«Она ничего не знает, не забывай». Сокол. Он ко всем всегда добр, даже слишком.
— Прошу меня извинить, — сказала я, поднимаясь, — но я бы хотела позаниматься в библиотеке.
— С вашего позволения, я составлю ей компанию, — Дарко встал из-за стола за мной следом.
Но ни в какую библиотеку я не собиралась — не хотелось, чтобы меня там кто-то разыскал. Через заднюю дверь вышла на веранду, подумав немного, направилась в сторону сада.
— Куда собралась? — спросил Дарко. Все это время он шел за мной.
— Не знаю. Спрячусь где-нибудь в саду. А ты?
— А я хочу вообще сбежать куда-нибудь. Пойдешь со мной?
— Ты что! Ночь на дворе. Радомир нас убьет за такое.
Он пожал плечами. Вокруг лампы роились мотыльки, бились о стекло, отбрасывали мохнатые тени. Тьма за порогом казалась непроницаемой. Снизу доносился шум прибоя. Я поймала взгляд Дарко.
— Давай спустимся на берег.
— Давай.
Мы прокрались через сад к калитке и выскользнули в переулок. Я зажгла слабенький магический огонек — свет в соседних домах погасили, вокруг было темным-темно. Вдоль высокого берега мы дошли до круто сбегающей к морю мощеной дорожки и спустились по ней к самой воде. Уселись прямо на камни. Я отпустила огонек, и он завис в воздухе рядом с нами. Шум волн успокаивал, пахло влагой и водорослями. Морем.
— Не хочу отсюда уезжать, — сказала я вполголоса.
— А я хочу, — отозвался Дарко. — Пусть все это быстрее закончится. Не хочу их больше видеть.
— Они завтра же уедут. Госпожа Милена здесь задерживаться не станет. И все будет, как раньше.
— Будет, но… Уже осень наступила. А весной мне тоже придется уехать.
— До весны еще вся осень впереди и целая зима, — ответила я. — Уйма времени! К тому же ты ведь уедешь не навсегда?
Он развернулся и посмотрел на меня. В призрачном свете магического огонька тени на лице казались бледными, нечеткими, выражение его было почти не разглядеть.
— А если я вернусь другим? — спросил он странным голосом. — Если изменюсь там и стану таким, как они?
— Не захочешь — не станешь, — уверенно парировала я. — И вообще, ты — это ты, чего выдумываешь?
— Как у тебя всегда все просто, — его губы изогнулись в подобии улыбки. — Хорошо быть тобой, наверное.
— О, просто замечательно! — я вскочила с места и сбросила туфли. — По крайней мере, гораздо веселее, чем тобой.
Стянув чулки, я подобрала юбки и подошла к самой кромке прибоя, позволив набежавшей волне захлестнуть босые ноги. Какое блаженство! Вода освежающая, но не холодная, так и манит искупаться. Здесь и купальня имеется, вон она, белеет на фоне моря. Увы, у меня не было подходящей одежды, а снова бегать перед Дарко в сорочке вовсе не хотелось. Пока я с сожалением разглядывала купальню и мостки, большая волна окатила до колен, намочив подол и обдав брызгами. Я взвизгнула, отбежала, споткнулась и чуть не растянулась на мокром песке.
— Да уж, веселья через край, — сказал Дарко, подхватывая меня и помогая удержаться на ногах. — Еще и промокла. Идем.
— Никуда я не пойду, — вспыхнула я и выдернула руку. — Хоть раз выбрались посидеть ночью у моря. Если хочешь, иди один. Я хочу посмотреть купальню.
С этими словами я обула туфли на босу ногу, подхватила чулки и решительно направилась к мосткам. Дарко шел следом — песок скрипел от его шагов.
— Я не хочу пока возвращаться, тем более без тебя. Но твое платье теперь мокрое…
— Ну и что? Ночи теплые.
Мы миновали пружинившие мостки и зашли было в купальню, но там и вправду было темно, хоть глаз выколи. Снова зажигать огонек не хотелось — глаза только привыкли к ночному мраку. Я обошла резной павильон и уселась на дощатый настил, свесив ноги над водой. Дарко устроился рядом.
— Знаешь, я очень боюсь, что, когда мы снова встретимся, ты тоже станешь совсем другой.
