— Какой прекрасный выдуманный мир, Лора. Я с удовольствием побывал бы там, — и тут в моей голове прищёлкнуло — а вдруг, моя прежняя жизнь, действительно, выдумка мозга Лоры, и нет никакой планеты Земля, нет никаких самолетов, не было моих стареньких дедушки и бабушки!
— О чем ты задумалась? У тебя даже лицо переменилось, — он привстал, взял мою руку и поцеловал ладонь.
— О том, что я даже не знаю — какой из этих миров реальный, а какой выдуманный.
— Конечно же этот, Лора, вот мы с тобой сейчас лежим рядом, ты чувствуешь мою руку, а тот мир ты не чувствуешь.
— Пока я была там, я чувствовала его как тебя сейчас, — мне становилось страшно от того, что эти мысли мне не приходили раньше. А если и правда, не было ни-че-го, а Лора в коме видела сон, и ее мозг потерял ту информацию, что была до падения?
Люка подвинулся ближе, взял мое лицо в ладони, и очень осторожно, по сантиметру, начал целовать от виска, словно, боясь пропустить хоть один сантиметр. Он стянул на пол еще одно одеяло, и мы расположились перед небольшой печкой вполне комфортно.
— Забудь обо всем, я надеюсь, ты останешься здесь навсегда, Лора, и мы сможем быть счастливы здесь. Я прожил в Долине со строителями несколько недель, но уже понял, что здесь, словно живет благодать.
— Как это? — меня напугали его слова. он не знал о Благодати моего деда.
— Я не знаю, как объяснить тебе, но в этом месте, словно в миске, или котле. Что-то спускается сюда с неба, а горы, они как будто, не дают этому прекрасному покинуть Долину, — я наблюдала за его лицом, и видела, что он совершенно честно описывает свои ощущения. Я и не представляла, что такой расчетливый, приземленный мужчина, может так чувствовать, так видеть жизнь.
— У тебя где-то было такое? В каком-то другом месте ты чувствовал себя так же?
— Нет, никогда. Мне было хорошо в той деревне, где ты жила, но, думаю, дело было в том, что я был рядом с тобой, а здесь есть что-то необыкновенное.
— Благодать, говоришь?
— Да, это слово подходит лучше всего.
— Мой дедушка из сна говорил, что если человек честно и тяжело трудится для того, чтобы получить самый минимум — долю ангелов, к нему с гор спускается Благодать. И снисходит она только там, где твое место.
— Что такое «доля ангелов», Лора?
— В том мире у виноделов есть такое понятие. Ангелы, это чистые и светлые души, что следят за жизнью людей, защищают их, незримо ведут человека, это бесплотные духи. Когда винодел закрывает емкость с вином или виски, емкость всегда полна — пробка даже вытесняет некоторое количество жидкости. Через несколько лет, даже если эта бочка залита воском, части напитка не станет. Это совсем малый процент, но чем дольше алкоголь стоит, тем больше эта доля, — он так внимательно меня слушал, наверно, впервые. Он никогда не слышал об этом, и ему было по-настоящему интересна эта тема. — Эту долю потерянного алкоголя и называют Долей ангелов. Они не требовательны. Они дают много заботы и помощи людям, а получают свою мизерную долю, поэтому в том мире, чтобы сделать Ангелам приятно, виноделы ввели еще одно правило — вино должно «подышать».
— Как это?
— После продажи бутылки вина, винодел больше не теряет денег, — я взяла в руки бутылку, которая сейчас была заткнута деревянной пробкой, вытащила ее, чуть добавила вино в наши бокалы, и оставила бутылку открытой. — Когда люди покупают бутылку, они на несколько минут оставляют ее открытой, чтобы оно, обогатившись кислородом, раскрыло свои ноты и приобрело запах. Приятно думать, что в этот момент, когда мы ждем, ангелы могут еще немного выпить, — я наконец решилась, залпом допила половину бокала и провела ладонью по щеке Дюбара.
Словно, в одну секунду в его взгляде сложился пазл, и он уверенно, но очень нежно начал целовать меня, повторяя только одно:
— Ты Ангел, Лора, ты мой Ангел.
— Да, а ты хочешь вернуться ко мне в обличие черта. Мы будем прекрасной парой, Люка Дюбар, мой любимый муж.
