В любом случае, войны не избежать.
Товарищам нашим, которых я беззастенчиво выдернула с насиженных мест, тоже трудно вернуться. Нам с Егором нужно вырастить ребенка. Нам нужна безопасность. И я больше не хочу быть беззащитной, потому что у меня это плохо получается.
Ну что же, выход один. Будем снова делить Империю. И нам нужна в ней своя, четвертая часть.
Все шло настолько неплохо, насколько могло. Нас не нашли, но не потому, что мы прятались. Впрочем, есть у Проводников такое чудесное свойство — не находиться, если им это нужно.
Наш небольшой лагерь обосновался неподалеку от резиденции родителей Егора. Мы быстро отстроились, благо среди примкнувших к нам проводников было достаточно людей привыкших к работе руками. Мы особо не скрывались. Мы просто нафиг не были кому-то нужны. Официальные власти то грызлись, то пытались сотрудничать с отделениями ПОПЧ.
Репрессии против Мастеров не прекращались. В результате колония в Стапине все увеличивалась в размерах. Аналогичные коммуны были организованы и в других городах Империи. Те, кто не успевал сбежать, либо подлежали уничтожению, либо ссылались в поселения за пределами радиуса своих сил, где постепенно сходили с ума и умирали от голода, холода и побоев.
Впрочем, с организованными коммунами официальные власти предпочитали не связываться, то ли готовя силы для массовой атаки на них, то ли получив своеобразное удовлетворение от такой самоизоляции Мастеров.
Мы старательно делали вид, что нас это вообще не касается. Конечно, проводники проводили рейды по спасению оставшихся бесхозными Мастеров. Желающих они отправляли в Стапин, некоторых присылали к нам. Но в целом в расстановку сил мы не вмешивались, и это всех устраивало. Так было бы и дальше, если бы не случилось вполне закономерное.
Все было бы хорошо, если бы у границ Империи не появились вражеские танки.
— Да ежу понятно, что наши уважаемые соседи спят и видят, как бы кусок территории от Империи оттяпать. Особенно северо-запад, где у нас рудники расположены. Когда в стране идет гражданская война, пусть даже такая вялотекущая, как у нас, нападение извне неизбежно. И потому…
Гляжу на Егора, любуюсь. Умный мальчик, а уж какой хорошенький. И дети у него симпатичные получаются. Нашему Андрюшке уже два с половиной года. Шустрый, деловой, весь в папашу. И, к счастью, вроде, проводник. Потенциальное Мастерство проявляется лишь после начала полового созревания, так что пока не видно. Впрочем, история умалчивает о том, что получается от связи Мастера с Проводником. Мама — крыса белая, папа — крыса серая…
В общем, ребенок сейчас с бабушкой и дедушкой. Нечего ему раньше времени по взрослым сборищам шастать.
— Если кто-то из вас решит принять участие в мобилизации, я держать не стану, но учтите…
Это муж мой минимитинг устроил. По поводу всеобщего призыва на военную службу. Наше глубокоуважаемое Правительство сделало финт копытом, объявив, что откликнувшимся на "Родина зовет" сразу будет амнистия. Ага, и еще мешок сахара в придачу. Не могу сказать, что я так уж обижена на свое государство. В конечном итоге попытки призвать меня к дисциплине привели к другому, устраивающему меня результату. Я не бегаю, как собака по следу, я, если честно, забыла уже, когда своими способностями в последний раз пользовалась. Изображаю из себя мужнюю жену, и это положение меня вполне устраивает. Киса-мурыса на вольном выпасе.
И все же, на войну, пусть даже справедливую и освободительную, меня не тянет.
В общем, умный Егорка мальчик. Одного только не учел — того, что он вот сейчас перед народом повещает немного и пойдет помогать мне вещи собирать. Потому что присягу мою никто не отменял. И Мастерство не пропьешь, как не старайся. А мы, идейники, во всяком случае, так уж запрограммированы. Когда Родина зовет на бой — идем, хотим мы этого или нет.
А пока стою, улыбаюсь и придумываю, как бы мне Егору об этом поудачнее сообщить, чтобы не убил ненароком. Так сказать, заранее, чтобы потом не мучилась.
Удачно не получилось. После серии нечленораздельных, обильно приправленных ненормативной лексикой, воплей мой драгоценный супруг заявляет:
— Я тебя не отпущу.
Тьфу, как банально и предсказуемо.
— Извини, золото, но я тебя не спрашиваю.
— А Андрюшка?
— Останется с тобой и твоей матерью.
— Я тебя в погребе запру.
— Не советую.
— Ты не можешь!
— Могу — не могу. Надо. Ты, Егор, сколько времени можешь без воды прожить? Четыре дня? Вот и я не могу не отозваться. И нечего делать вид, что ты об этом не догадывался.
— А мне плевать! — бодро заявляет мой драгоценный супруг и в самом деле выполняет свою угрозу. В смысле, запирает меня в погребе. Насчет четырех дней я слегка приуменьшила. Я там шесть дней продержалась, пока моя крыша не начала уплывать в неизвестном направлении. На седьмой прихожу в себя в собственной кровати. Рядом Егор сидит — мрачный и бледный. На физиономии забавная смесь раздражения и раскаяния.
— Хорошо, — говорит, — пойдем. Я понял.
— Ничего, — отвечаю, — ты не понял. Я иду с Мастерами. Ты остаешься здесь.
— Все ушли. Кроме Артема и еще двух целителей и Мастера обучения. И я не останусь.
Игнорирую последнюю часть сообщения. Можно подумать, его мнением здесь кто-то интересовался.
— Отлично. Позови Боровикова.
Артем взволнован и взъерошен. Трещит, как сорока:
— Тебе лучше? Я ему говорил, что так нельзя, но Егор же у нас самый умный. Он же у нас глава коммуны…
— Заткнись, — вежливо рекомендую я, — ты со мной пойдешь или здесь останешься в качестве медика?
— Светлана остается.
— Отлично. Вещи собрал?
— Давно.
— Тогда выдвигаемся. А ты, Егор, будешь здесь. Следить за сыном и, не забывай, ты отвечаешь за оставшихся, к тебе будут приводить уцелевших, ты у нас глава коммуны. Да и мне нужно будет место, куда возвращаться.
Впервые вижу Проводника в такой растерянности. Всего-то нужно было воззвать к его лидерским качествам. Егор, и в самом деле, хороший управленец.
— Я провожу вас…
— Не надо. Мы не заблудимся. Нас не тронут. Во всяком случае, до окончания боевых действий. Я могу взять с собой твоего брата?
— Сергея? Да, он и сам просится, конечно. Еще кто-нибудь из Проводников нужен?
— Нет-нет. Сергея хватит. И… прости меня, милый, пожалуйста. Я очень люблю и тебя, и Андрюшку, но я должна. Прости, а?
Он только кивает в ответ.
