О, а вот и Мелисса. И рыжий сыщик. Я вышла из-за небольшого песчаного холма и увидела их. Мелисса сидела на полосатом матрасике, спиной ко мне, приняв какую-то неестественную, но суперграциозную позу «а-ля голливудская звезда каких-нибудь шестидесятых», рассчитанную, по-видимому, на Бондина. Но зря. Тот, в одних синих шортах, лежал на спине, раскинув руки и уставившись в небо. Его туфли и аккуратно сложенная одежда лежали рядом.
— Инспектор, — капризно сказала Мелисса, пока что меня не заметившая, — не могли бы вы намазать мне спинку кремом от солнца…
О боже. Какой избитый, глупый и пошлый прием! Да и солнце уже садится.
— Полежите минут пятнадцать на спине, — отозвался Бондин, поворачивая голову, — солнце сядет, и крем вам не понадобится… — Он заметил меня: — Вика? — Живо приподнялся, сел. — Решила поплавать все же?
Белобрысая Крыса тоже повернулась и хмуро посмотрела на меня.
— Я не умею плавать, — ответила я.
— В таком-то возрасте, — заметила блондинка.
— Тут странный песок, правда? — сказал мне Бондин и пересыпал похожий на порох песок ладонью.
— Правда, — сказала я, подходя к нему.
— Это остатки вулканической деятельности, — сказал Бондин.
Я присела рядом с ним, бросила кроссовки. Погладила теплый песок ладонью, сказала:
— Откуда ты знаешь?
Он положил ладонь поверх моей руки, сказал:
— Читал где-то…
— А как там Миша? — раздался пронзительный голос Мелиссы. — Уже очнулся?
— Не знаю, — обернулась я, — иди проверь.
— И не боишься, что я его у тебя опять уведу? — язвительно сказала Мелисса.
— Без любовного зелья тебе это вряд ли удастся, — сказала я.
Крыса раздула тонкие ноздри, запыхтела, а потом сказала:
— Да. Но только потому, что он очень порядочный и не нарушит слово, даже если тебя не любит.
Миша порядочный. А вот я, кажется, нет. Не должна я так смотреть на Дениса Бондина. И вспоминать, как его губы прикоснулись к моим губам. Ведь я невеста! У меня свадьба в Новый год!
Моя ладонь выскользнула из-под ладони Дениса, я вскочила, сказала:
— Пойду я.
Он вскочил вслед за мной, проговорил:
— Я с тобой. Подожди, только оденусь.
— Нет, — помотала головой я. Не ходи.
Схватила за шнурки свои кроссовки и быстро пошла обратно в сторону виллы.
Слышу, шуршит за мной кто-то. Бондин, в шортах и развевающейся рубашке, с остальной одеждой в руках, догнал меня:
— Поговорим?
— Нет.
— Да не беги ты так! Чего ты боишься?
Я остановилась. Посмотрела смело ему в глаза:
— Ничего я не боюсь. А у тебя там Мелисса не сбежит?
— Да куда она сбежит, — небрежно сказал он, — в браслете.
— А что браслет? — Мне было все равно, какие свойства у браслета, но я не знала, что говорить.
— Он антиугонный кроме прочего, к моему телефону пришвартован, дальше ста метров уйдет — сирена включится, — сказал он. Помолчал минуту будто ожидая, что я скажу, потом заговорил сам: — Мы вернемся в поместье, я выясню все о побеге Мелиссы и Михаила, заберу виновного в департамент…
Значит, будет Далию арестовывать.
— И что? — сказала я.
— И мы больше не увидимся.
— Правильно.
Он посмотрел на меня:
— Правильно? Или — «я рада»?
— Я рада, — буркнула я.
— Ты его правда любишь, Мишу?
— Да. — Я глядела вдаль, на море, мимо него.
— Не обманывай себя.
— С чего ты взял, что я себя обманываю? — сорвалась я. — С чего ты вообще ко мне прицепился? Любишь — не любишь? Чего ты от меня хочешь? Я что, должна перед тобой отчитываться? Кажется, это не входит в обязанности инспектора? Или ты и инспекцию чувств должен провести…
Он вдруг взял и поцеловал меня. Уронил одежду на песок и обнял. А я стояла и не могла от него оторваться. И минуты тянулись вечно. А в ушах бухало сердце.
Через бесконечные сотни-сотни тысяч мгновений я отодвинулась от его теплой, с прилипшими песчинками, груди.
— Ты весь в песке, — машинально сказала я.
Он тихо засмеялся, отряхивая песок с себя ладонями:
— Извини.
— Я совсем запуталась, — сказала я ему. — Я должна подумать.
Его лицо стало отчужденным, замкнутым:
— Подумать…
Я сказала, сбиваясь:
— Я тебя совсем не знаю. Мы только вчера познакомились. Я не хочу…
— … разрушать устоявшиеся отношения… — угадал он то, что я собиралась сказать.
— … из-за непонятно чего, — договорила я.
Он усмехнулся горько:
— Я для тебя, получается, непонятно что…
Я хотела сказать ему, что вовсе не «непонятно что», а очень важный человек Может быть, самый важный в жизни. Только вдруг я ошибаюсь? Вдруг постепенно выяснится, что мы совсем не подходим друг другу?
Он посмотрел на меня огорченно, а потом вдруг сказал:
— Жаль, я оставил очки в доме.
— Что? — не поняла я.
Он сказал еще более непонятно:
— Но я уверен, что они сейчас есть.
— Кто «они»? — растерялась я. — Очки?
— Поверни кольцо, увидишь.
Я повернула камень внутрь ладони. Все вокруг окрасилось серебристой дымкой, и в этой дымке между мной и Денисом вспыхивали и тут же гасли крошечные, но такие яркие золотые искры.
— Видишь их? — настойчиво спросил Денис, вглядываясь в мои глаза. — Ведь они есть?
— Ну и что, — сказала я безразличным голосом, но эти искры меня взволновали.
— Знаешь, когда они появляются?
— Ты же отказался просвещать меня на этот счет.
— Есть такое выражение, в людском мире: «Между ними искра пробежала»… Это от наших пошло. Они загораются в тот момент, когда возникает сильное взаимное чувство.
Ничего себе. Я стояла и смотрела исподлобья на Дениса и на золотые огоньки между нами.
Но искорки — это всего лишь искорки. Как там пелось в одной старой песенке: «Одна дождинка — еще не дождь…» Может, это всего лишь влечение, симпатия, да мало ли что! А с Мишей мы уже полгода вместе, мы жениться собрались!
Я отвернула перстень. И сказала:
— Ну и что.
— Ну и что?
— Да.
Он кивнул, подобрал одежду с серого песка и пошел прочь, но не туда, где осталась Мелисса, а вперед, вдоль берега.
Я долго смотрела ему вслед, как он бредет, долговязый и ссутулившийся. Потом вдруг испугалась, что он обернется, и пошла прочь от моря, от набегающей белой пены.
Ушла подальше, за камни, где песок был сухой. Вообразила небольшое покрывальце, и оно появилось, красивое, белое с синим, только… со своеобразным рисунком: посередине большое сердце, а в нем написано «Денис». М-да. Ладно, если я на него сяду, никто и не увидит, что там за кренделя. Да и нет тут никого.
