Внезапно грузовик был атакован. Егор подумал, что дождь, но небо было чистым, а на лобовом стекле появились бурые кляксы. Сперва редкие, потом лобовая атака обернулась «ливнем» из майских жуков. Дворники не справлялись, лишь больше ухудшали видимость. Егор не включал дворники (он не знал, где включать), дворники ожили сами, будто сработала автоматика. И теперь они размазывали кишки жуков по стеклу, сводя видимость к нулю.
Как бы Егор не ограничивал доступ в свою память, Див всё-таки умудрялся пробить кордоны и искал то, что могло вызвать чистый и неподдельный ужас у врага, у ненавистного мальчишки, ставшего магом. Воспоминание о жуках не вызывало детский страх, но всё равно подсобило демону. Егор же чувствовал, что должен и дальше рисковать. Должен и дальше пудрить мозги Диву, идя на поводу предложенной им игры. Егор бежал от кого-то… или чего-то. Он не знал, что его преследует (у грузовика отсутствовали зеркала заднего вида), зато знал, что останавливаться опасно. Смертельно опасно. И это была не шутка. С Дивом вообще шутки плохи.
Егор уже не видел дороги. А майские жуки, будто выполнив задание, пропали. Трасса была прямой, но как долго она могла не вилять, подумал Егор.
И трасса вильнула.
На полной скорости грузовик слетел на обочину. Егор подпрыгнул. Из-за спинки сиденья невероятным кульбитом выскочил баллон огнетушителя, скакнул на сиденье, тюкнулся о приборную панель и упал на ногу мальчика; боли не чувствовалось. Егор схватил огнетушитель и с силой (может, и правда, в экстремальных ситуациях мобилизуется энергия, о которой и понятия не имеешь в обыденной жизни?) саданул по стеклу… как в шутливой примете современных «мыслителей»: если ударить по стеклу, то появляется схема линий Московского метрополитена… Саданул дважды. Мало. Но вот третья «схема» разбила лобовое стекло грузовика на мелкие кубики, тысячи осколков осыпались в кабину.
Егор думал, что съехал с дороги безвозвратно, но увидел, что асфальтная лента вильнула полукругом, и шанс на неё вернуться был вполне реальным. Просто чудо, что грузовик всё ещё был на колёсах! Егор вывернул тугой руль и выехал на трассу.
Трасса успела измениться.
Теперь она была оживленной. Только что пустой, но стоило осилить трамплин кювета и со скрежетом бухнуться на хайвэй, как здесь, словно в компьютерной игре нарисовались снующие туда-сюда автомобили всех габаритов и моделей. Без ДТП не обошлось. Фейерверочные взрывы и визг тормозов. Одна на другую, третья на четвёртую… свалка покорёженных машин. Разбивая в хлам передок грузовика, Егорка прокладывал себе дорогу по встречке. Происходящее не воспринималось всерьёз и действительно казалось игрой. Когда до слуха донёсся противный звук милицейских сирен, Егорка загоготал, как самый натуральный псих, и крутанул руль, разворачивая грузовик навстречу гаишникам… Он забыл, что по правилам игры должен бежать, а не нападать… Манёвр не удался. Грузовик занесло, несколько секунд он балансировал на двух колёсах правого борта и завалился на бок, трением высекая снопы искр. Пока Егор занимался тем, что пытался уберечь себя от ушибов и ранений, ситуация снова в корне изменилась.
Егор выполз из грузовика на обожжённую почву… Куда подевался асфальт? Егор обернулся, но вместо грузовика увидел дот землянки. Выкрутасы Дива ему начали надоедать!
— Вперёд, бойцы! За Родину! За Сталина! — заорал кто-то над ухом.
С надрывным «ур-р-а-а-а!» Егор бежал в батальоне красноармейцев с пудовым ружьём образца Первой мировой войны. Невидимый враг безостановочно поливал свинцом советский штрафбат. Надрывный победный клич бойцов угасал, редел, обрывался с каждым убитым, пока не иссяк вовсе. Егор не слышал ничего вокруг, кроме своего душераздирающего «а-а-а!» Он бежал, пока не ухнулся во вражеский окоп.
Или его контузило, или бой (бойня) на самом деле стих. Стало тихо. Егор отдышался, отколупал глаза от земляной маски, огляделся… Яма не была похожа ни на окоп, ни на траншею, ни на редутный ров.
Зато здорово напоминала могилу.
Егор посмотрел вверх. Над ним стояли, облокотившись на черенки лопат, трое закрывших лица платками землекопов.
— Эй, ковбои, вытащите меня отсюда! — с раздражением крикнул Егор.
А в ответ услышал лишь злорадный смех.
Егора одолела ярость. Он попытался вылезти самостоятельно и поквитаться с развеселившимися ковбоями, но яма оказалась глубока, стенки отвесны. Жгущая грудь ярость бесполезно выгорала, оставляя в душе пепелище смелости и отваги… и благодатную почву для первых ростков страха.
Егор забыл, что он волшебник.
Егор забыл о хорте.
Егор забыл о Диве.
Егор забыл обо всём, когда землекопы принялись за работу. Они больше не смеялись, и тишину нарушал только скрип штыковых лопат, частое дыхание и звук земли, горстями летящей в яму… Пусть забрасывают яму, меня всё равно не закопают, я юркий, я не буду стоять на месте, подумал Егор.
И большой земляной ком угодил ему по голове. Егор непроизвольно икнул и осел, потеряв себя. Землекопы увеличили скорость, ставя мировой рекорд в закапывании могил. Сознание мальчика расползалось, как круги по воде. Сил бороться не было, Егора утягивало в болотный омут бессознательного… Но вдруг из глубины того омута наружу выплыл один-единственный пузырь. Выплыл и лопнул, заполнив всё окружающее пространство терпким запахом коньяка. Пересохшими губами Егор прошептал:
— Ангел юного неба…
И тут же услышал звон серебряных колокольчиков. Успел подумать, что так, наверно, приходит смерть. Потом память словно пощечиной хлестанула его сознание. Он вспомнил о Викторе Ильиче, о его последнем появлении, о стихе, накарябанном на огрызке обоев. И в голос продекламировал:
Ангел юного неба
Зрит с выси.
Ангел юного неба —
Для Руси.
Он один к миллионам
В русский Мир,
Он один — с легионом
Бесых сил.
Бой не равен, тяжел:
Божью Весть
До людей — на рожон —
Трудно несть.
Ангел юного неба
Тянет крест,
Ангел юного неба —
Божий Перст.
Землекопы, как оголтелые черти, спешили закончить работу.
