за чего они поцапались, так давно это было, но у нее с ним хорошие отношения. Она говорит, что в последние пару лет дед все чаще впадает в старческий маразм, но у него случаются светлые дни. И он заявляет, что видел одного из этих Волков. Мертвым, — она помолчала. — Заявляет, что убил его сам.
— Клянусь своей душой! — воскликнул Каллагэн. — Не можешь ты такого говорить!
— Как видишь, говорю. Вернее, говорит Залия.
— Эту историю стоит послушать, — кивнул Роланд. — Это случилось в последний приход Волков?
— Нет, — покачала головой Сюзанна. — И не в предпоследний, когда Оуверхолсер был еще ребенком. В предыдущий раз.
— То есть семьдесят лет тому назад, если они приходят каждые двадцать три года? — уточнил Эдди.
Сюзанна кивнула.
— Но он уже тогда был взрослым. Он рассказал Залии, что пять или шесть человек затаились на Западной дороге, дожидаясь появления Волков. Среди них был и дед Тиана. И они убили одного Волка.
— И кем же он оказался? — спросил Эдди. — Как выглядел без маски?
— Она не сказала, — Сюзанна. — Не думаю, что он ей это рассказал. Но мы должны…
Ее прервал громкий храп. Эдди и Сюзанна в удивлении повернулись. Стрелок заснул. Подбородок упал на грудь. Руки он скрестил, словно заснул, думая о танце. И о рисе.
14
В доме была лишь одна свободная спальня, так что Роланда уложили с Каллагэном. А вот Эдди и Сюзанне повезло: впервые они могли провести ночь вдвоем, в постели и под крышей. И они не слишком устали, чтобы не воспользоваться такой возможностью. Потом Сюзанна сразу же отключилась, а Эдди какое-то время лежал без сна. Осторожно послал мысленный сигнал в направлении церкви Каллагэна, надеясь прикоснуться к хранящемуся в ней магическому кристаллу. Понимал, что идея эта не из лучших, но ничего не мог с собой поделать. Ничего не почувствовал. Точнее, не почувствовал ничего перед чем-то. «Я могу его разбудить, — подумал Эдди. — Действительно, могу».
Да, а человек, у которого болит зуб, может выбить его молотком, но почему ты должен следовать его примеру?
«Нам все равно придется его разбудить. Я думаю, без него не справимся».
Возможно, но для этого будет другой день. А этому надо дать спокойно закончиться.
Но какое-то время Эдди никак не мог расстаться с этим днем. Отрывочные образы мелькали в голове, вспыхивали, как осколки зеркала под ярким солнцем. Калья, лежащая под затянутым облаками небом, серая лента Девар-Тете Уайе. Зеленые рисовые поля на берегу. Джейк и Бенни Слайтман, переглядывающиеся и вдруг начинающие смеяться. Полоса зеленой травы, проход от главной улицы до Павильона. Меняющие цвет факелы. Ыш, кланяющийся и говорящий («Эльд! Спасибо!»). Роланд, задающий вопросы, два из трех. Удары его каблуков о деревянные доски, сначала медленные, потом ускоряющиеся, ноги, двигающиеся с невероятной скоростью. Роланд, хлопающий, потеющий, улыбающийся. Однако, глаза его не улыбались, эти синие глаза оставались такими же холодными, как и всегда.
Но как он танцевал! Великий Боже, как же он танцевал при свете факелов!
«Кам-кам-каммала, рис, рис я сажала!» — подумал Эдди.
Рядом с ним застонала Сюзанна: что-то ей снилось.
Эдди повернулся к ней, просунул руку под ее рукой, чтобы охватить ладонью грудь. Успел подумать о Джейке. Эти ранчеры, пусть только попробуют не принять его, как должно. Если не примут, им придется горько об этом пожалеть.
Эдди заснул. Ему ничего не снилось. А тем временем ночь двигалась навстречу дню, луна села, а пограничный мир медленно поворачивался, как стрелки останавливающихся часов.
1
Роланд проснулся где-то за час до рассвета от очередного жуткого сна. Рог. Что-то насчет рога Артура Эльдского. Рядом с ним, на большой кровати, спал Старик. Хмурое лицо говорило о том, что и ему снится что-то малоприятное. Кожу лба перекосило, «сломав» перекладину шрама-креста.
Разбудила Роланда боль, а не сон о роге, который выскользнул из руки Катберта, когда его давнишний друг упал. Боль начиналась у бедер и уходила вниз, до самых лодыжек. Боль эту он представлял себе в виде ярких огненных колец. Так он расплачивался за вчерашний танец. Если б только этим все и закончилось, он мог бы считать, что легко отделался, но Роланд знал, что это лишь начало и каммала дорого ему обойдется. И понимал, что это не ревматизм, который доставал его последние несколько недель: так тело всегда реагировало на сырую погоду приближающейся осени. Он видел, что его лодыжки, особенно, правая, начали распухать. То же происходило и с коленями. Бедра пока выглядели, как прежде, но, положив на них руки, он чувствовал изменения, происходящие под кожей. Нет, это не ревматизм, который донимал Корта в последний год, заставлял коротать дождливые дни у горящего очага. Это артрит, более того, худшая его форма, сухой скрут, и Роланд знал, что с ног он скоро перекинется на руки. Стрелок с радостью отдал бы болезни правую руку, если б она этим удовлетворилась. Он многому научил правую руку после того, как омароподобные твари отгрызли два пальца, но она уже не могла стать прежней. Да только с болезнями такое не проходило. Жертвы их не задабривали. Артрит, если уж начинался, пожирал все суставы.
