спокойствию и уверенности, и отвыкали от пассивной войны, войны со своим королём.
Он обладал сказочным даром, этот новый король. Его богатством, за которое он не раз благодарил богов, было умение располагать к себе окружающих. Его сдержанная искренность сама собой вызывала ответное уважение тех, кого уважал он, любовь тех, к кому он привязывался, заботу тех, о ком заботился. Он не вещал с террасы дворца о своей доброй воле, но каждый балар, с кем он заговаривал в своих апартаментах или на пустынных драконьих пастбищах, ощущал странную избранность перед другими, будто именно его выделил своей милостью молодой король.
Теперь он мог пожинать плоды. У него появились друзья, слуги испытывали к нему подлинное почтение, и даже те, кто продолжал слегка презирать его за тёплую кровь и отсутствие хвоста, считали его сравнительно неплохим и даже хорошим повелителем, полезным для подданных и всей планеты.
Он успокоился. Долгие поединки на мечах, которые он проводил с князем Чесом, помогали ему держать себя в форме. Беседы с красавицей Вим удовлетворяли его потребность в общении, армия так или иначе облагодетельствованных чиновников помогала ему в управлении государством, а для души у него оставалась тихая пещера древностей, хранившая в своих недрах столько сюрпризов и загадок. У него появилось ощущение, что время у него пока всё-таки есть. Что он успеет всё продумать и найти выход из ловушки, где он был зажат между ненавистью недремлющего чёрного жреца Касу и смертельной тайной мерцающего Колодца Забвения. Он слишком уверовал в то, что судьба благосклонна к нему и забыл старую печальную истину: Добро не вечно, оно со временем видоизменяется, перетекая во Зло. Даже добившись победы, нельзя забывать о возможности поражения. Он просто не думал об этом.
Тот день начался для него совсем неплохо. Утро не принесло неприятных неожиданностей. Государственные дела не требовали особого напряжения сил. Быстро разобравшись с ними, он смог удалиться в свои покои, чтоб отдохнуть от утомительных церемоний и многолюдности дворца.
Он сидел на низкой кромке овального бассейна и смотрел, как лениво шевелятся в маслянистой жидкости серебристые ящеры. Здесь было прохладно от проточной воды и лёгкого сквозняка. Рядом с ним присела на скрученный хвост золотоволосая Вим. Она задумчиво смотрела на бронзовое лицо короля, наполовину скрытое волной тонких тёмных волос. Он улыбался, наблюдая за ящерами. Такое можно было увидеть нечасто. Он был немного похож на ребёнка, и Вим чувствовала нежность, глядя на него.
— Я давно хотела спросить… — начала она, решив, что настал момент задать давно занимавший её вопрос.
— Да?.. — не поднимая глаз, кивнул король.
— Почему вас называют живородящими?
На сей раз, он взглянул на неё и усмехнулся.
— Потому что это правда. У наших женщин рождаются живые дети.
— Ты хочешь сказать, что ваши детеныши вызревают прямо в матерях? — изумилась она. — Но это же… Ужасно!
— Почему? Они говорят, что чувствовать в себе живое существо приятно. Они очень ярко ощущают свое единство с детьми. А дети — с ними.
— Выходит, ваши женщины ближе детям, чем отцы? Обидный дисбаланс для мужчин. У нас отец и мать одинаково близки ребёнку.
— У нас отцу приходится завоевывать любовь ребёнка, но, поверь мне, в этом есть особая прелесть.
— Ты говоришь так, будто знаешь, — прищурилась Вим.
— Я знаю, — кивнул он и поднялся. Ей показалось, что он хочет скрыть от неё свои чувства, и мысленно поздравила себя с маленькой победой. Она узнала ещё что-то о таинственном пришельце, так старательно оберегающем свои тайны.
А королю стало грустно. Печаль разлуки смешивалась для него с радостью воспоминаний. Этим он не хотел делиться ни с кем. Ему казалось, что балары, доверяющие вызревание своего потомства горячему песку, не в состоянии понять его тоски. Для их прагматичной цивилизации дети имеют чисто практическое значение наследников для богатых и помощников для бедных. Им и в голову не приходило, что значит оберегать и выхаживать маленькое беспомощное существо, ловить его взгляды, ждать улыбки и первые слова. Маленькие балары вылуплялись из кожистых яиц жизнеспособными и смышлёными, всё схватывающими на лету и не так уж нуждающимися в заботах взрослых. Может, балары потому и отличались от людей отсутствием сантиментов?
Он медленно шёл по прохладному залу, затенённому лёгкими драпировками. Ему казалось, что душа его перенеслась куда-то далеко, туда, откуда он ушёл, и где он оставил своё сердце. Остановившись перед креслом, он даже не сразу заметил на нём что-то подвижное и чёрное, а потом какое-то время отсутствующе смотрел на небольшое животное с шестью лапками, двумя клешнями и длинным острым шипом. Наконец, до него дошло, на что он смотрит.
— Что это такое?! — воскликнул он. — Боже мой, да что это!
Вим и дремавший в углу Милдок кинулись на его голос. Они были напуганы, уловив в нём неведомые доселе интонации досады и огорчения. Увидев зверька, Вим выхватила из-за пояса зазубренный кинжал и с размаху пронзила чёрное тельце. Король отнял у неё кинжал и поднёс ещё шевелящееся существо к глазам.
— Господи, да как же я забыл о скорпионах? — бормотал он. — Они же водятся в пустынях! Конечно! Клешни есть у скорпионов, это значит, здесь не было никакого моря!
— Это липас, — испуганно прошипел Милдок. — Они водятся только в чёрных барханах.
— Тебя хотели убить! — заявила Вим. — Это покушение!
— Да ну, ерунда! — отмахнулся король и покачал головой. — Такая была роскошная гипотеза и… Какой я всё-таки дурак!
Отшвырнув кинжал, он вышел из покоев. Возможность покушения не обеспокоила его. Он привык к тому, что вечно кому-то мешает. Его разозлило, что он построил гипотезу на пещерном барельефе и гордился ею, а сам даже не попытался выяснить, известны ли здесь животные с клешнями.
Едва дождавшись, пока ему запрягут повозку, он вскочил на неё, и драконы вынесли его из тени в пекло дня. Охранники, привыкнув к причудам короля, не слишком торопились ему вслед. Они лишь для приличия влезли на своих верховых ящеров и вывели их на солнце, а, увидев вдали облако пыли, поднятое королевской колесницей, спокойно вернулись назад.
Король мчался в свою пещеру. Добравшись до неё, он соскочил вниз, на площадку перед входом и замер, глядя на барельеф.
— Так и есть! Клешни, шесть лап… А это не крыло, а шип. Ах, я дурак!
Сзади раздалось вежливое шипение старика.
— Что это? — резко обернулся к нему король и ткнул пальцем в изображение.
— А… Это? Это липас. Раньше они водились везде, а сейчас, нам на счастье, остались только далеко на западе. Они очень опасны. Пустынный ящер, наступивший
