— Дербитто, похоже, никого больше нет!
— Да, не видно их. Но кто-то расстрелял из лука тех субчиков, которые на стене сидели. Я не пойму, откуда он бил, и вообще — кто это такой. Вдруг и за нас сейчас примется.
— А почему с тобой только двое? Где третий?
— В Зириса попали — сразу насмерть. Вон он у ворот лежит, в тени.
— Проклятье! Давайте к дому, только осторожнее. По окнам цельтесь, если там вдруг что-то шевельнётся — сразу бейте.
Как назло, из-за тучи показался яркий полумесяц Меры, да и Шрам сегодня света давал прилично — из дома прекрасно могли видеть приближающийся отряд. Но ничего не происходило: обитатели приюта не выдавали себя ни шумом, ни движением. Сеулу это очень не нравилось. Вполне может быть, что все злоумышленники уже уничтожены, но ведь здесь и помимо них народу хватало. Неужели после всего этого грохота и криков никто не высунет нос посмотреть, что тут происходит?
Так не бывает.
Пулио, влетев на высокое крыльцо, пнул валяющееся там тело. Раненый застонал, сделал попытку отползти к двери, но сил не хватило.
— Не ушёл, сволочь, — обрадовался Дербитто.
— Это я его подстрелил. Да только подумал, что лишь поцарапал: слишком уж он тогда шустро к дому кинулся. Видно, в горячке не почувствовал — и лишь тут свалился. Странно, что он вообще смог двигаться — вон, ему болт, похоже, хребет перебил.
Сеул потянул на себя дверь. Открыто. Заходить страшновато — вдруг там ждут стрелки со своими вонючими трубами?
Положение спас Пулио:
— Держитесь за мной, я под плащ панцирь надел — его не пробьёт.
— Шлем Викису пробило, — буркнул Дербитто.
— У него не шлем, а жестянка, а у меня дорогой панцирь — папаша выделил, не пожалел для сынка. Бок задело, но не пробило вроде бы.
Пулио, прикрывая голову лезвием алебарды, шагнул внутрь, тут же доложил:
— Никого.
Через миг весь отряд был в просторном холле. Красивая мебель, красочные обои на стенах, в углах мягко сияют ночные светильники. Диссонируя с уютной обстановкой, у стены высится неряшливая груда хвороста и тонко наколотых дров. Похоже, кто-то готовил поджог. Хорошо бы отсюда рассыпаться по всему зданию, но Сеул опасался распылять свои небольшие силы и указал вправо:
— Идём в этот коридор. И проверяем по пути все двери. За первой дверью оказалась спальня воспитанниц — длинная комната с двумя рядами узких кроватей. На каждой безмятежно спит девушка.
Сеул не верил своим глазам — не может быть, что никто не проснулся после всего этого невероятного шума. Подошёл к первой, проверил пульс.
— Живая. Да что с ними такое?
Пулио, подойдя к Сеулу, также склонился над девушкой, поднял ей веко:
— Кто-нибудь, свет поднесите, я ничего не вижу! Один из стражников снял со стены ночник, поднёс к кровати. Пулио, осмотрев глаза воспитанницы, уверенно заявил:
— Итис. Им сейчас хоть над ухом в барабан бей — не проснутся. Похоже, отваром напоили — говорят, от него сон мёртвый.
— Интересный приют, — констатировал Дербитто.
— Стреляют по гостям из пороховых трубок и поят воспитанниц наркотической отравой. Сеул указал на очередную вязанку хвороста в углу:
— Похоже, приют собирались сжечь вместе с девочками. Видимо, специально их опоили, чтобы ни одна не спаслась.
— А может, тут регулярно это проделывают, — предположил Пулио.
— За ужином усыпляют красоток и всю ночь потом с ними веселятся. Никакого отказа при таких делах не будет.
— И пожар устраивают тоже каждую ночь? — скептически уточнил Сеул.
— Идём дальше.
За второй дверью обнаружили ещё одну спальню со спящими воспитанницами, а вот за следующей находка была поинтереснее. Здесь было что-то вроде уютной гостиной с кучей кожаных кресел и диванов, роскошным ковром на полу и великолепными витражами на окнах.
Среди всей этой красоты валялись четыре трупа — три женщины среднего возраста и одна старуха. Здесь с ядом не мудрили: женщины были банально зарезаны. Судя по всему, их завели сюда, усадили на диваны, потом убили. Следов сопротивления видно не было — вся мебель на местах стоит, ни одного стула не опрокинуто, нигде ковёр не задрался. Очевидно, убитые не ожидали такого конца.
Дербитто, подтверждая выводы Сеула, прокомментировал:
— Их завели сюда, усадили на низкий диван, чтобы вскакивать труднее было, и резко перекололи, как свиней. Они явно знали своих убийц — дали себя врасплох застать. Даже если их толпа убивала, не так-то просто сразу с четвёркой женщин управиться, если те наготове.
С улицы послышался мучительный крик, следом кто-то неразборчиво грубо заговорил. Все рванули назад, к выходу — уже на бегу Сеул понял, что шум идёт от крыльца.
Так и оказалось — над раненым бандитом склонился худощавый темноволосый мужчина, одетый во всё чёрное. За спиной у него болтался колчан со стрелами, в левой руке зажат большой лук.
В правой он держал стрелу — воткнув её наконечник в глаз раненого, он жестоко вращал его в глазнице и раз за разом повторял:
— Говори! Говори! Говори!
— Стоять! — заорал Дербитто, беря незнакомца на прицел.
Сеул, подскочив поближе, приставил к шее лучника остриё шпаги:
— Оставьте раненого в покое и бросайте оружие!
— А не оставлю! — яростно прошипел незнакомец. — Можете резать меня! Давайте — режьте! Только это будет огромной подлостью — зарезать того, кто вам помогал!
— Так это ты перестрелял тех типчиков на стене? — вскинулся Сеул.
— Нет, не я! Они сами прибежали ко мне, одолжили несколько стрел, утыкали себя ими и головами вниз попрыгали со стены! Красиво они поступили — да?! Говори! Говори! Говори, внук шакала и сын жабы! Не мешайте мне! Он всё равно сдохнет или калекой останется, а мы умеем развязывать языки. Я должен узнать от него правду — он один тут живой остался.
Дербитто, разглядев лицо раненого, вдруг вскрикнул:
— Да это что такое?! Это же Локо Ариокис! Мы же его оставили в гостинице, под охраной Бигля! Как он здесь оказался?!
— Говори! Говори! Ты заговоришь — мы умеем даже из камня слова правды получать! — Ба, да это нуриец, — растерянно произнёс Сеул.
Он действительно растерялся — незнакомец, кто бы он ни был, неплохо помог им в схватке. Раненый, скорее всего, действительно протянет недолго — умрёт, не рассказав ничего. Так что допрос в принципе на руку Сеулу. Вот только методы допроса… Впрочем, в Столице, бывало, не лучше дела творились: в управе ещё сдерживались, опасаясь жалоб, а вот в дворцовых застенках или в камерах Имперской Тайной Канцелярии не стеснялись никого и ничего. Вряд ли здесь будут серьёзные проблемы из-за этого — учитывая статус сыщиков и потерю двух стражников. Святое дело выпотрошить задержанного как физически, так и морально, и никто им ничего за это не сделает: обстоятельства позволяют всё.
