Ознакомительная версия.
Да, именно так и выходит. Ше-ста-я!
— Но разве шестая Кость не…
— Она давно найдена, Тимофей.
— Кем, княже? — спросил он.
Уже догадываясь, каков будет ответ.
— Мною. Да, не удивляйся, я нашел ее. Нашел и спрятал снова. Спрятал столь надежно, как только мог. Чтобы всегда быть при ней. Чтобы она всегда была при мне. Но до сегодняшнего дня я не прибегал к ее помощи, не выпускал ее силы и не открывал ее сути. Никогда, ни разу. Ты должен знать, чего мне это стоило.
Да, Тимофей знал. Наверное, не все, но кое-что. И того, что он знал, было более чем достаточно. Ему вспомнился штурм Острожца. Воспользуйся тогда князь шестой Костью — удалось бы спасти немало защитников города. Вспомнилась бесшумная кровавая бойня на Тропе Михеля и Арины. В том бою полегла вся ищерская дружина, едва не погиб сам Тимофей, да и Угрим чуть не лишился жизни в магическом поединке с латинянским магом. Вспомнилась и битва за крепость ассасинского старца. Если бы князь присовокупил к силе двух Костей, что были при нем, силу еще одной, под стенами горной цитадели погибло бы гораздо меньше народу.
Однако Угрим хранил свой секрет до последнего. До тех пор, пока не припекло по-настоящему. Пока смерть не навалилась на них тяжелыми сводами чужой Тропы-ловушки. И пока не появилась возможность завладеть всеми шестью Костьми.
Возможно, это было разумно. И все же такая разумность не укладывалась в голове Тимофея. Неужели тайна шестой Кости действительно стоила всех тех жертв, которых можно было избежать? Вот чего он не мог понять. Вот с чем не мог смириться.
— О том, где на самом деле сокрыта шестая Кость, не знал никто, — продолжал тем временем Угрим, — даже Арина, хотя руки гречанки порой без малого не касались ее. Совсем без малого.
Угрим загадочно улыбался. Но решать мудреные княжеские загадки было сейчас выше сил Тимофея.
— Где ты хранил Кость, княже? Где прячешь ее теперь?
Вопросы сорвались с языка сами. И в воле князя было отвечать на них или не отвечать. Князь ответил.
Правда, такого ответа Тимофей ожидал меньше всего.
* * *
Угрим поднял с земли нож бесермена, прикрывавшего отход желтолицего мага, и протянул оружие Тимофею.
— Возьми нож, Тимофей.
— Что? — изумился он.
— Бери! — велел князь.
Он взял.
— Скрывать очевидное больше нет смысла. Я воспользовался силой шестой Кости, и скоро все посвященные почувствуют отголоски этой силы. А значит, тайна скоро перестанет быть тайной. Так для чего же тогда таиться?
Тимофей непонимающе хлопал глазами.
Угрим отстегнул корзно. Бросил алый плащ наземь. Снял кафтан. Скинул сорочку, обнажив уродливый горб над лопатками.
Князь повернулся к Тимофею спиной.
— Режь, — приказал Угрим.
— Что-о-о?!
— Горб режь.
— Княже!
— Я сказал — режь. Боль меня не страшит. Если ты еще не понял…
Это-то Тимофей понял, давно уже понял. Для могущественных чародеев любая боль и любые пытки — ничто. И все же вот так сразу вонзить клинок в спину князя… Одно дело кромсать в бою врагов и совсем другое — так.
— Прости, княже…
— Хватит слов, Тимофей! — В голосе Угрима послышалось раздражение. — Думаешь, у меня недостало бы силы избавить себя от горба, если бы я счел это необходимым?
А ведь достало бы! Наверное, достало. Волхв, который играючи исцеляет других, при желании мог бы распрямить и собственную спину. Значит, князю это было не нужно. Значит, ему нужен был большой и уродливый горб на хребтине. Нужен был для того, чтобы…
Теперь Тимофей знал, для чего.
