– Давайте думать, – хмуро говорил Ар-Шарлахи. – На запад нам дороги нет, через трубы мы «Самум» никак не перетащим. Значит, этот путь отпадает. Уже легче… Можно двинуться на восток, а потом взять севернее, то есть вернуться по своим следам…
Сидящие переглянулись, кто-то покряхтел осторожно. Улькар наверняка послал подкрепление своим караванам, погибшим вместе с ополчением Пальмовой Дороги. Идти сейчас к месту битвы означало прямиком попасть в лапы голорылым. Можно, конечно, взять восточнее, обогнув опасные пески, но что это даст? Жители оазисов сейчас смертельно напуганы, они просто выдадут бывшего своего владыку вместе с сообщниками, чтобы избегнуть государевой кары…
– Что молчите?
– А что говорить?.. – проворчал Айча. – Проще уж самим в бархан закопаться…
– Улькар в барханы не зарывает, – холодно поправил Ар-Шарлахи. – Улькар выводит в пустыню и сжигает боевыми щитами…
Кто-то хмыкнул. Большое утешение…
– И стало быть, остаются два пути, – невозмутимо продолжал Ар-Шарлахи, других мнений так и не услышав. – И оба вдоль труб…
Сидящие шевельнулись беспокойно, пробежал шепоток.
– На севере у нас – кивающие молоты. Что это такое, вы уже немного знаете. Были. Тронуть они нас скорее всего не тронут, но вряд ли нам обрадуются. Самое большее – пропустят беспрепятственно…
– В Турклу? – безнадежно предположил кто-то. Вокруг него злобно зашумели, завозились.
– Вот там-то всех и повяжут! Забыл, что ли, как в прошлый раз вышло?..
– Илийзу спроси! Он тебе все точнехонько разобъяснит…
– Придумал: в Турклу!..
Ар-Шарлахи подождал, пока гомон стихнет.
– А можно вообще никуда не идти, – сказал он. – Оставаться здесь, пока провиант не кончится… Кстати, как у нас с провиантом?
– Дней на десять, – буркнул Ард-Гев. – Под завязку нагружены…
– Ну вот… Стало быть, десять дней мы можем здесь сидеть на своих задницах и думать, что делать дальше.
– Да не тяни ты, Шарлах! – жалобно выкрикнули из задних рядов. – Сразу уж добивай, не жалей, чего там!.. К морю, что ли, собрался?
– К морю, – твердо сказал Ар-Шарлахи. Все давно уже ждали этого слова. Может быть, именно поэтому взрыв возмущения не удался, хотя кое-кто даже вскочил на ноги. Кричать – кричали, но опять-таки как-то слишком уж безнадежно.
– Бунт из-за чего поднимали, а? На «Самуме», а? Из-за того же и поднимали, чтобы к морю не идти! А теперь? Сами, да?..
– Вам с Алият хорошо! Вы вон заговоренные! Вам что к морю, что в Турклу… А нам?..
Ар-Шарлахи поднял руку, и галдеж на секунду смолк.
– Так я и вас заговорил, – глядя открыто и нагло, сказал он. – И вас, и корабль.
Все обмерли. Вскочившие, не сводя очумелых глаз с главаря, опускались один за другим, нашаривая нетвердой рукой свой коврик.
