Мари Лу - Молодая элита (ЛП)

— Аделина! — пробивается сквозь охватившее меня безумие тихий и ясный голос.

Виолетта в моей комнате, ее нежные руки обнимают меня, голос молит о чем-то, но я не слушаю, о чем. Я вырываюсь из ее рук, вскакиваю и продолжаю кромсать свои волосы.

— Не лезь ко мне, — шиплю я и ощущаю на своих губах соленую влагу.

Кто-то выхватывает кинжал из моей руки, оставляя меня безоружной. В слепой ярости я напускаю на сестру иллюзии. Пусть вернет мне клинок! Однако Виолетта забирает у меня мою силу. От внезапной потери энергии у меня перехватывает дыхание. Застонав, я вцепляюсь руками в трюмо, колени подгибаются. Обняв меня, сестра помогает мне опуститься на пол. Его покрывают пряди моих волос, серебристо-серые в свете лун. Виолетта притягивает меня к себе и крепко сжимает. Я льну к ней, охваченная ужасом.

— Я чувствую, как схожу с ума, — шепчу я. Мой голос надламывается от душащих меня рыданий. — Тьма с каждым днем всё больше просачивается в мою душу. Что я наделала? Как я могу быть такой?

— Я могу всё это остановить. Я могу научиться тому, как забрать твою силу навсегда. — Тихие слова Виолетты ядом проникают в сознание, перекрывая злобный шепот. — Я могу спасти тебя, — помедлив, добавляет она.

Я дергаюсь, слыша из уст сестры слова Терена.

— Нет, — ярюсь я. — Верни мне мою силу.

Глаза Виолетты блестят от слез.

— Она тебя погубит.

Пусть. Мне всё равно.

— Верни мне ее, умоляю тебя! Я не могу жить без нее.

Сестра всматривается в мое лицо. Я редко нахожу сходство между нами, но сейчас, в бледном свете луны… ее глаза, ее волосы похожи на мои, и отражающаяся на ее лице печаль разбивает мое сердце так же, как, вероятно, моя печаль разбивает сердце ей.

Наконец Виолетта возвращает мне силу, и энергия потоком вливается в меня, даря жизнь и свободу. Я крепко обхватываю энергетические нити. Они — всё, что у меня есть.

— Оставь меня, — прошу я, — просто оставь меня в покое…

Виолетта обрывает мои слова, снова обнимая меня руками.

— Аделинетта, — шепчет она в мое ухо. — Помнишь, как мы лежали в высокой траве, считая появлявшиеся в вечернем небе звезды?

Я киваю, уткнувшись в ее плечо.

— Помнишь, как танцевали в спальне мамы? А как прятались в шкафу, воображая, что живем далеко-далеко от нашего дома? — Ее голос начинает дрожать. — Помнишь, как я ночью сидела с тобой, осторожно перевязывая твой сломанный палец? Помнишь?

Я киваю, глотая слезы. Да. Помню.

— Ты не одна. — Сестра сжимает меня в своих объятиях. — Я всю свою жизнь пыталась тебя защитить.

И в эту секунду я осознаю, что всё, что мне когда-либо было нужно — доброта безо всяких условий. И получала я ее только от одного человека — Виолетты. Не знаю, почему я никогда не видела этого. Во всем этом мире только она делала что-то для меня — хорошее или плохое — не ради своей выгоды или пользы. Мы — сестры. Несмотря на то, через что нам пришлось пройти, и то, в чем мы винили друг друга, мы — сестры, до самой нашей смерти.

Что-то ломается во мне, и мерзкий шепот в голове, мучающий меня секундами ранее, рассеивается, а долго сдерживаемые слезы прорываются наружу. Я обнимаю сестру так крепко, словно погибну, если мне придется ее отпустить. Переполненная печалью, я начинаю переплетать энергетические нити. Я окружаю нас иллюзиями, видениями из снов и тем, чего не существует. Комната подергивается рябью и исчезает — ее заменяет купающийся в лучах солнца сад в нашем старом доме. У меня не серебристые, а темные волосы и ресницы, как у сестры и мамы, идеальное лицо более не испорчено шрамом. Виолетта, смеясь, засовывает мне за ухо цветок. Из дома к нам выходит папа — чудесное видение, мечта о том, кого я никогда не знала, — смеющийся, пахнущий ветром и деревом, а не привычным винным перегаром. Рядом с ним мама, и на ее губах играет улыбка — видение женщины, какой когда-нибудь стану я и моя сестра. Я бегу в их объятия. Мама берет мое лицо в свои ладони и целует меня. Папа обнимает и высоко поднимает. Он кружит и кружит меня. Откинув голову, я смеюсь вместе с ним, потому что я — его дочь, а он — мой папа, и он не стыдится меня. Он всем сердцем любит меня, как это и должно было быть.

Я удерживаю эту иллюзию так долго, как только могу. Я бы вечно ее не отпускала, счастливо затерявшись в ней до конца своих дней.

В конце концов, я разжимаю пальцы на нитях. Иллюзия медленно блекнет вокруг нас, солнце и трава сменяются лунным светом и деревянным полом, мама и папа — Виолеттой. Она всё еще сжимает меня в своих руках, ее кожа тепла. Растратив всю свою энергию, я льну к ней — слабая и истощенная, в крови. Мы обе молчим.

Завтра утром мы покинем Эстенцию. Я найду других таких же, как мы. Я обрушу на Терена такую ярость, что он будет молить о прощении. С завтрашнего дня начнется новая жизнь. И меня будет не остановить.

Но сегодня мы еще побудем здесь, в объятиях темноты и друг друга.

Город Аденбури

Север Бельдайна

Снежные земли

Мэв Жаклин Келли Корриган

На севере, далеко от островной Кенетры, на Снежных землях народа Бельдайна, наследная принцесса Мэв опускает руки в священную воду, готовясь к казни узника. Она бросает недовольный взгляд на закрывшие небо облака, а затем — на длинный мост, ведущий от нее и ворот Аденбурского дворца в город. В этот летний день ветер разгулялся не на шутку. Он свистит и протяжно завывает за ее спиной, и собравшийся посмотреть на казнь народ сбивается в кучу по другую сторону ворот, бросая вызов ветру и с любопытством глазея поверх голов солдат.

Мэв поднимает окутывающие шею меха повыше и, стойко выдерживая порывы ветра, переводит взгляд на закованного в цепи мужчину, распростертого у ее ног. Крохотные украшения в ее волосах тихо позвякивают на ветру. Третий узник за день. Она вздыхает. Весь день кого-то убивать. Уж лучше это делать на поле битвы. Пускать стрелы в слабых, изможденных людей — какая в этом забава?

За ее спиной, выстроившись в линию, стоят шесть ее старших братьев. Томно сидящая рядом с ней бельдийская тигрица лениво разглядывает узника своими золотистыми глазами. Ее длинный и густой белый мех испещрен золотыми полосами. Такие же нарисованы на лице у Мэв. Поразительно, как исхудавшая юная тигрица из северных лесов выросла за год.

Мэв опускает ладонь на рукоять меча.

— Ты готов к признанию? — спрашивает она узника. — Ее голос, низкий и резкий, как у матери, достаточно громок, чтобы его услышала собравшаяся у ворот толпа. — Говори, чтобы я могла решить, заслуживаешь ли ты быстрой смерти.