— Вот чего ты опять злишься? Тебе после приступа обычно всегда становилось лучше…
Я закончила подсчитывать доходы и расходы и пришла к неутешительному выводу, что опять придется где-то искать деньги. А еще для плана придется пожертвовать частью денег, украденных у сводни.
— Ты же обещала профессору отдать книги в Академию. А еще инквизитор сказал, что та книга по истории Синей войны дорого стоит. Может тогда?..
— Меня достал Мартен, что целыми днями торчит в подвале и читает эти книги, вместо того, чтобы… Что по всему дому валяются его рисунки этих клятых стрекоз! Они словно преследуют меня! Даже в кабаке!
— Что в кабаке? — не понял Антон. — Там тоже Мартен? И кстати, я забыл отдать тебе рисунки Тени…
Накопившееся раздражение наконец выплеснулось, я зло выхватила у брата смятые листки и уже открыла рот, чтобы отчитать его, но замерла. Рисунков было немного, но на всех были стрекозы. Самые разные, от громадных, чья тень угрожающей тьмой ложилась на город, изображенный с высоты птичьего полета, до крохотных, которые облепили искаженное мукой лицо роженицы на коленях. На самом большом рисунке была нарисована молодая женщина с дитем на руках, такой светлый и чистый образ, который искажался от искусного фона с легко угадываемыми ножницами, чьи лезвия были похожи на крылья. Крылья стрекозы.
Я судорожно скомкала рисунки и швырнула их на пол.
— Опять они! Сначала бездарная баллада про золотых стрекоз, что взлетают в небо! А теперь это! Почему они меня преследуют? У меня опять навязчивый бред, а? Но балладу со мной слушал Отшельник! А еще мне снилась клятая стрекоза, она зарывалась в ладонь…
— Погоди, Хриз! — Антон очень разволновался. — Ты же уже спрашивала про стрекоз! Ты не помнишь?
— Что ты имеешь в виду? — я уставилась на брата, холодея от дурного предчувствия.
— Ты упомянула про сон, а я рассказал тебе эту балладу. Там такое же… Она по легенде о проклятии Мертвых земель. Ты забыла? Ты же никогда ничего не забываешь!..
Я видела в его глазах испуг, даже не испуг, а ужас.
— Ты врешь, — но я знала, что он не может врать. Антон — мой единственный якорь в этой реальности, без него я перестану различать, где мары и видения, а где действительность. Даже если он скажет, что у меня клыки и чешуя, я безоговорочно ему поверю. — Расскажи легенду еще раз.
Я лихорадочно пыталась понять, новый ли это симптом или просто последствия?.. Я помнила абсолютно все, что со мной происходило, от рождения до сего момента. Но две недели в монастырских подвалах после потери ребенка напрочь стерлись из моей памяти.
— Может, ты прочтешь ее в книге? — Антон был сильно подавлен. Он всегда сильней переживал за мое состояние, чем я сама.
— Мне некогда продираться через романтические бредни. Они ведь там есть?
— Да, — кивнул мальчик. — Ты же помнишь, что ранее Мертвые земли были в составе Синежного княжества со столицей в Неже?
— Ты меня истории собрался учить? — поморщилась я.
— Так вот, легенда гласит, что в Неже во время празднования вознесения Единого, на главной площади перед собором должны были подняться в небо миллионы золотых стрекоз. Говорят, что это происходило каждые двести лет, и на это зрелище приезжали смотреть все жители из окрестных городов и деревень. Только в тот день родительское проклятие обрушилось на головы влюбленных, княжны и простого воина. Они сбежали и тайно обвенчались в соборе как раз накануне вознесения. Влюбленные вместе со всеми стояли на площади и ждали. Стрекозы поднялись в небо, их было так много, что они затмили собой свет, но темно не было. Жужжание их металлических крыльев заглушало все остальные звуки, но вдруг, вместо того, чтобы сложить в небе священный символ, они стали падать. Из-за проклятия. Прямо на людей. Юная вояжна протянула руку, и ей на ладонь упала крохотная золотая стрекоза. А потом насекомое начало врастать в ее плоть, и девушка закричала от ужаса. Остальные люди на площади тоже стали кричать… Безумие охватило всех, кто был на площади. Следом сходить с ума начали и остальные жители Синежного княжества. Никто не знал, почему так, но любой, кто бы ни заходил на их земли, уже не возвращался обратно. А потом началась Синежная или просто Синяя война…
— Гениально! — ехидно заметила я, скрывая внутреннюю дрожь. — Если все умерли, то кто же поведал тогда историю?