– Слушайте, а ведь верно!.. – вымолвил кто-то. – После битвы-то, а? Мы ведь только одни и уцелели…
Несколько секунд прошло в мертвом, как пустыня, молчании. Наконец прозвучал одинокий страдальческий голос:
– Все равно что-то… боязно…
– Вот в том-то и дело, – кряхтя, ответили ему. – Туда – боязно, обратно – страшно… Вот и думай тут…
Думали всю ночь. Сквозь тонкие переборки в каюту Ар-Шарлахи то и дело проникали отдаленные выкрики, взрывы ругани, а однажды, кажется, даже хлесткий звук затрещины. Под утро угомонились, так, по-видимому, ничего и не решив. Да он и сам, честно говоря, не знал, на что решиться. Поход к морю «разрисованные» могли счесть открытым вызовом, а уж как они поступают с теми, кто им неугоден, Ар-Шарлахи видел. Причем не раз…
Иллюминатор стал серым, потом начал наливаться синевой. В каюте было уже совсем светло. Рядом тихо посапывала Алият. Осторожно, чтобы не разбудить, Ар-Шарлахи сел на низком и когда-то просторном ложе, достал из-под подушки черепашку Кахираба и, включив, повел металлический, похожий на заклепку бугорок вдоль прорези. Алият тут же открыла глаза и, недовольно что-то пробормотав, перевернулась на другой бок.
Шорохи, потрескивания, два разговора на все том же певучем и непонятном языке… Потом мелькнуло что-то знакомое, но тут же пропало, потому что Ар-Шарлахи, вздрогнув, сдвинул заклепку до упора. Вернулся, пошарил… А как это еще назвать? Конечно, пошарил… Наконец нащупал звук и поднес устройство к уху.
– Вот с Кимиром разбирайся сам, – внятно произнес мужской голос, забавно выпевая гласные. – Прекрасно ведь знаешь, что выхода на Гортку у нас нет и что никакого вмешательства в свои дела он не потерпит… – Голос помолчал и добавил, кажется, усмехнувшись: – Гортка идет по стопам Орейи Третьего и, видимо, тоже плохо кончит. Но не сейчас. Позже.
Секунду устройство потрескивало, а потом другой голос, резкий, сухой, неприятный и при этом удивительно знакомый, бросил, почти крикнул:
– Потеряна треть флота!..
– Но остальные-то две трети целы, – резонно заметил первый собеседник – явно кто-то из «разрисованных». – Стяни все силы к границе. Думаю, этого вполне хватит для сдерживания.
– А Пальмовая Дорога? – задохнулся второй, и Ар-Шарлахи даже отпрянул, уставившись на устройство чуть ли не со страхом. Он понял наконец, кто это говорит.
– А что Пальмовая Дорога? Даже если Шарлах выжил после песчаной бури, второго такого же ополчения он собрать не сможет. Он потерял весь флот под Ар-Нау.
Краем глаза уловив движение, Ар-Шарлахи повернул голову. Алият сидела на ложе и, сведя брови, напряженно слушала.
– Это бунтовщики! – проскрежетал второй. – И они должны понести заслуженную кару!..
– Все! – решительно оборвал «разрисованный». – Прекращаем разговор. И в ближайшие дни постарайся меня не вызывать. Сейчас это опасно…
Снова послышались шумы, похожие на шорох песчинок в парусах. Несколько мгновений Ар-Шарлахи слушал их, закусив губу, потом решился.
– Улькар! – позвал он, поднеся устройство к самым губам. – Улькар, ответь!..
Некоторое время черепашка шуршала. Он решил уже, что ответа не будет, когда встревоженный голос Улькара осведомился отрывисто:
– Кто говорит?
– Это Шарлах! – Почувствовав удушье, Ар-Шарлахи сгреб и рванул натруди тонкую ткань рубахи. – Тот, кого ты послал к морю… Ты слышишь меня?
– Слышу. Продолжай.
– Я обманул тебя, Улькар! Я не знал тогда никакой дороги. Но сейчас я нашел ее, слышишь? – Ар-Шарлахи сорвался на крик. – И я привезу тебе морской воды! Ты слышишь меня?..
На этот раз черепашка шуршала особенно долго. Улькар обдумывал услышанное.
– И что ты за это хочешь?
– Хочу, чтобы ты не трогал Пальмовую Дорогу. Пусть она остается твоей, но не трогай ее! Никаких кар, никаких усмирений! Она и так уже достаточно потерпела…
– Ты ставишь трудное условие, – снова помедлив, надменно сказал Улькар.