— Не робей, — подбодрил Угрим. — Тебе сподручнее будет резать, чем мне.
Да уж, сподручнее…
Больше он не колебался. Только постарался покончить с неприятным делом поскорее. Взмах. Точный расчетливый удар. Режущий, наискось, по всему наросту на княжеской спине. Угрим не вздрогнул и не вскрикнул. Не застонал. Князь стоял спокойно, не шевелясь.
Короткий острый клинок легко вспорол кожу и плоть, Уткнулся во что-то твердое. Гораздо тверже обычной человеческой кости. Соскользнул, ушел в сторону. Тимофей вынул нож из раны.
Крови почти не было. Лишь бурая сукровица вялыми тонкими струйками лениво потянулась вниз.
Угрим закинул руки за плечи — пальцы впились в плечи, а раздвинули глубокую резаную рану.
— Теперь вытаскивай, — негромкий ровный голос. — Ну же!
Это было еще более неприятно. Но пришлось пройти и через это. Тимофей погрузил руки в рассеченный горб, обхватил граненую поверхность, покрытую слизью. Рванул на себя. Пальцы соскользнули.
Крысий потрох! Кристалл, похоже, намертво врос в тело князя.
— Сильнее! — велел Угрим.
Волхв говорил так, словно и не в его спине ковырялись сейчас чужие руки.
Тимофей снова взялся за магический самоцвет. Покрепче взялся.
Стиснул зубы.
Дернул что было сил.
Хруст. Мерзкий чавкающий звук. Угрим не удержался на месте, отшагнул назад. Едва не упал.
Из живого человека вывалился кристалл. Шестой кристалл из шести.
— Г-готово, к-княже…
Тимофей тупо смотрел то на граненое яйцо у себя в руках, то на распоротую спину Угрима. Вот ведь чудеса какие: был горб — и нет горба.
Самоцвет, извлеченный из тела волхва, был густо измазан сукровицей. И не вдруг различишь, что там внутри. Впрочем, Тимофею как-то не особенно и хотелось различать.
Угрим повернулся.
Бледное лицо. Горящие глаза. Руки, тянущиеся к кристаллу.
— Дай!
Было что-то во взгляде и облике князя. Что-то такое… В общем, Тимофей отдал кристалл сразу. А отдав — вздохнул с облегчением.
Князь принял самоцвет обеими руками, с особым благоговением, которого прежде Тимофей за Угримом не замечал.
Волхв улыбнулся. Что-то зашептал, плавно водя кристаллом по воздуху и выписывая над головой неведомые магические знаки. Угрим теперь стоял боком к Тимофею, и тот мог видеть все.
По мере того как звучали заклинания, с кристалла сползала, словно истираемая невидимой тряпицей, пленка красной слизи, а рана на княжеской спине сама собою срасталась и затягивалась.
Прошло несколько мгновений.
От зияющей раны не осталось и следа. А за прозрачной коркой самоцвета-саркофага, покрытого матовыми письменами, проступили очертания Черной Кости.
Эта Кость не была похожа на те, другие. В прежних, уже виденных Тимофеем магических самоцветах, были заключены усохшие руки и ноги навьей твари. Да еще тулово. Теперь же из кристалла пялился провалами глазниц череп жуткий на вид, черный как уголь, по размеру — не больше головы младенца.
Собственно, это и была мумифицированная голова. Темная кожа, усеянная множеством морщинок и трещин, будто старый пергамент. Клочки тонких длинных волос. Вмятые, словно втянувшиеся внутрь черепной коробки уши. Провалившиеся и буквально вросшие в скулы щеки. Острый, чуть изогнутый хрящ носа. Едва различимые в глубоких впадинах глазниц сухие комочки — все, что осталось от иссохших глазных яблок. Потрескавшиеся и надорванные губы, намертво прилипшие к оскаленным зубам. Аккуратный срез на длинной тонкой шее…
Ознакомительная версия.
