Ознакомительная версия.
– Пойдем к Субэоса? – взглянул на Юку Натабура.
Они отошли на два шага, необдуманно приблизившись к мешку с золотом. Но не успели составить даже плана, как раздались странные звуки, и появились три духа: дух императора Тайра Томомори и братьев Минамото, Ёсицунэ и Ёримото. Даже Натабура, повидавший всякого и не всякого, испугался: все трое были в крови с головы до ног, хотя ног у них, конечно, не имелось. Зачем духам ноги?
Рты еще были оскалены. В глазах горело безумие. К великому ужасу харчевника Мурмакаса, духи принялись подобострастно кланяться:
– Спасибо вам… спасибо… наконец-то… наконец-то… мы сыты… – Постепенно они стали приобретать прежний печальный вид. – Вам пора уходить. Сюда спешат отряды хонки и карабидов.
Упоминание о последних придало Мурмакасу силы. Он решил биться за свое золото до конца. Вскочил и бросился на Натабуру – рассчитывая разделаться сначала с ним, как с наиболее опасным противником, а затем и с остальными. В руках у него блеснул танто, который он прятал в рукаве и на котором еще не высохла кровь Нагамаса.
Быстротой реакции Юка не уступала Натабуре. Она просто коснулась волос, где пряталась спица, и, выбросив руку, попала спицей в глаз Мурмакасу, который пер, как буйвол, ничего не разбирая на своем пути. Харчевник Мурмакас снес перила, вышиб одну из опор дома и рухнул на первый этаж, сломав при этом себе не только шею, но и обе ноги и руки. Сбылось проклятие лисьей женщины. За исключением того, что наступило утро. Но ведь вся история началась еще ночью.
Язаки еще долго молотил поверженного противника молотом, пока, на радость духам, вместе с доспехами не превратил его в блин.
Утром следующего дня Субэоса понял, что беглецов не поймать. Время упущено, а подчиненные все, как один, разгильдяи и бездельники. Мало того, они трусы, неумехи и тупицы, а также предатели и враги города Думкидаё. В глубине души Субэоса был оскорблен еще и тем, что в покои проникли посторонние. И не кто-нибудь, а мятежники! Стоило создавать гвардию и стражу! Напрасно он казнил генерала по имени Тамаудзи, который отвечал за разведку. Напрасно он сделал то же самое с каждым третьим асигару-касира – капитаном, напрасно с каждым шестым асигару-ко-касира – лейтенантом – и с каждым сотым рядовых из тысячного отряда, которым командовал капитан Аюгаи. Самому капитану повезло: во-первых, он остался в живых, а во-вторых, его отряд понизили в ранге, а это означало, что в течение полугода он не имеет права искать славы в боях и выполняет только грязную работу. Пайка уменьшалась в три с лишнем раза, и никаких наградных.
Если бы только Субэоса знал, что своей неудачей обязан лично капитану Аюгаи, если бы он догадался, что капитан Аюгаи не такой, как все остальные карабиды, а только наполовину кабутомушикун, он бы страшно удивился. Однако факт остается фактом: Аюгаи избежал того, что произошло со всеми другими людьми, поевшими салата «кыш-кыш». И хотя у него выросли такие же доспехи в форме птичьей груди – санэ, проверенные на каленую стрелу, появились крылья, а пальцы стали как у летучей мыши и превратились в смертоносный веер, внутри он остался человеком и мыслил как человек, то есть сомневался, переживал и страдал, как все люди. Он не знал, что все остальные карабиды лишены этих качеств, а думал, что они такие же, как и он. Но у него хватило ума ни с кем не делиться своим умозаключением. Да и по натуре, еще будучи человеком, он не отличался горячностью, а был спокойным и рассудительным, как и подобает человеку, занимающемуся искусством фортификации. Поэтому у него не возникло проблем в общении с себе подобными, хотя эти подобные были только наполовину подобны ему. Как бы ни обстояло дело, ему никоим образом не грозило разоблачение. Ему даже сохранили звание капитана, лишь наложили взыскание.
Так как он происходил из военнопленных, а на своей родине был потомственным цуикумо – земляным пауком, специалистом по фортификации при дворе императора Убараки, то военная карьера в городе Думкидаё ему далась очень легко. Правда, он почему-то забыл прежние навыки по возведению укреплений, зато стал хорошим пехотинцем и быстро продвигался по службе.
Наверное, он бы так и прожил жизнь – не особенно задумываясь над ней, но его угораздило влюбиться без взаимности, и после страданий, тревог и разочарования он стал посещать храмы, где и познакомился с хидзири – святыми монахами, которые составляли в стране Чу оппозицию. Они-то и открыли ему глаза на суть вещей и на власть Субэоса. Он не стал ярым оппозиционером, но задумался. Служба стала его тяготить, хотя он знал, что карабиды уходили в отставку только по старости, а значит, ему предстояло служить еще долгие годы. Посему свои обязанности он выполнял спустя рукава, без энтузиазма, зная, что другой судьбы у него быть не может.
* * *
Когда духи императора Тайра Томомори и братьев Минамото, Ёсицунэ и Ёримото, вывели их из харчевни, они, поплутав с коку по улочкам и перекресткам, спрятались в подвале, проникнув в него через щель в потолке. Светлое время суток там коротали еще пара десятков духов и демонов. Устроившись, все трое, включая, конечно, Афра, стали брезгливо воротить нос от Язаки.
– Ну и угораздило тебя… – снисходительно заметил Натабура, не желая обижать друга.
Одни хонки – духи и демоны проявляли к нему некий скрытый интерес, который не могли превозмочь: роились и перешептывались, поглядывали с вожделением – вот бы обсосать! Благо еще, что среди них не было кровожадных додзи или охочих до падали бусо. Натабура стал уже волноваться. Однако до поры до времени они вели себя более чем скромно. Возможно, этому способствовал свет единственного окна на уровне земли. А возможно, дух императора Тайра Томомори и духи братьев Минамото, Ёсицунэ и Ёримото, рассказали, где лежит труп харчевника Мурмакаса. Некоторые из хонки рискнули пробраться в его дом, зная темные лабиринты крысиных нор.
Язаки был забрызган кровью с ног до головы. Хорошо, если бы только сам, но он подал дурной пример не кому-нибудь, а Афра. Натабура не успел и глазом моргнуть, как пес пару раз азартно цапнул харчевника Мурмакаса за ляжку. Правда, бедняге уже было все равно.
Пришлось Натабуре выполнить обещанное. Он нашел веревку и сделал из нее ошейник, который надел на Афра, который в свою очередь тут же попытался содрать его с себя, но получил тумака. Отвернувшись, он расстроенно утих, но на духов и демонов поглядывал, и порой в горле у него что-то булькало, что означало легкое раздражение.
– Давно бы так, – вздохнул Натабура и прислушался.
Город охватила паника. Слышались женские крики и ругань карабидов. Плакали дети. Выли собаки. Даже петух подал голос в соседнем дворе.
Ознакомительная версия.