— Тот юноша. Он не сошел с ума, а его любимая обезумела у него на глазах. Он пытался ее спасти, но не смог, поэтому бежал, сочинил балладу и стал бродячим музыкантом. Его проклятие в том, что он не может умереть или сойти с ума, вынужден скитаться по свету и тосковать по своей возлюбленной.
— Полная чепуха! — решительно сказала я, вставая. — Совершенно бессмысленная и…
— Но ведь Мертвые земли до сих пор… Люди до сих пор там не живут! А те, кто решает туда наведываться, потом сходят с ума или что похуже…
— Ничуть не удивлюсь, если это все окажется выдумкой церковников. Им выгодно стращать верующих, чтоб те видели в них свою защиту от безумцев и колдунов, но на деле… Они палец о палец не ударят, а уж если им выгодно, то и вовсе используют колдовство без зазрения совести!
Я сидела и слушала, как стихают звуки в здании громады, как пустеют комнаты и коридоры, как ночная прохлада проникает в изморенный дневной жарой камень. Я заявилась сюда незадолго до закрытия, мне ничего не стоило внушить охраннику казематов, что госпожи Хризштайн здесь вовсе не было. После пришлось ждать в узком закутке возле архива, закутанной в привычное облачение Серого Ангела, когда уйдет последний заработавшийся допоздна писарь, когда охранники в тюрьме поужинают похлебкой с сонной настойкой, чтобы уснуть и не мешаться у меня под ногами. Ожидание — самое худшее испытание, слишком много мыслей лезет в голову. Меня не на шутку встревожило то, что я не помню недавних событий. Придется опять вести дневник? Вспомнились слова инквизитора про то, что ему известны мои симптомы. Когда же именно он солгал? Если он действительно что-то знает, почему не сказал? И откуда ему к демону известно про то, что я не все помню? Из-за колыбельной? Или я ляпнула что-то, а теперь не помню? Если так, то это сильно осложнит мне планы.
Кажется, уже почти полночь, пора. Привычное бурление риска в крови и сладостный охотничий азарт охватили меня. В такие моменты чувства обостряются до невозможности, а время замедляется, словно попадаешь в густой сироп. По коридору прошел человек, я слышала его слегка шаркающую походку в тишине полупустого здания. Стражник? Или писарь? Обождав еще минут двадцать, выскользнула и отправилась вниз, в казематы. Оба охранника мерно храпели на своем посту, я вытянула у них из-за пазухи ключи, двигаясь бесшумно, чтобы не разбудить остальных заключенных, и направилась к камере кардинала. Отворила дверь, положила руку на рукоять кинжала, чувствуя, как ускорился ток крови, затаила дыхание. Он спал, отвернувшись к стене и укрывшись одеялом с головой. Я сделала к нему шаг, еще один, потом замерла. Обоняние уловило тончайший, едва заметный запах, сладко-теплый и до боли знакомый. Он не дышал, теперь я это видела. Продолжая сжимать кинжал, протянула руку и откинула одеяло. Мне нужно убедиться. Горло кардинала было перерезано, глаза остекленели. Свежая, еще теплая кровь пропитала одеяло и начала просачиваться вниз. Значит, его убили совсем недавно. На мгновение меня охватил ужас, что это я его зарезала, а потом забыла. Вытащила кинжал, осмотрела, но лезвие было девственно чистым. Получается, тот человек в коридоре?..
