— А где они, их дома? — снова спросил я.
— Среди зеленых и красных мхов, что встречаются только в самых глубоких местах, — объяснил Пэдди. — Там, где на болотах растет самый яркий мох, там живут и болотные огоньки. Мхи для них все равно что крыши из травы и соломы для нас, и если вы встретите на болотах мох ярко-багряного цвета или мох, который зеленее, чем трава, можете не сомневаться — в яме под ним живет болотный огонек.
— И они заманивают людей в эти ямы? — еще раз уточнил я, чтобы окончательно убедиться: я все понял правильно.
— Именно об этом они все время и говорили, — подтвердил Пэдди.
— На что же похожа их речь? — поинтересовался я.
— Она очень мелодичная, но негромкая и странная, — объяснил Пэдди. — Я не смог бы, пожалуй, описать, какие у них голоса, но если вы когда-нибудь услышите, как они разговаривают, вы ни за что не ошибетесь и не примете этот звук за какой-либо другой — разве что иногда его можно спутать с перекличкой токующих бекасов.
— Но зачем они заводят людей в самые глубокие места? — спросил я, ибо мне очень хотелось разобраться, как живут болотные огоньки, а понять это довольно трудно, если не знать их основного движущего мотива.
— Они завидуют святым ангелам и другим благословенным существам, — сказал Пэдди. — Вот поэтому-то они не хотят, чтобы человеческие души доставались им; болотные огоньки сохраняют души людей для себя.
— Но какая им польза от человеческих душ?
Думаю, именно в этот момент мне удалось заставить Пэдди приоткрыть секреты повседневной жизни болотных огоньков.
— Они разговаривают с ними долгими-долгими вечерами, из которых соткана вечность, — ответил Пэдди. — Именно этим они обычно заняты, когда хрипло кричит водяной пастушок и в мир входит ночь: болотные огни и души людей, которых они заманили в топь, вечно беседуют в глубоких бочагах под багряными и изумрудными мхами.
— Но о чем они разговаривают? — спросил я.
— О политике, разумеется, — пожал плечами Пэдди.
Глава VI
Зачарованный принц
Как-то раз я снова разговаривал с Пэдди О’Хоуном и, должно быть, сказал что-то о простоте и безыскусности сельской жизни, о том, как она мне нравится, а так же о том, как бы мне хотелось услышать бытующие в округе легенды и сказания, прежде чем они окончательно забудутся. И внезапно Пэдди сказал мне:
— Мы не так просты, как кажется. Время от времени мы сталкиваемся с весьма интересными людьми, хотя и живем не в городе. Я, к примеру, однажды видел принца.
— Какого принца? — спросил я.
— Обычного, — ответил Пэдди. — Сына короля.
— Какого именно короля? — уточнил я.
— Ах, — сказал Пэдди, — это был не очень знаменитый король, и вы вряд ли о нем слышали. Но сын у него был прекрасный.
И он рассказал мне такую историю.
— Однажды, — начал Пэдди, — я шел к озеру лорда Монагана, чтобы поймать для моей бедной старой матери рыбу-другую или угря. Вокруг озера густо росли желтые козьи ивы — огромные, старые, склонившиеся к самой воде деревья с узловатыми толстыми стволами, согнутыми такими давними бурями, что о них никто и не помнит. Дело было весной, и ивы только недавно покрылись молодой листвой; я пробрался сквозь ветки и увидел озеро, а на нем — огромного белого лебедя, который плавал в воде совсем недалеко от меня. Помнится, я подумал, что этот лебедь что-то подзадержался в наших краях, ибо к этому времени все его собратья должны были быть далеко на севере — на озерах Гебридских островов или на фиордах у берегов Норвегии. А все это случилось вскоре после того, как я съел феникса, поэтому я взял да и спросил лебедя: «Что ты делаешь здесь так поздно?»
А он ответил: «Я — сын короля; много лет назад меня прокляла одна ведьма. Теперь я вернулся, чтобы снова увидеть Ирландию».
«Какого короля?» — спросил я, совсем как ваша милость, и лебедь ответил:
«Король может быть только один».
«А где он жил?» — спросил я тогда, ибо уже понял, что птица говорит о временах давно прошедших.
«В Таре*, - сказал лебедь. — Где же еще?»
«Как же удалось ведьме, — спросил я, — приблизиться к вашему высочеству и застать вас врасплох?»
«Я купался в этом самом озере, — сказал лебедь. — Выбравшись на берег, я оделся и прилег отдохнуть, вместо того чтобы тотчас отправиться во дворец, ибо ходьба согрела бы меня. Но я довольно неосторожно заснул в тени ив, и тогда ведьма подкралась ко мне и наложила на меня это заклятье».
«Но почему она так поступила?» — спросил я.
«Просто так, я полагаю, — сказал лебедь. — Для того, чтобы не утратить навык, ну и из злобы, конечно… Что за удовольствие быть ведьмой, если не на кого налагать заклятья? Вот она и заколдовала меня, тем более что эта ведьма всегда недолюбливала моего отца, великого короля, который сам был не чужд магии».
«Мне жаль, что с вами случилась такая незадача», — сказал я.
«С одной стороны — действительно жаль», — ответил лебедь.
Разумеется, я никогда не смог бы с ним разговаривать, если бы не съел феникса. Благодаря мясу волшебной птицы я слышал и понимал, что он говорит так же ясно, как понимаю, что говорит мне ваша милость. У лебедя, кстати, был довольно странный выговор — казалось, будто каждое его слово эхом отражается от каких-то далеких утесов.
— Что еще он тебе говорил? — поинтересовался я.
— Еще лебедь сказал, что старуха заколдовала его на целую тысячу лет, как это водится между ведьмами, — охотно объяснил Пэдди. — И я сказал: «Когда-нибудь ваш срок закончится, и вы снова станете человеком. Лучше поздно, чем никогда», — добавил я, ибо мне было хорошо известно, что в Таре уже тысячу лет как нет никаких королей.
«Я знаю, — ответил мне лебедь. — Однажды, — как раз тогда, когда истекла первая тысяча лет, — я вернулся домой с далекого севера, но ведьма уже поджидала меня. Да, коварная старуха подкараулила меня здесь! Я прилетел на это озеро, потому что садиться на воду удобнее всего, подплыл к ивам и вышел на берег. Я уже чувствовал, как слабеет заклятье, как оно отпускает меня и, словно эхо, уносится прочь. Последнее перо упало на землю, и я снова стал принцем… И в этот момент ведьма, словно сгусток мрака, выскользнула из-за ствола ближайшей ивы и подняла свою скрюченную руку, и не успел я отступить хотя бы на несколько шагов, ибо расстояние ослабляет силу магии, как ведьма пробормотала свое варварское заклятье и заколдовала меня еще на тысячу лет. Так я снова стал лебедем, в чем вы можете убедиться собственными глазами».
«Вот это скверно», — сказал я.
