Минуло еще несколько отрезков бесполезной вечности, и Гион снова увидел костер — теперь пламя горело оранжевым и, несомненно, было живым. Ослепительно живым.
Гион побежал навстречу огню, боясь не застать возле него тех, кто сумел разложить здесь такой чудесный костер.
Их тени встали на фоне высокого пламени — четыре темных тонких силуэта. Гион бросился к ним из последних сил, простирая руки и крича бессвязно.
— Здравствуй, брат, — проговорил кто-то совсем близко, и теплые руки обхватили Гиона, и мягкий плащ опустился на его плечи. Короля увлекли ближе к костру, устроили на подушке, набитой тяжелыми влажными опилками, подали ему деревянную чашу с горячим питьем.
— Здравствуй, брат.
— Здравствуй, брат...
Они обступили его, и Гион, впервые за долгие годы улыбнувшись, поднял к ним голову.
Эти четверо все были Эльсион Лакар, и Гион когда-то прежде встречал их. Оставалось вспомнить — когда, при каких обстоятельствах... Но это могло подождать. Ему дали горячего, и это следовало проглотить.
Один из четверых подложил в костер еще полено. Остальные расселись на земле и стали смотреть, как Гион ест.
Когда он насытился, один из них сказал ему с укоризной:
— Почему ты не позвал нас? Нам пришлось долго разыскивать тебя...
Гион подумал: «Ведь это я отыскал вас», но вслух этого говорить не стал.
Второй спросил:
— Где Ринхвивар? Как вышло, что она отпустила тебя? Мы всегда полагали, что эльфийская дева в состоянии удерживать подле себя возлюбленного, сколько ей захочется...
— Ринхвивар больше нет, — сказал Гион.
Все четверо замолчали — очень надолго, и костер освещал их лица: они были черны, как уголь, и раскосые зеленые глаза поблескивали так, словно несли в себе потаенное мертвое пламя.
За то время, пока тянулось молчание, они успели впитать в себя известие о смерти Ринхвивар; оно наполнило их естество и сделалось новым обстоятельством их жизни.
— Как тебя зовут? — спросил наконец один из них.
— Чильбарроэс, — сказал Гион. Ему было ненавистно его прежнее имя, и он назвал то сочетание звуков, которое первым пришло ему на ум.
— Ты помнишь нас, Чильбарроэс? — заговорил другой.
Гион неуверенно покачал головой. Наверное, он должен был их помнить. С ними связано нечто важное. Но он забыл.
— Когда изменяешь имя, можешь потерять большую часть памяти, — заметил третий из сидевших у костра. — Но времени у нас много... Кое-что ты успеешь узнать заново.
И он начал говорить, нанизывая слово на слово так осторожно и тщательно, словно делал бусы из винных ягод.
— Нам нравилось бродить между мирами. Нам четверым — мы немного не такие, как прочие. Более быстрые... Ринхвивар говорила тебе о том, что для нас время бежит быстрее, чем для других Эльсион Лакар. Помнишь?
— Помнишь?
— Ты помнишь Ринхвивар?
Со всех сторон окружал Чильбарроэса этот вопрос, и он добросовестно сдвинул брови и начал думать: в самом деле, помнит ли он женщину по имени Ринхвивар и тех четверых, для которых время бежит быстрее?
Наконец Чильбарроэс проговорил:
— Нет.
И обвел глазами своих собеседников. Их темные лица стали рябыми от оранжевых пятен, что прыгали от костра и оседали повсюду: на листьях, на густых, как каша, клочьях тумана, на одежде. У одного на кончике носа плясал огонек, и Чильбарроэс улыбнулся: он вдруг понял, что его хотели насмешить и подбодрить, и это переполнило его благодарностью.
— Ринхвивар была настоящей Эльсион Лакар, — сказал один из четверых, которого звали Аньяр. — Она умела замедлять ход времени. Она окружала себя тишиной. Она стала женой короля Гиона. Потом она умерла.
— Да, — сказал Чильбарроэс, — теперь я припоминаю.
— Мы четверо были другими... Мы любили бродяжничать между мирами. Нам не хотелось жить среди людей, нам не хотелось жить и среди эльфов, мы любили опасности, подстерегающие в небытии.
— Разве в небытии есть опасности?
— Ты оставил здесь свою кровь, — сказал Аньяр. — Она позвала тебя, когда ты впал в отчаяние. Теперь ты здесь, и голодное чудовище ожидает тебя в тумане.
— Оно сожрет меня? — спросил Чильбарроэс, озираясь по сторонам — с любопытством, без особого страха.
— Или ты сожрешь его, — сказали ему. — Хуже всего то, что это неважно. Убей его, отбери у него свою кровь. Это важно.
Чильбарроэс замолчал надолго. Слышно было, как трещат сгорающие поленья. Они горели слишком быстро, и все время приходилось подкладывать новые. Туман то колебался, то вставал стеной, но вокруг костра держался оранжевый свет, и там было уютно.
Чильбарроэс спросил:
— Каким я стал?
Аньяр приблизил лицо к его глазам.
— Смотри.
В расширенных черных зрачках отразился Чильбарроэс: полупрозрачный и темный, как раухтопаз, с резкими чертами, рассекающими кожу под глазами и возле рта. И самый рот его сделался как щель; как будто некто смял прежнее юношеское лицо и по свежей глине ножом грубо прочертил несколько новых линий.
Чильбарроэс опустил в ладони свое незнакомое лицо, и чужак, отраженный в эльфийских глазах, сделал то же самое.
— Если бы ты взял себе другое имя, ты выглядел бы иначе, — с легкой укоризной произнес Аньяр.
— Неважно. — Чильбарроэс провел ладонью по лицу
— Неважно, неважно...
Те четверо обступили его и начали дружески подталкивать, словно торопясь поделиться теплом.
— Неважно, это совсем неважно...
Мертвая тень следила за ними из густого тумана.
* * *
Она решилась напасть еще очень не скоро.
Они бродили по серому миру и ловили запахи, доносящиеся от человечьего жилья.
— Забавное чувство, — объясняли те четверо Чильбарроэсу, — люди и их жизнь совсем близко. Иногда кажется — довольно протянуть руку. Но рядом — ничего. Пустота. Мы даже не можем их увидеть. И все же они ощущаются...
— Эльфийский мир от нас закрыт, — добавили они спустя некоторое время. — Мы слишком увлеклись игрой в тумане. Нам кажется, мы разрушили тот старый лабиринт, по которому к нам добрался Гион...
— Но мы не жалеем, — еще сказали они. — Опасность бывает интересной.
— Где мы находимся? — спросил Чильбарроэс.
— Если судить относительно человеческого мира, то недалеко от Медного леса. Как раз там, где король Гион поставил маленький охотничий домик для своей эльфийской возлюбленной...
— Уйдем отсюда, — попросил Чильбарроэс. — В этих краях мне делается сильно не по себе. Как будто ещё мгновение — и я увижу здесь самого себя, счастливого и юного, бегущего по тропинке в тумане навстречу Ринхвивар.
— Такое случается, — согласились его новые друзья. — Хоть и нечасто. Но здесь — самое безопасное место. В других гораздо голоднее. Там оно может напасть в любое мгновение.
