Ознакомительная версия.
И эти вот факторы требовалось, конечно, нейтрализовать.
Все же, несмотря на предстоящие трудности, сомнений в успехе своих контрреволюционных планов Тивас не испытывал.
Кроме того, это неожиданное и вообще случайное пребывание в кабинете конфидента, привело-таки Тиваса к выводу, что совсем не зря гонялся за Саином орден Стражных Магов. Преступил тот. Как есть преступил. Ту самую грань, о целости которой так сильно и, как теперь выяснилось, обоснованно, печется поименованный орден. Тивасу не было нужды прикасаться, а уж тем более, открывать ящик стола, где, ну, не далее, как месяц назад, пребывала вещь страшная и, как до недавнего времени надеялся он, надежно схороненная. Темнолицый мудрец предполагал, кому она могла понадобиться, но ему даже в голову не могло прийти, что в доставке ее в Столицу будет принимать участие кто-либо из его вольных агентов. Сейчас, припоминая сводки почти двухмесячной давности, он остро критиковал себя за то невнимание, которое проявил при анализе сведений о неких магических неприятностях, на корню задавленных Орденом Стражных магов. Сейчас он прекрасно понимал, что описанные в документе симптомы явно указывали на активацию Бирюзового Звона, крайне зловредного заклинания, могущего вызвать последствия, разве что не фатальные. И нейтрализация последствий этих могла потребовать уйму сил и времени. Пробой реальностей – та еще дрянь. Тем более, что – и это общеизвестно – даже безопасные на своей родине существа, пройдя горнило Бирюзового Звона, обретают таланты куда как отвратительные.
Таким образом, перед Тивасом обозначилась проблема, разрешение которой находилось на самой поверхности. И, как это часто на войнах случается, решение было, ну, совсем не в пользу странного Саина, при всей, добавим из справедливости, симпатии к означенному Саину. Дело, так сказать, превыше всего. А потери среди личного состава – дело, конечно, неприятное, но привычное. И совсем не надо судить строго или не строго Тиваса. Во-первых, не судите, и не судимы будете. Сентенция широко известная, хотя, к сожалению, не настолько широко употребляемая. А во-вторых, не дай вам Бог, когда-либо оказаться на месте человека, вынужденного подобный выбор делать. Урефлексируетесь в усмерть. Тем более, что, учитывая невероятную везучесть этого внезапно возникшего соратника, питал Тивас – и обоснованно питал – серьезные надежды на положительное завершение приключения, в которое попал этот столь энергичный союзник. А на весы брошено многое. Не будем вдаваться в подробности, припомним просто те самые миллионы человеческих и нечеловеческих жизней, вполне могущих сгореть в топке до неприличного реальных катаклизмов.
И приняв судьбоносное решение, отнюдь не первое в своей жизни, Тивас отбросил сомнения, да что там отбросил, забыл, как и не было, и принялся мыслить категориями гроссмейстерскими. Стратегическими.
* * *
Несмотря на свою по-варварски роскошную внешность, Хамыц не являлся варварски простодушным человеком. Да он вообще не походил на простодушного человека. Широкий – да. Веселый – да. Певучий – да. Но не простодушный. По роду службы. Он и лживым не был. Зачем людям неправду говорить. Лучше не всю правду сказать. И себе спокойнее, и людям проще. Нервничать не надо, бояться не надо.
Дело в том, что слегка лукавил Хамыц, самую малость, когда говорил, будто возвращаются они с побратимом из похода. Они не возвращались из похода. Они в отпуск ехали. А дальше все правда. Юного Баргула требовалось своевременно связать священными узами брака. Десятника Золотой тысячи небезызвестного царя Сидамона. Этот самый Сидамон в степях северного Причерноморья имел ту же репутацию, что и парой веков позже Владимир Ясно Солнышко. В тот свой жизненный период, пока на него голубиная кротость не снизошла, этот князь тоже не стесняясь на щит города брал, особо не задумываясь над их государственной принадлежностью. Как впоследствии выяснилось, в целях создания стабильного государственного образования. Ну, вот и Сидамон тоже. В целях создания стабильного государственного образования особо в методах не стеснялся. Но в отличие от Владимира, закончил плохо. Что делать, не терпит история сослагательного наклонения. Но это все позже. Вовремя, как выяснилось, Хамыц с Баргулом в отпуск навострились.
И как всякий трезво мыслящий агрессор, имел в своем немалом войске упомянутый царь Сидамон подразделения для деликатных поручений. Не надо делать ребята большие глаза. Просто перечитайте Ветхий Завет. Там одна из специальных операций во всех подробностях расписана. Да, собственно, и не одна.
В таком вот подразделении, не щадя живота своего, а чаще чужого, и служил Хамыц. Сотником. А Баргул у него. Как уже сказано выше, десятником.
Так что не был человеком простодушным Хамыц, как уже говорилось, по роду службы. И то, что списал темнолицый мудрец алдара со счетов, понял достаточно быстро. Знающему человеку такое по многим признакам видно. Хотя бы по тому, с каким выражением смотрел на них с балкона тот самый, которого алдар называл смешным словом гуру. Отстраненное было у него выражение. С таким об одном человеке не думают. С таким выражением на лице о судьбах народов думают.
Нам достаточно сложно представить себе ту систему ценностей, которой руководствовались люди древности, но даже поверхностный анализ открытых источников дает основание полагать, что предательство явлением считалось подлейшим, и как подлейшее расценивалась, в отличие от нравов современных, очень уж гибких. Оставление же человека, которому дал слово быть верным, без помощи тоже относилось к категории предательства. Хамыц дал слово служить Саину. От слова этого Саин, этот странный земляк, его не освобождал. Саин, вне всякого сомнения, пребывает в опасности. Значит, его надо выручать. И в то же время Хамыц чувствовал ответственность за чернокожего мудреца. Глубоко внутри он понимал, что решение оставить его совсем без поддержки понимания у алдара не вызовет. Решение вырисовалось практически сразу, потому что работать в автономном режиме он привык давно.
Граик уже уснул, утомленный событиями богатого на приключения дня. Хотя кисти рук чутко дремали на рукоятках клинков. Молодежь, чтобы не мешать отдыху зрелого воина, швырятельные экзерсисы прекратила. И о чем-то с интересом шепталась. Хотя трудно с интересом шептаться, пытаясь сохранить достоинство. Молодежь.
Негромким звуком Хамыц привлек внимание Баргула и кивком подозвал к себе. Тот плавно переместился и вопросительно уставился на командира.
– Я уйду сейчас. Обо мне знать будут в «Сломанном мече». Того, – кивок в сторону балкона, – слушайся. Но с оглядкой. Помогай ему. Охраняй его. У этого, – кивок в сторону спящего Граика, – учись. С тем, – кивок в сторону Кантика, – подружись. Кто знает, сколько здесь быть придется. Себя – береги. Я – вернусь. Дай мне несколько ножей.
Ознакомительная версия.
