Тут появилась круглая пасть и кинулась в погоню за фигуркой, открываясь и закрываясь. Фигурка мчалась с неимоверной скоростью, успевая при этом хватать и глотать кристаллы. В конце концов пасть, разогнавшись, налетела на фигурку — и ничего не стало, ни труб, ни кристаллов, ни пасти, ни фигурки, а Евсей Карпович тихонько и очень жалобно застонал.
В ответ ему из недр ноутбука кто-то хрюкнул.
И вот наконец появилась на экране та самая фигура, которую пыталась изобразить Матрёна Даниловна. Продолговатый силуэт, смахивавший на прожорливую фигурку, сложился из точек, каждая точка испустила луч, лучи отвердели и впились в шкурку Евсея Карповича. Он же распластался и более не шевелился.
Трифон Орентьевич понял, что настала пора действовать.
* * *
Домовые только на посторонний взгляд одинаковы, а на самом деле очень меж собой отличаются. Одни деловиты и ухватисты, пока все в хозяйстве благополучно, а стрясись беда — впадают в тоску и панику. Таков был супруг Матрёны Даниловны — Лукьян Пафнутьевич. Иные, видя беду, основательно готовятся ее изничтожить и, выбрав нужную минуту, наносят удар. Таков был Евсей Карпович. А Трифон Орентьевич, выросший меж книг, мог по незнанию обыденной жизни и ее пакостей влипнуть в неприятность, зарыдать, а потом вдруг собраться с силами, словно броню на себя надеть и действовать скоро и решительно, даже безжалостно.
Увидев тоненькие струнки, действительно похожие на вставшую торчмя бахрому старой скатерти, он понял не умом, а чем-то более сильным, чем обремененный знаниями и неповоротливый умишко: пора!
С геройским визгом он бросился вперед и, подпрыгнув, рухнул на струнки всем телом.
Якушка с Акимкой, не рассуждая, кинулись следом и тоже с высокого прыжка упали на спину Трифону Орентьевичу. Последней подбежала Малаша. Но барахтаться вместе с домовыми на провисших почти до самой клавиатуры струнках она не стала — схватила валявшуюся на столе авторучку и принялась лупить по стрункам, попадая при этом и по Якушкиной спине.
Для существа по ту сторону экрана это нападение было неожиданным — да и кто бы мог сопротивляться, если четверо на одного? Существо выпускало свои струнки, надо думать, из тела, на манер ежовых иголок, и втянуть их уже не могло. Они натянулись до предела — и существо оказалось выдернуто из компьютерного нутра, как морковка из грядки.
Домовые, висевшие на струнках, шлепнулись всей кучей-малой на бедного Евсея Карповича. Они даже не поняли, что произошло. А вот Малаша поняла и стала отгонять существо, имевшее туманный и невнятный вид, от экрана — как бы опять туда не улизнуло.
Трифон Орентьевич выполз из-под Акимки и увидел, что его жена воюет с нечистью. Допустить этого он не мог — чтобы баба лезла в драку, если ее законный муж рядом?! Он собрал в обе лапы сколько захватилось струнок и поволок нечисть прочь от ноутбука. Нечисть сопротивлялась, упиралась и наконец пискнула: «Пустите!».
— Так ты и говорить умеешь! — обрадовался Трифон Орентьевич. — А ну, выкладывай живо, зачем нашему Евсею Карповичу козни строишь?
— Кому? — тоненько спросила нечисть.
— Вот ему! — Трифон Орентьевич указал на распростертого домового. — Это домовой дедушка Евсей Карпович!
— Что такое домовой дедушка — не знаю, а Евсей Карпович — я!
— Аким Варлаамович, Яков Поликарпович! — крикнул Трифон Орентьевич помощникам. — Держите его за эти хвосты, а я попробую нашего страдальца растормошить. Авось он объяснит, что это за диво.
По дороге Акимка с Якушкой много чего порассказали о добродетелях и достоинствах Евсея Карповича. Брать единственного в мире домового, который успешно лазит в Интернет, за шиворот и трясти — это казалось Трифону Орентьевичу нарушением всех великих устоев, на которых стоит и стоять будет домовое общество. Но иного пути докопаться до правды он не видел.
— Отвернись, — велел он Малаше, чтобы хоть супруга не видела безобразия.
Малаша обрадовалась беспредельно: муж отдал приказ — значит, она теперь настоящая жена! И честно уставилась в темный угол комнаты, слыша за спиной кряхтение и бормотанье Евсея Карповича да молодецкие покрики Якушки, не пускавшего нечисть к ноутбуку.
Неизвестно, чем бы это кончилось, но в комнате появилась Матрёна Даниловна.
Домовиха была хитра — выждала, пока хозяйка возьмется пить на сон грядущий таблетки от сердца, и толкнула ее исподтишка под локоток. Таблетка полетела на пол и закатилась глубоко под диван. А поскольку многие человеческие лекарства помогают и домовым, Матрёна Даниловна решила таким способом взбодрить своего друга.
Увидев белесую нечисть, которую держали за струнки Якушка с Акимкой, Матрёна Даниловна сперва чуть не шлепнулась, а потом рассвирепела.
— Так вот кто из него соки сосет?!
Домовиха она была матерая, решительная: отняла у Малаши авторучку и пошла бить самозванца. Трифон Орентьевич перехватил занесенную над головой авторучку и отбросил ее подальше. Тогда Матрёна Даниловна угомонилась и поспешила за водой. Кусочек таблетки истерли в порошок, разболтали в воде и кое-как выпоили страдальцу. Несколько минут спустя он открыл глаза.
— Евсей Карпович, кто это? — спросил Трифон Орентьевич, указывая на нечисть.
— Не ведаю. Пусти-ка…
Матрёна Даниловна и Трифон Орентьевич переглянулись. А Евсей Карпович, не замечая, что в его шерстку вошли и впились в тело загадочные струнки, сейчас — обвисшие и обмякшие, пополз по клавиатуре и накрыл лапой трекбол.
На экране появилась знакомая картина — лабиринт из труб. Проплыла зубастая пасть, возник первый кристалл. Но фигурка, которой следовало бегать по трубам, куда-то подевалась. Евсей Карпович тихо ворчал, злился и наконец треснул по трекболу.
— Ну и куда ж я подевался? — спросил он у монитора.
Монитор не ответил.
* * *
— Старый дурак! — сказала Матрёна Даниловна — но как сказала!
Все свое былое уважение и нынешнюю злость вложила она в эти два простых слова. Но одновременно — и вековечную жалость домовихи, которая уж если разгорится ярким пламенем, то на пути у нее становиться не моги.
А как же еще назвать домового, который влип в такую неприятность?
Он не хотел рассказывать, он сопротивлялся. Трифон Орентьевич уж думал, что до правды не докопается. Но Матрёна Даниловна, обычно смирявшая свой нрав при Евсее Карповиче, сейчас показала коготки. Малаша смотрела и училась.
Евсей Карпович заговорил. Сперва — кратко, потом — с подробностями, со страстью. Описал, как Дениска оставил включенной игрушку с кристаллами, как угораздило пристраститься к их собиранию.
