Этого нельзя было сказать о мастере лошаднике, который сидел, прислонившись к одному из валунов и нянчил свой плоский, окровавленный нос.
— Эх, ты пропустила такое восхитительное зрелище, — сказал он, болезненно поднимаясь на ноги. Похоже, его рёбрам тоже досталось. — Загнать его туда было только половиной веселья.
— Почему? Что происходит?
Он откашлялся и сплюнул кровью. — Ты говоришь, что он больше не пытается тебя убить, и даже преднамеренно сбросить, но ты просто не можешь подолгу усидеть на нём без седла. И не удивительно. Немногие смогут. Так что я соорудил нечто, что может помочь.
Заглядывая за пёстрые бока Бел, она увидела за плечами раторна подпругу, застёгнутую на его брюхе. С неё свисала пара стремян.
— Уверяю тебя, он тряс меня как стаканчик с костями, но я считаю, что в конце концов, я всё-таки сумел затянуть подпругу как следует. Ну? Лезь на скалу и спрыгни на него сверху. Пришла пора проверить эту оснастку в действии.
Джейм чуть было не сказала нет. Раторн бил копытом, злобно сверкал на неё красными глазами, и она ощутила слабость в коленках. Но мастер-лошадник в прямом смысле слова пролил свою кровь, чтобы организовать всё это. Кроме того, она ещё никогда ему не перечила, хотя это много раз едва не доводило до беды.
Стиснув зубы, она принялась карабкаться на валун, соскользнула обратно и попробовала снова. Только один шаг за раз. Теперь она была над раторном, который злобно косился на неё через плечо.
Ты не посмеешь.
Рога слоновой кости ударили о камень. Полетели искры.
Подпруга выглядела безрадостно тонкой и хрупкой. Наверху, у его холки, на ней была верёвочная петля, за которую, вероятно, полагалось держаться.
Не давая себе времени подумать, она скользнула вниз, на спину жеребёнка, и вцепилась в петлю. Он задёргался из стороны в сторону, угрожая раздробить её ноги о скалы, как, без сомнения, он обошёлся с носом и рёбрами мастера-лошадника. Она подтянула ноги повыше, даже не пытаясь вдеть их в стремена.
— Ну, давай! — сказал мастер-лошадник и Бел отпрянула в сторону.
Жеребёнок скакнул наружу, брыкаясь и вертясь. Она могла только догадываться о том, что он не хотел её убивать, основываясь на том факте, что он этого ещё не сделал. Без петли, её бы швырнуло, как мячик в бейсболе, через его голову в первую же секунду. Он встал на дыбы и пошёл вперёд на задних ногах, затем пустился галопом. Управлять им было совершенно невозможно. Они вполне могли пронестись прямо сквозь Тентир, но, к счастью, он держался над ним, поскакав мимо лошадиных загонов — к ужасу их обитателей — и дальше на север, за стену, через фруктовый сад и в лес за ним.
Джейм наконец-то вставила ноги в дужки стремян. О, так намного лучше. Фактически, это напоминало полёт. Она привстала в стременах и испустила клич ликования, который почти перешёл в визг, когда раторн стрелой метнулся вперёд, отбрасывая её назад и безуспешно пытаясь сбросить окончательно. Одно стремя слетело.
Я сейчас упаду… нет, чёрт возьми, никогда.
Стремя щёлкнуло её по лодыжке, затем она нащупала его ногой и насадила обратно.
Теперь они галопом неслись через лес. Она снова, более осторожно, привстала в стременах, и ехала над спиной раторна, сохраняя баланс, покачиваясь, когда он петлял между деревьями, сквозь угасающий день и подступающую ночь. Она распустила свои волосы и на них набросился ветер. Её руки оставили верёвку и схватились за шёлковую гриву жеребёнка. В своём сознании, она ощущала изменения в его равновесии за мгновение до того, как он делал движения и смещалась соответственно. Они скакали всё дальше и дальше, в сумеречный лес, преследуя тени, отбрасываемые едва взошедшей луной.
46–57 — й день осени
IПрошло уже приличное время с тех пор, как Джейм в последний раз проверяла Серода. Оглядываясь назад, она не могла понять, почему она тянула с этим так долго, разве что её успокаивал его голос, который она изредка слышала сквозь стены. И даже и так, при этом казалось, что одновременно говорило два разных человека, Серод и её ненавистный, давно мёртвый дядя Грешан. Всё это было как-то связано с той мерзкой курткой, но вот как именно, она не знала.
К тому же, у неё не шла из головы та карта из колоды случая: … помоги мне…
Поэтому следующим утром, ещё до завтрака, она постучала в дверь, которая когда-то вела в личные покои её дядюшки.
— Серод?
Нет ответа. В конце концов, он вполне мог уйти на поиски своего собственного завтрака, который он стягивал с одной из девяти кухонь Тентира или даже из общей офицерской столовой в Старом Тентире. Но нет: дверь была заперта изнутри. Больше того, это был ещё один образец крайне надёжной работы кендар, вполне устойчивый к её назойливым когтям.
Шаги за спиной, она стремительно развернулась. Шиповник Железный Шип стояла и разглядывала дверь.
— Вы пришли, чтобы выковырять его наружу, леди? Самое время. Все эти прятки действуют кадетам на нервы, а он всё нашёптывает некоторым из них: «Не думай, что это делает тебя настоящим кадетом», «Не смог выдержать испытание верёвкой, а?», «И ты думаешь, что тебе кто-нибудь, когда-нибудь поверит, перебежчица, сменившая воротник?», «Всё ещё кричишь во сне, верно, трусишка?» Ниалл двинул ему за это кулаком, прямо сквозь гобелены. Какая жалость, что они смягчили удар, и всё же это был хороший ответ, как и любой другой, кроме кинжала.
Джейм ничего об этом не слышала. Она задумалась, что ещё насчёт занятий Серода они от неё скрывают.
Шиповник смела её в сторону.
— Отойди. — Она крутанулась и с разворота врезала по замку жестоким пинком огонь-скачет. Он не поддался. — Ещё раз. — В этот раз дерево расщепилось а железо пронзительно взвизгнуло, ему вторило слабое эхо от кого-то внутри. Однако, когда дверь со свистом распахнулась, покои Грешана оказались пусты.
Они представляли собой роскошные руины. Истлевающий шёлк окутывал громадную постель и тянул свои дырявые пальцы через грязные окна. Пол покрывали дорогие безделушки Грешана, по большей части сломанные. Безгласная музыкальная шкатулка здесь, гребень из слоновой кости, опутанный грубыми чёрными волосами, там; зеркало в богатой раме тут, а там — павлиньи перья, запачканные чем-то, очень похожим на рвоту. Они давно окаменели и высохли, запах их прежнего владельца витал над ними миазмами прошлого упадничества и потакания слабостям.
Джейм задумалась, а знал ли отец Грешана, как его старший сын тратит золото, заработанное кровью его воинов, и волновало ли это его вообще. Здесь жил золотой мальчик, Лордан, который просто не мог делать что-то неправильно. На другой стороне медали лежал игнорируемый младший сын, Гант Серлинг, который просто не мог делать что-то правильно.