Я хотела, чтобы этот вечер и ночь не заканчивались, а если закончатся, чтобы утром мы оказались здесь одни. Чтобы он услышал, как в ветреные дни «поет» лоза винограда, как приятно сидеть после тяжелой работы в жаркий день под тутовником, смотря на горы, как вкусна вода из горного ручья.
Было не привычно находиться в постели не одной. Мы перебрались в кровать уже под утро, когда у меня больше не было страха, что Люка со мной только чтобы получить должность Советника Короля. Он говорил мне, что даже если та, прежняя Лора вернется, он уже не сможет отказаться от меня, и просил очень стараться, чтобы не потеряться. Он еще спал, а вокруг, к моему сожалению, просыпалась жизнь, начинала кипеть работа. Я смотрела на него и впитывала в себя каждую частичку его лица, то, как он морщится от луча солнца, улыбается во сне.
Да, наверно, все мы Ангелы, только у каждого есть своя доля. Кому-то только закрытые бутылки, но на годы и десятилетия, а кто-то получает открытые, пусть на короткое время, пока вино дышит, но много. И, если задуматься, только мы сами выбираем — пить маленькими глотками, но всю жизнь, или большими, жадными, но недолго.
Глава 69
— Лора, по-моему, ты не слушаешь меня, — Калла и Шати помогали мне размечать ряды винограда и привязывать ленточки к указанным мною лозам.
— Что? — я только сейчас поняла, что Калла долго что-то рассказывала.
— Где ты витаешь, Герцогиня? — Шати улыбалась, скорее всего, они уже обсудили мое состояние прострации.
— Все хорошо, дорогие мои, просто я задумалась, — я весь день ждала вечера, чтобы остаться наедине с Люкой. Мои страхи, наконец, начали таять, и вера в счастливую семейную жизнь начинала крепнуть.
— Лора, Лора, — к нам бежал Карл и в его голосе было столько ужаса! Похоже, у него что-то срочное, что он так мчится. Я бросила ленточки, и побежала на встречу.
— Говори, сразу, говори, Карл, все живы? — я подбежала и схватила его за плечо.
— Герцог встречал подводы с камнем, на него напали. Его везут на телеге, перед ними приехал человек, чтобы вас предупредить, они будут скоро.
— Калла, Шати, бегите к нашему шатру, — я прокричала девушкам и побежала. Нужно было поставить кипятить воду, и молиться, чтобы Калла смогла его спасти.
У шатра уже толпились женщины: костер горел во всю мощь, в шатре затопили печку, на которой в котле прожаривали тряпки. Я не могла просто сидеть и ждать. Когда подбежала Калла, я схватила простыню, мы сели на первые попавшиеся лошади, и погнали навстречу подводам.
Дорога пылила, даже на таком расстоянии мы видели, что впереди каравана повозка, которая едет быстро, как только это возможно. Мы пришпорили лошадей и помчались навстречу.
Телега остановилась, мы вдвоем запрыгнули в телегу. Он был без сознания.
— Продолжай ехать, не обращай на нас внимания, — крикнула я вознице.
Откинули с него накинутую кем-то куртку, и я обмякла — поперек всей груди был огромный порез, словно по диагонали махнули саблей. Я смотрела на Каллу, ожидая, что она скажет, мол, все будет хорошо, но она опустила глаза.
— Люка, Люка, ты слышишь меня, — я хлестала его по щекам, пытаясь привести в сознание, в то время, как Калла прижимала простыню к ране, пытаясь хоть как-то остановить кровотечение.
— Лора, мы не успеем, посмотри, — она подняла край куртки, что была под ним, и я увидела, что он лежит в луже крови. И только сейчас я увидела, что за телегой тянется тонкий кровавый след. Мы не можем сейчас возместить такую кровопотерю донорской кровью, не можем даже измерить давление, которого, скорее всего, нет.
— Люка, если ты слышишь меня, прошу тебя, не умирай, не оставляй меня снова одну, я прошу тебя, я только начала верить тебе, только полюбила тебя. Люка, только потерпи, сейчас мы доедем до дома и зашьем твою рану, и через несколько дней ты будешь шутить надо мной, будешь сам контролировать строительство дома, как ты хотел, только потерпи, нам осталось совсем чуть-чуть, — слезы застилали мне глаза, я лежала рядом с ним, весь мой бок был пропитан его кровью, и я чувствовала, что свежая, еще горячая кровь все прибывает и прибывает. Я видела, как синеют его губы.
