— И что же я сказал? — воркует ей вкрадчиво, голосом низким да едва слышно. Хочется еще ближе подступиться, зарыться носом в золотистые волосы, что крапивой и иными травами пахли, будто на летнем лугу. Сжать пальцами тонкий девичий стан, но боязно спугнуть. Юна она совсем, особливо в сравнении с ним. И пускай выглядит магик немногим старше, да, почитай, полвека меж ними разницы. А значит, будет подбираться к ней бережно, не станет стращать боле, приручит, как маленькую лесную птичку. Пусть привыкнет к его близости, к тому, что он из тени может вынырнуть в любой миг, чтобы запах ее вдохнуть. Времени много впереди. А после — увезет ее с болот и покажет весь мир, бросит к ногам ее, развернет простором и даст на выбор любую дорогу, какую она захочет. Лишь бы не оттолкнула, да рядом быть позволила, дышать ее теплом.
Улыбнулся собственным мыслям. Каковое, однако, романтическое расположение духа пробудилось. Хотя что взять с себя? В минувшие времена он о многих пекся, кто в стены храма жаловал к магии служителям. Впрочем, за добросердечие свое и поплатился, теперь всем подряд раздаривать не станет… Весенье вот можно…
— Что нельзя мне туда, — Веша насилу выдохнула, отвлекая Лесьяра от дум собственнических, а сама стоит не шелохнувшись. В пальцах чайничек стискивает, да на руки его, по обе сторонки от нее в стол упертые, косится. И даже решимость ее дрогнула, быть может, не стоит Хозяина обманывать? Сдался ей тот праздник?
Но тотчас зубы сдавила. Вот уж нет! Она проявит, что не беспомощна, что силы в ней довольно, чтоб за себя постоять и что вольна сама собой распоряжаться! Вдохнула поглубже, подбородок вздернула, плечи расправила.
«Не боюсь я тебя!» — хоть про себя, но высказалась.
И кто бы ведал, как нелегко держаться оказалось, когда он вперед подался, к самому девическому ушку.
— Вот и отлично, — дыханием теплым шейку девичью опаляет, — чайник-то поставь, пока не сплющила.
— А ты… — и не нашлась, как выразиться. Насмешничает еще над ней!
— Что я? — а сам вбирает ее в открытую, не таясь.
— Ты… Лесьяр, что ты делаешь? — сама-то жмурится то ли от смущения, то ли от осознания, что нравится ей все происходящее.
— А что я делаю? — едва-едва вперед подался, не притиснулся, но едва касался теперь ее спины собственным телом. Дразнит, кот-обормот, ластится, плавит ее рассудок. — Я просто рядышком стою.
Веся лишь головой покачала, а магик… волосы отвел с одного плеча, как давеча, да губами коснулся невесомо. Но прежде чем успела Весенья то осознать — снова в тень провалился, чтоб после на другом конце стола на прежнем месте возникнуть.
Она ж сама обернулась порывисто, готовая разразиться возмущением на подобные фамильярности. Все ж надобно репутацию свою поддерживать, да порядки блюсти… Для вида хотя б, но бесстыдника уж и след простыл.
— Лесьяр! — взглядом его нашла да прожгла насквозь.
— М? — а у самого в глазах черти пляски устроили, скалится ехидно.
— Завтракать уже давай! — чашку к нему толкнула, взвинченная, но не зная, что и как ему высказать. Сама-то еще спиной его ощущала. Магик рассмеялся, да за взвар взялся, в кружке ухмылку пряча.
— Лесьяр! — в кухню Мрак ворвался шумливо. На ходу на стол плюхнулся, перья свои во все стороны разбрасывая от приземления излишне резкого, — беда! Кар! Бедакар! — зашумел, крыльями захлопал.
Улыбка сразу с лица магова сошла, поднялся с места.
— Успокойся, Мрак, и скажи нормально, что стряслось.
Веська ворону тарелку с излюбленным его лакомством, лепешками печеными, подвинула. Пернатый в один миг пару проглотил, да крылья сложил, наконец, глаза прикрыв да утихомириваясь.
— Успокоился? — уточнил Лесьяр, на стол ладонями опершись, — теперь выкладывай, что стряслось.
Ворон обвел кухню глазами-бусинками, встряхнулся, нахохлился, готовясь явно что-то недоброе сообщить.
— Фонари снесли, — доложил Хозяину. — Я поутру решил облететь озеро, да увидал, что защита пробита.
Лесьяр тотчас в лице переменился, ладонями по щекам растерся.
