И вот Борислав Мстиславич снова стоит на Подоле, возле тропы, ожидая, пока к нему спустится киевский князь. Но — уже другой. И эта мысль помогла отогнать неприятные воспоминания — побитый и плененный в тот раз, Борислав по-прежнему крепко стоит на ногах, да еще и имея права на эту землю, а где его обидчик? Мало что псы кости не растащили!
— Сразу видно лесного жителя — не расстается с топором, — бросил Одд, окинув его небрежным взглядом. Он не сразу сошел с тропы на склоне, а сперва осмотрел киевлян и приезжих с высоты, ясно давая всем понять, кто тут главнее всех. — Скажите ему, что здесь уже не нужно прорубать себе дорогу среди деревьев, он может спокойно отпустить рукоять.
Когда Синельв перевел, полянские старейшины, пришедшие с Оддом, было засмеялись, но вспомнили, что они как бы тайные союзники деревлян, и сдержали усмешки, стали оглаживать бороды, прикрывая ладонями рты, и делать суровые лица. «Вот он, наш князь будущий! — взглядами говорили они друг другу. — Хорош, нечего сказать!» Дерзкий и надменный Борислав, которого они к тому же считали оборотнем, не нравился им. А Вольга, стоявший рядом с Оддом, сверлил деревлян откровенно ненавидящим взглядом, и только мысль о Дивляне, которой он может навредить своей горячностью, заставляла его держать себя в руках.
— Ты и есть князь руси, убивший Аскольда? — спросил Мстислав, выйдя вперед.
— Да, это я, — любезно и почти дружелюбно ответил Одд, и эта любезность пугала больше какой угодно враждебности, потому что за ней стояла полная уверенность в своем превосходстве. — И теперь, согласно старинным обычаям, я получаю все наследство побежденного мной: его земли, скот, челядь, семью и власть над его подданными.
— У князя полян остались другие наследники. И первый из них — это я. Моя невестка, жена моего сына Борислава, приходится сестрой Аскольду, и по древнему праву его власть и добро переходят к нашему роду. И у нас есть силы, чтобы отстоять свои права! — Мстислав взмахнул рукой в том направлении, где осталась деревлянская рать. — Наши деды были братьями. А ты — чужой здесь. Я слышал, что ты собираешься в поход за Греческое море, как это в обычае у вас, русинов. Мы можем заключить с тобой союз. Я предлагаю тебе уйти из этого города, ничего здесь не трогая, и обещаю не чинить тебе препятствий, когда ты будешь возвращаться назад.
— Мои права не меньше ваших, — невозмутимо ответил Одд. — Твой сын женат на сестре бывшего князя, а я — на сестре бывшей княгини, причем старшей сестре. Она ждет в Ладоге вместе с нашим сыном, пока я не велю ей приехать сюда и стать первой из женщин этого племени, а тем самым распространить на все эти земли благословение богов, что она носит в себе. А еще за мной право сильного. Если вы хотите выгнать меня из Кенугарда — попробуйте.
Деревляне, не знавшие о свойстве Аскольда и Одда, молчали в изумлении. А тот продолжал:
— Но я не так глуп, чтобы оставлять за спиной врага, способного подстеречь и нанести мне удар по возвращении. Поэтому, хотите вы или нет, вам придется биться со мной. Ваше войско собрано, мое тоже — завтра на рассвете я посвящу вас Одину, и он рассудит, кто более достоин владеть этой землей.
— Ну что же! — опомнившись, Борислав усмехнулся. — Отпускали мы тебя добром восвояси, не хочешь — твоя воля! Не хочешь уходить — здесь и останешься, у нас земли на всю русь хватит… где закопать.
— И не вздумайте убежать и спрятаться в ваших чащах, — предостерег Одд, и взгляд его светло-серых глаз стал холоден и остр, как отточенная сталь. — Я найду вас, выволоку за хвост из норы и сдеру шкуру, чтобы никто больше не смел покушаться на то, что мое по праву.
— Очень мы тебя испугались! — Мстислав насупился. — Волк заморский! Свою шкуру крепче держи!
— У меня их несколько! — Одд усмехнулся, вспомнив волчью шкуру, которую, бывало, надевал в битву вместо плаща, чтобы нагнать больше страху на противников.
— Но я еще не все сказал. — Мстислав бросил взгляд на молчащего Вольгу. — Отчего же никто из вас не спросит, где жена Аскольдова?
— Что? — Вольга вскинул глаза.
Мстислав увидел, как тот переменился в лице, и усмехнулся: бабья болтовня не обманула.
— Она, жена Аскольдова, княгиня Дивомила, у нас в Коростене теперь живет, — продолжал он. — И дети ее с ней. Баба молодая, красивая, как солнышко красное, и боги ее любят. Иные молодцы все что хочешь отдали бы, лишь бы такой белой лебедью завладеть. Не хочет ли кто из вас ее за себя взять?
Он посмотрел сперва на Одда, потом на Вольгу, потом даже на Беривида и подмигнул последнему, отчего отрок смутился и отвел глаза. А Вольга побледнел и шагнул вперед, безотчетно сжимая рукоять варяжского меча у пояса.
— Мы хоть и в лесах живем, но дело торговое тоже знаем! — с хитрой усмешкой продолжал Мстислав. — Не с пустыми руками пришли. Меняю белу лебедушку на Киев-город! Нужна кому? — Хитро прищурившись, он теперь уже прямо взглянул на Вольгу. — А коли не нужна… Моя теперь воля над ней. Захочу — за себя возьму. Захочу — мужику в веси отдам. А захочу — рабой своей сделаю, заставлю заходы[16] скрести. Или продам за море Хвалынское. Она бабенка молодая да ладная, за такую козары враз чистым серебром отсыплют!
— Да если ты хоть пальцем к ней прикоснешься, хрен старый…
Это было больше, чем Вольга мог выдержать. Позабыв о предостережениях, он резко шагнул вперед, поднял руки, будто намеревался сгрести Мстислава за бороду.
Тот при всем своем показном добродушии все это время напряженно ждал выпада и был готов защититься. Ловкости он с годами почти не утратил, и в его руке мигом оказался меч.
А когда Вольга увидел прямо перед собой обнаженный меч, он вообще перестал думать. Сработала привычка воина — он мгновенно выбросил в сторону левую руку, и кто-то из кметей подкинул ему копье. Поймав его на лету, Вольга устремился к Мстиславу, прикрываясь древком копья вместо щита, — на первый случай сойдет. У Мстислава никакого щита вовсе не было, он подставил клинок под удар Вольги. Зазвенела сталь.
Но обнаженные мечи увидели и все остальные. Их блеск, звон первого столкновения клинков подали всем знак не хуже боевого рога — началось! Люди даже не услышали и не успели понять, что дало повод извлечь оружие из ножен, но повод и не был важен, главное — началось то, чего ждали все до последнего человека. По рядам дружин прокатилась волна движения, и мигом в руках оказались топоры, взмыли на уровень плеч прислоненные к ногам щиты, копья выставили жала.
— Бей русинов! — заорал Борислав, выхватывая из-за пояса собственный топор, уверенный, что его клич подхватят все киевские горы.
