То есть — опека ожидается тотальная! Класс. Надо пока она не пришла, подготовить вазелин, и стырить из её запасной косметички крем тональный. Уж мама то быстро заметит ту многочисленную сетку мелких царапин на моем прежде идеальном лице.
Глава 36 — Телевизор
— Ох ты доченька моя родненькая! Исхудала ты как, бедненькая! Миленькая моя, родная…
И целовать, целовать! Что стыдно даже как-то. Не за мать, и не за себя, что подвергаюсь лобызанию столь тщательному, что и места живого нет, аж ранки щиплет! Кожа расходится. А за своё поведение. Но ведь не виноватый я! Не виноватый! Все случайно… так вышло. А у матери, небось, чуть сердце не остановилось из-за моей «пропажи».
Нг если так подумать — с чего бы пропажи быть? Вообще, почему именно «пропажа»!? Что батька аж, в тихую, уже объявил меня в розыск! Звонил какому-то «Васи», сразу как выдалась свободная минутка после моего допроса «где была», и сообщил, что я нашелся, и что можно «снимать с поиска».
А ведь записку я писал! Сильно долго — не пропадал! С детишками и не такое бывает! И некоторые неделями дома не ночуют. Знаю, общался. Но… я то порядочный! Я то, всегда возвращался! Даже когда потом, после заката, и отбоя, вновь уходил. И мне, самое главное, жалко своих родителей.
Отец ушел, работа, долг, бедный человек, что последнее время буквально живет на роботе. Мать — осталась, и вот уже полчаса, не может на меня налюбоваться. Не может меня отпустить хотя бы на миг, сломав мне ребра своими обнимашками. Больно! Свет всемилостивый. Очень больно, но на лице — радость и полуулыбка.
— Как похудела то! Кожа, да кости!
Ну, я действительно похудел, и сильно! Все силы уходят на восстановление, так что «о жире», мой организм может только мечтать и снимать художественные фильмы в жанре фантастики. А то и фэнтези — в магию он верит с куда больше охотой, чем в «жир».
Мама впрочем, тоже похудела. Осунулась, обзавелась свежими морщинами и синяками под глазами… и это за три дня! Нервы. Так что внешне то, и издалека — выглядит еще хуже чем я. Выглядит не на сорок или тридцать, как было совсем недавно, а, блин, на все пятьдесят! Старуха старухой! При юных годах. Бедная женщина. Хорошо, что я вернулся! И хорошо, что она — моя мама.
— Доченька!..
А вот её подарки, меня не радуют. Толи в честь моего возвращения, толи для привязки, и занятия рук… или просто так. Хотя, скорее все и сразу! Вон как распинается, рассказывая «сказки»…
— Смотри, какая вещь! А то все умеют, а ты нет…
Она купила мне контрабас.
СКОЛЬКО ДЕНЕГ ОН СТОИЛ!? У меня же несуществующие волосы на голове шевелятся от одной только мысли об этом! А с несуществующего конца, уже закапала от мысли «на что мы будем жить после такой покупки?!» Ну и конечно, вполне реальная матка опустилась, от мысли, что мне ведь теперь придется на ЭТОМ играть! Непонятно только как, с моим не музыкальным слухом.
Именно! Придется. Мне ни как не отвертеться и не заставить сдать, вернуть «игрушку» в магазин! Свою маман. И не потому, что не смогу — скандалить я, пусть и не люблю, но умею, и даже иногда — практикую! А потому, что чехол от сего агрегата с меня ростом, идеально подойдет для моей, окончательно моей, винтовки, спрятанной в грязной вентиляции мусоропровода в доме в двух кварталах отсюда.
Как я могу отказаться от такого шанса!? Быть законной музыкантской, и таскать в футляре автом… винтовку! Хотя в него в него, по-моему, влезет и винтовка, и автомат, и я даже не уверен, что их придется для переноски разбирать. По крайней мере, я сам, и целиком, в этот футляр помещаюсь. Сколько же он денег стоил?! Не говоря о контрабасе.
— Мам, ну зачем?! — не выдержал я, выползая из футляра.
И тут же закусил губу, так как ребрышки, вновь разошедшиеся, и шовчик, швы из которого пришлось втихушку вытащить пред маминым приходом, как раз пока папа по телефону разговаривал, иначе она бы его уже прощупала даже сквозь свитер, высказали мне всё, что думают о возобновлении работы и начале дыхания.