— Вот еще, — ответила я. Потом немного подумала и добавила: — Хочешь, пообещаем друг другу, что навсегда останемся такими, как сейчас? Если будет нужно, то для всех можно будет притвориться, что мы изменились, но на самом деле мы будем знать, что это не так.
Он протянул было руку, чтобы коснуться моего лица, но передумал и убрал ее.
— Я обещаю, что как бы оно ни сложилось, я никогда не буду тебя ненавидеть, — сказал он едва слышно. — Этому никто не сможет меня научить.
Я почему-то смутилась и не нашлась, что ответить. Но, кажется, ответа он и не ждал. Мы посидели еще немного, слушая, как волны шепчутся с берегом о своих секретах, а когда вернулись домой, платье мое почти высохло, тусклый свет одинокой лампы горел лишь в окнах гостиной, и никто нас не встретил.
34
— Ты судишь поверхностно, тигренок, — сказал Сокол. Порыв холодного ветра с моря растрепал его волосы, пробрался под мою шаль. Я поежилась. — Попробуй посмотреть на ситуацию с другой стороны.
— По-моему, все ясно, с какой стороны не смотри, — ответила я, прячась от ветра за увитой виноградом решеткой. — Конечно, Ружена ничего не знает, но ее поступок — предательство. И госпожа Милена подстроила все это из мести. Подло, низко и…
— Достаточно. А ты не думала, что на самом деле Милена спасла Огненку от смерти? Пусть таким способом, но другого выхода не было. И потом не бросила, несмотря на то, что Огненка даже ни разу с ней не заговорила за все время. А устроить, чтобы отбывающей наказание преступнице разрешили покинуть Университет, наверняка было непросто, не представляю, как ей это удалось.
— Она все это сделала, чтобы отомстить…
— Ты правда так считаешь? За столько лет любому надоест такая мелочная месть. Как бы то ни было, каждая из них уверена, что виновата другая. Дело не в том, кто прав, а кто нет. К обидам, вражде и злобе их привело неумение прощать. Поставить себя на место другого. Оступиться может каждый, твой выбор — пнуть упавшего или протянуть ему руку.
Сокол похлопал меня по плечу и ушел в дом, тихо прикрыв за собой дверь. Я подошла к перилам, влажным от пролившегося ночью дождя. Задумчиво провела по ним пальцами, размазывая холодные капли. Море опять штормило, небо было серое, мрачное, хотя солнце взошло. Осень здесь наступала внезапно, приводя с собой дожди и ветра, и вот уже на веранду с утра не выйти без шали.
Я смотрела на волны и думала о словах Сокола. Умение прощать? Да что там уметь-то? Либо ты простил, либо нет, вот и все. И вообще, если все подряд спускать с рук, то… не знаю… ни к чему хорошему это точно не приведет. Есть вещи, которые прощать нельзя, и точка.
Оступиться может каждый.
Да, но если этого каждого всякий раз прощать, то он так и будет. Вот, например, Ружена… Я вспомнила, как мы жили в Университете. Она ведь всегда была на моей стороне. И сюда приехала. А я до сих пор помнила детскую обиду, как последняя дура. Быть может, в чем-то Сокол и прав. Черт возьми, я не хочу, как Милена, всю жизнь всех вокруг ненавидеть! Я никогда не стану такой. Мы такими не станем. Решительно развернувшись, я едва не столкнулась с Дарко, который в этот момент выходил на веранду и преградил мне путь.
— Ты чего? — спросил он, нахмурившись.
— Мне нужно срочно поговорить с Руженой. Пусти.
— Да она еще спит наверняка, — он посторонился, позволяя зайти в дом.
А ведь и правда. Хоть в Университете просыпались довольно рано, но все же не с восходом солнца, как крестьяне и бродяги. Это мы привыкли к такому распорядку, а Ружена вряд ли выйдет до завтрака. Я растерялась и остановилась, не зная, куда себя деть. Дарко передумал выходить на веранду и теперь насмешливо меня разглядывал, скрестив руки на груди.
— А ты что застыл? Шел куда-то? Вот и иди.
— Мне скучно. Радомир запретил покидать дом, велел спуститься к завтраку и потом проводить гостей. Хотя какие они нам гости, мы здесь не хозяева даже.
— Какая разница, мы вообще нигде не хозяева, — я пожала плечами и стряхнула капли влаги с шали. — Пойдем на кухню, у них наверняка есть какое-нибудь горячее питье.