— Час от часу не легче, — простонал обреченно, а Веся едва за голову не схватилась. С трудом соответствующее лицо удержала, — показывай, где выискал, — подцепил погодя ржаную лепешку, залпом взвар выпил, да за птицем поспешил. Лишь на пороге уже на Весю обернулся да молвил строго, — а ты до утра чтоб в башне сидела и носу не показывала на улицу, — еще и пальцем погрозил. — Помяни мое слово, Весенья, узнаю, что не послушалась — выпорю. И не посмотрю, что не ребенок уже, — «так даже интереснее будет», добавил мысленно и, наконец, из башни вышел.
А Веська, красная, аки томат поспелый, так и села на табурет, обалдевшая от таких заявлений. Лишь ртом, словно рыбка хлопала.
— Выпорет, значит, — прошипела зло вослед, — только попробуй!
Вот ведь, юношеский максимализм! Ей бы прислушаться да переждать одну-то ночку. И ничем бы та от прочих не отличалась. Подумаешь, праздник нелюдской, так что ей там, медом намазано? Но то, как Лесьяр упорно не пускал ее туда (явно чуя, что она собирается ослушаться) не нравилось юной душе, бунтовало внутри. Он, значит, там танцы водить станет, глядишь, еще и с девицами из Нави какими, а она здесь отсиживайся? Ревность пребольно кольнула. Нет уж!
Из-под стола вынырнули довольные красные моськи.
— Ну что, хозяюшка, хорошо мы постарались? — вопросили довольные потанята.
— Хозяину теперь целый день будет чем заниматься!
— И пернатого при себе держать станет! — тараторили наперебой, устраиваясь за столом.
Только вот Весенья довольной не казалась.
— Я просила немного отвлечь их перед празднеством, а не защиту рушить, — вымолвила с упреком. Но потанята ничуть, казалось, не расстроились.
— Да мы ж не шибко! Так, для виду!
— А как вы ее вообще сломать умудрились? Разве могут нечистики к тем фонарям прикасаться? — Веська вдруг осознала, что странная какая-то защита, коли любая нечисть ту свернуть может.
— Так в нас ведь сила твоя! Потому и сумели! — сообщили довольные, а Весенья второй раз за день едва за голову не схватилась. Сколько времени уйдет у Лесьяра два и два сложить? Кто еще на болотах ее силой владеет, чтоб суметь фонарь снести?
Но сама и виновата, нашла ведь кому задачу такую возложить. Надобно было правильно им поручение выдать, а не столь размыто. Потанята хоть и подручные ее, да часто непутевые, суетные, сперва делают, потом думают.
Видя ж, как закручинилась хозяюшка, переглянулись бедокуры меж собой, рожки почесывая, понимая, что не то, похоже, сотворили. И чем дольше чесали, тем боле пятачками подрагивали. А как поняли, о чем грустит молодая хозяйка, оба глаза округлили.
— Хозяюшка! — кинулись к ней, за юбку хватаясь, — не подумали! Ой, что будет теперь? Хозяин же все поймет сразу!
Веся обреченно их по маковкам потеребила, успокаивая рыдальцев.
— Будем надеяться, что когда у Хозяина найдется время задуматься, ночь уж настанет, и он не успеет ничего предпринять.
Потанята переглянулись меж собой, кивнули заговорщицки.
— Мы тому поспособствуем, — хитро улыбнулись и, не успела Веша их остановить, в тень нырнули, поминай, как звали.
Веська, уже вскочившая с места, лишь лицо теперь в ладони спрятала, головой мотая. Ой, что будет…
Не выпер бы ее Лесьяр после такого…
Впрочем, ежели нынче она ему не покажет, что сама собой вольна распоряжаться, то магик наверняка и впредь ею командовать станет. И ладно бы в том, что касалось учебы и ее платы за оную, но вот что до личного, тут он ей не сват-брат и уж тем более не муж.
Пока в кухне прибирала, да по хозяйству хлопотала, день уж к полудню подошел. На всяк случай, мало ли Лесьяр все ж в башню заглянет, решила Весенья и в тренировочный зал наведаться, с посохом попрактиковаться, да от мыслей совестливых отвлечься, а уж после, перекусив, и в ванную комнату отправилась.
Беспокойство снедало. Сидя на бортике, Веша задумчиво игралась с водным потоком, ожидая, пока тот наполнит ванну. Весь день маяло ее. Совесть глодала. Уж готова была девица все бросить.