Ведь я, тут, пред мамой, для «здорового цвета лица», и чтобы выглядеть свежее, законсервировал сам себя в мумию, ведь стоять и выслушивать, можно и совсем не двигаясь. Не ожидал я, увидеть подарки, чехлы которых потребуют осмотра.
— Как это зачем?! — даже слегка опешила родительница — Ты же сама хотела музыкой заняться! — и поправила мне челку.
Я!? Хотел?! Музыкой!?!??! Да она — вспышка гормональной ярости сразу за запуском организма родила незатейливую мысль, но даже лицо окрасить в алый не успела, заглохнув вместе с затихшим пульсом.
Я уныло покачал головой, и открыл рот для ноты протеста… но вместо слов, изобразил тяжелый вздох, глядя на просветлевшее, и умильное, лицо матери. Махнул рукой, и пошел на кухню, где, опершись на раковину, и пуча глаза как африканская пучеглазая лягушка, постарался вернуть телу приемлемый кровоток, со всеми вытекающими функциями.
Да я ходячий труп! А мне тут, контрабасы суют.
А утром узнал, что у меня, оказывается, подростковая депрессия:
— Так вот от чего ты из дому сбежала! — проговорила мама, облегченно и жизнерадостно улыбаясь, смотря на мой лоб — сейчас принесу духи и пинцет.
Зачем? — родил мысль мой мозг, и я ощупал этот самый лоб — Аа! Пуля наружу просится!.. Ой, только не пинцет! Я даже думать не хочу, что будет делать мать, с девятимиллиметровой…
— НЕЕТ!
Пришлось устраивать чехарду, и забиваться под диван.
— Ну доча, я же для тебя стараюсь!
— Нет! Выдавишь один — еще больше наплодишь! — вспомнил я разговор пары одноклассниц меж собой — Неееет! — вновь заорал, когда почувствовал, как меня вытягивают за ногу наружу.
— С чего ты это решила, доча? Все нормально будет! А не выдавишь…
— Нееэт! Или хочешь, чтобы я опять из дому сбежала? — высунулся я с другой стороны дивана.
Из матери будь то стержень вынули. Плечи опустились, улыбка сошла, морщины проявились, и она, словно бесхребетная кукла, упала-села, на диван.
— Ну ма… ну, ну что ты все так…
— Попалась! — схватила она меня, прилезшего её утешать — Сейчас уж не отвертишься! Сейчас я тебе… — и потянулась к «прыщу».
— Мам. — проговорил я максимально ледяным голосом, обозначая, что шутки кончились.
Правда, на этом не кончился мамин выходной! Ведь по случаю… моего возвращения? Плохого самочувствия? Нового года? Мама взяла отгул.
— Да что там! — махнула она рукой, отводя взгляд — Завтра уже тридцать первое! Все дела года сделаны, остальное — дела года следующего! — и решила меня пощекотать, но я сохранил кисло-серьёзную мину — Что?
— Первого-второго отрабатывать будешь?
— Что? С чего ты решила!? — и вновь отвела взгляд — Эх. Не первого, и не второго. Но, эх… да не переживай!.. Да, третьего уже на роботу. Но до тех пор!.. — и вновь попыталась меня защекотать.
И я, подумав, что всё в принципе не так уж и плохо, позволил этой ей сделать, начав смеяться заливистым смехом, в душе шипя от боле разошедшихся ребер.
Отец ночевать вновь не пришел, явившись только в десять утра тридцать первого, заявив с порога:
— Я весь день в вашем распоряжении!
Добавив тихонько, что праздновать новый год в кругу семьи он, увы, не сможет. Патрули на новый год, будут усилены как никогда. Мать, оказалась крайне озабочена этим вопросом, но видя, что я как бы тут, и я — как бы слушаю! Не стала ничего высказывать на этот счет, заявив с улыбкой радости:
— А пойдемте по магазинам!
— Не думаю, что это хорошая идея. — мгновенно среагировал на это батя, и я его полностью поддержал, согласно кивая — Новый год, толпы народа… ладно, пойдемте! — не выдержал он расстроенного лица жены, и вот это решение, я не поддержал, но спорить — тоже не стал.
Впрочем, погулять нормально у нас реально не вышло — народ, словно с цепи сорвался! Словно сидел по домам, по бункерам! Весь год, а тут — их всех разом выпустили! Из психушки. Так что, единственное, что мы сумели — это купить немного продуктов! Отстояв километровую очередь в магазине, заняв её сразу к трем кассам — бакалейной, овощной, и с выпечкой. Ну и зайти поглазеть в еще один магазин, с бытовой техникой.
