Девушки посмотрели на нее с изумлением.
— Я вам не все рассказала, времени мало было. А теперь искажу. Повтори, Милочка, кого Марк назвал?
— Бургундов, что Готию под себя подмять хотят и за нее деньги вендам платят. Непряда, который до денег жаден без меры. И чародея.
— Ну вот, девоньки, сами видеть должны. С вендами все понятно, их мы прижмем. Но как увязать с ними Огневую Орду? Бургунды — вообще пустой звук. И главное, чародей. Бурезов… К счастью, Бурезов. Не ошибся Упрям, не подвела его… верность. Так вот, девоньки: Бурезов Науму ловушку ловко расставил. И я уверена, он убедит вендов свалить все тяжкие на Наума. Не просто убедит — заставит, наверняка есть у него доводы. Эх, вроде бы и жаль, что мы им время до завтра дали, а что еще было делать?
— Действительно, не все еще ясно, — согласилась Звонка. — И кто же главный во всем? Марк бургундов назвал…
— Но, может, это Бурезов, а может, Баклу-бей. Или кто-то, о ком еще никто не упомянул. Я ведь не обманула Гракуса, когда сказала, что если заговор раскроется сейчас, то все грехи на одних вендов лягут. А нам нужно другое.
— Что же делать станем, Василисушка?
— Как быть-то?
Княжна прикрыла глаза, размышляя. И решила:
— Думать. Наблюдать. Но прямо сейчас — отдыхать. Ах нет, сперва я вам все поведаю. Придется мне слово нарушить, про список Маруха вам рассказать… Но, думаю, простит меня Упрям. Вот, кстати: с утра, спозаранку, известим мы Упряма о наших открытиях и догадках, а потом ответа подождем, нет ли у него новостей. Там и решим, когда к отцу идти. Нам ведь нужно так все представить, чтобы не потащил он и вправду все посольство на правеж немедля. Но отдохнуть и выспаться нам нужно — завтра нелегкий день.
И Василиса рассказала, опустив только свое превращение, про упыря Маруха и его работу на Бурезова, потом про разговор с Гракусом.
Спать всем троим хотелось страшно. Уже много времени спустя, вспоминая все случившееся на следующий день Василиса с горечью думала, что мысль выспаться была далеко не самой мудрой.
Хотя едва ли уже что-то можно было изменить.
* * *
Рекша! Упрям было обрадовался, но вскоре приуныл: слишком много незнакомых знаков выхватывал глаз, слишком много необычных сочетаний. Пожалуй, можно осилить, если недельку посидеть со словарями да учебными грамотами.
— Ну как? — подлезая под локоть, полюбопытствовал куляший. — Найдешь теперь Наума, вернешь?
Ученик чародея провел пальцем по строчке, попытавшись осилить ее с налету. «Источник… сила… обратная связь… врата… вещь — две вещи? Вещь с двумя сторонами? Бесполезно: не зная правил сочетания этих знаков, он не мог постичь смысл.
— Может, и смогу, Пикуля, только не сразу. Я ведь еще не чародей, я только учусь.
— Все с тобой ясно, — очень по-наумовски вздохнул Пикуля, хотя Наум говаривал просто «все ясно». — Когда хоть надеяться-то?
— Дней десять, — прикинул Упрям. — Но это если жив буду… Стоп! Да ведь завтра, то есть уже сегодня, Светорад в Дивный прибудет! Вот он-то и поможет. Я знаю, Наум со Светорадом часто на рекше переписывался.
— О, эт' ты молодец, что придумал, — обрадовался домовой. — За эт' я тебе, пожалуй, и нерадивость прощу. Ну, лады, пора мне. Я, значит, завтречка забегу. Да, девке что передать-от?
— Какой де… а, Крапиве? Мм, да ничего не надо передавать. Ты ее, пожалуйста, успокой как-нибудь, объясни что… ну, в общем, как сказать-то?.. Ну, что неправильно она про меня думает…
Пикуля рукой махнул:
— Мне тока и осталось, что с кажной взбалмошной девкой, хошь и трижды духом, по душам калякать! Ладно, забудь, отважу ласково. До ночи.
— До ночи, — ответил Упрям.
Домовой спустился вниз, на ходу обретая прозрачность, испаряясь. Ученик чародея взъерошил волосы и облегченно вздохнул. А что, пожалуй, все налаживается. Завтра после Смотра нужно будет поговорить со Светорадом где-нибудь в сторонке, без лишних ушей. Ладожский чародей, конечно, вернет Наума, и все объяснится. Принц Лоух доедет до города живой и невредимый… Почему-то мысль о княжне, идущей замуж за венда, была очень неприятной (и отнюдь не из одной только славянской гордости, требовавшей для дочери правителя более знатного союза), но какой-то отдаленной, будто бы с самим приездом принца и не связанной. Понятно, ведь закон гостеприимства вечен и нерушим: как ни относись к человеку, принять его добром и от напасти уберечь — дело святое. Да и о какой свадьбе речь, если Василиса явит вину вендов? Должна явить, недаром же ее Премудрой называют. И дольная дружина легко по тайным тропам пройдет, с Наумом-то во главе. Может быть, Совет сумеет перераспределить чародеев так, чтобы еще из ледян или древлян дольников на Угорье вывести? И победа легче дастся…
Упрям поймал себя на чувстве полного успокоения и решительно встряхнулся: нет, так нельзя! Бурезова-то словить — не кошку подозвать, он сам в руки не придет.
Однако при мысли, что нужно сейчас опять засесть за исчисленные бумаги и перечитывать все, что накопилось за годы службы Надзорного — все грехи купцов, слухи, догадки, подозрения, — Упрям испытал то непередаваемое чувство, которое знакомо всем без исключения, когда-либо чему-либо учившимся. Смесь тоски, лени, жажды деятельности (любой, лишь бы не учебной) и глубочайшей самоуверенности, настоянной на вере в то, что времени впереди еще битком и все успеется.
Но и лентяем (в полном смысле этого слова) Упрям не был, потому решил просто слегка отдохнуть от бумаг. Да вот, кстати, нечего и искать — ножны для княжеского меча спрашивается, кто зачаровывать станет? Недолго думая Упрям принес на верхнее жилье книгу и разорви-клинок и взялся за дело.
Подаренные Твердятой ножны поместил меж двух огней, обмахнул пучком разрыв-травы, засушенным как раз для подобного случая. Сбрызнул настоем травы-неотпирайки, внутрь капнул. И стал читать нараспев:
На море-океане, на острове Буяне
Алатырь-камень лежит, остров Буян сторожит.
Остров Буян море бережет, море-океан сушу стережет.
По суше реки бегут, по берегам деревья растут.
А дерево всех дерев небо светлое подпирает.
А первое небо — для быстрых облаков,
А второе небо — для грозовых туч,
А третье небо — для солнышка ясного,
А четвертое небо — для месяца красного,
А пятое небо — для звездочек частых,
А шестое небо — для душ праведных,
А седьмое небо — для богов благих.
Как боги благие землю полюбили -
С неба сходили, листвой шелестели,
По землице шли, по рекам плыли,
По морю скользили, по океану ходили.
Остров подымали, Буяном называли,
Дерево посадили, камень Алатырь положили,
Правду по всей земле утвердили.
Тверд камень Алатырь — тверды мои слова!..
Заклинание слетало с губ легко, будто с детства знакомое. Упрям не без труда подавил приступ самолюбования. Он частенько ловился на этом: расслаблялся после удачного опыта и начаровывал леший знает что. Однако сегодня была, по-видимому, его ночь. Чары легли исключительно гладко.
