— Ага! — быстро сориентировался гном и проворно ухватил кровопийцу за хвост, а другой рукой щелкнул гада по носу. Рыбина меня сразу отпустила, а гном отбросил ее подальше от колодца.
— А вот и наша уха! — обрадованно казал он, потирая руки. — А ты сходи, помочись на рану, чтобы кровь остановилась!
— Да как-то не хочется! — неуверенно сказал я.
— А давай я! — с готовностью заявил гоблин.
— Так! Нет!
— Да, у тебя моча ядовитая! Ты хочешь убить Эрландо?
— Да идите вы! Я тут к ним со всей душою, а они! — обиделся наш зеленый друг.
— Да ты успокойся, все нормально, просто это неэтично, — поспешил успокоить его я. — Я и сам справлюсь.
— Ну, ладно, уболтал. Может, пойдем, оденемся?
Спустя некоторое время моя рука была забинтована полоской кожи, освободившейся от тяжести переносимых на ней кабаньих ляжек, под которой лежал лоскут выстиранной тряпицы. Вторая полоска кожи была заботливо спрятана гномом обратно в карман.
— М-м-м-м! — промычал гоблин, уплетая ушицу за обе щеки, орудуя своей деревянной ложкой. Ели мы ею по очереди, кладя в рот по три ложечки, и передавая ее соседу, так как один гоблин таскал сей инструмент в кармане. Вприкуску со мхом мы хорошо подкрепились, и, немного отдохнув, отправились дальше в путь-дорожку. Конечно же, предварительно набив карманы и котомку съедобным мхом. В бурдюке была свежая водица, что покушать было, и жить стало веселей.
Уже прошло четыре дня, а рана на руке так и не затянулась, с нее сочилась сукровица и гной.
— Капец! — сказал гоблин, оглядывая мою руку. Она распухла и ныла. У меня был жар.
— И не говори, — вздохнул гном. — И лечить нечем!
— Придется отрезать, — печально заявил гоблин.
— Да, и съесть! — кисло улыбаясь, произнес я.
— Тьфу, на тебя!
— Да, она отравлена, и вы тоже сможете умереть!
— Нет, ну какой же ты все-таки…
Мы уныло побрели дальше. Тоннель, пробитый водой в толще скалы, по-прежнему извивался и изгибался гусеницей. Гладкие, местами бугристые, там, где порода была плотнее, или же были вкрапления другой породы камня, стены утомляли своей монотонностью, и меня уже начало охватывать безразличие, удручающая апатия…
— Эй, народ! — я резко остановился. — Или я глючу, или же здесь есть ветер!
— Глючишь! — заявил Муса, трогая меня за руку, проверяя температуру тела, но, все же наслюнявил указательный палец и ткнул им в потолок.
— Погоди, погоди! — взволновано затараторил он. — Суги, а ну-ка, проверь и ты!
Гном проделал только что совершенную гоблином манипуляцию и обрадованно закивал:
— Ага, есть что-то!
Голова кружилась, перед глазами плыли разноцветные круги, в ушах волны часто накатывались на каменистый пляж. С частотою ударов сердца.
— Вот и славненько, а я, с вашего позволения бахнусь в обморок!
* * *
— Эй, чувак!
Надо мной нависала зелёная морда, с глазами с желтой радужкой, торчащими в разные стороны острыми ушами, и со стрижкой «конская грива». В глаза било яркое солнце, в ушах шумел ветер, и шуршали трепещущиеся листочки деревьев.
— Чего тебе, зеленый человечек? — голосом наркомана, покупающего Пыльцу счастья из-под полы, спросил я.
— Есть чё? — подыграл мне гоблин.
— Так, болваны, вы меня достали! — взвыл гном. Ну, сколько можно трепать мне нервы?
— Так, все, ш-ш-ш! Мамочка проснулась! — заговорщицки прошептал Муса.
Гном в отчаянии замычал.
— Вы мне лучше скажите, где мы, и как мы!
— Это потом! Как ты себя чувствуешь? — деловито поинтересовался гоблин.
Я прислушался к себе.
— Слабость, немного голова кружится и кушать очень хочется… И… И в туалет, по маленькому ну о-очень, прям до «не могу!» хочется!
— И первую, и вторую твою нужду можно удовлетворить на раз! Давай, мы тебе поможем встать. Гномяра, помоги!
Сурнгин и Муса помогли мне сесть, а потом и встать, и я, наконец сквозь разноцветные разводы перед глазами смог оглядеться. Еще зеленая трава, высокие, толстые старые деревья с зелеными листочками, на которых появились желтые прожилки.
— А кто такой чувак? — спросил гном.
— Сокращение от слова человек, чтоб проще произносить было!
— Чувак… Хм! — Суги с улыбкой покатал слово на языке. — Эй, чувак… Смешно звучит!
— Ай! — вскрикнул я. Забывшись, я резко взмахнул правой рукой, отмахиваясь от мошки. Ее резануло адской болью, а голова закружилась.
— Ты вообще дурной, да?! — возмутился Муса. — Тебе может еще в ухо дать, чтоб для баланса — и голова болела, и рука! Все, так и писай! К кустам не поведем, а то что-то еще как отмочишь!
— Ну, вы хотя бы отвернитесь! — взмолился я.
— Тьфу, неженка! Отверни-итесь! — передразнил меня зеленый, но все же отвернулись, и теперь поддерживали меня под руки, разглядывая горы у меня за спиной.
— Ну-у-у?
— Да не нукай, дай сосредоточится! — буркнул я.
Вскоре мой мочевой пузырь окончательно взбесился, и процесс его освобождения прошел спокойно.
— Фу-ух, словно заново родился! — облегченный вздох вырвался из моей груди.
— А теперь садись, и не ерзай! — приказал гоблин, и, выпрямив мою руку, подтянул рукав, и начал разматывать тряпку на руке:
— Посмотри, тупица, что ты натворил!
Из-под зеленых листочков, которые гоблин наложил на мою рану, сочилась кровь вперемешку с зеленой жижей.
— Это что, яд выделяется? — преувеличенно испуганно спросил я.
— Яд тебе в мозг выделяется! Вечно что-то как ляпнет! Как штанами об вешалку!
Муса убрал листики с раны, и я увидел два надреза, идущих параллельно друг другу, длиной по пять сантиметров. Раны были старательно заштопаны.
— Место укуса начало сильно гноиться, и руку пришлось резать. Вытащили дрянь какую-то. Кризис миновал, но, все равно сейчас идти мы не можем. Ты сам чувствуешь, насколько слаб. Будешь кушать всякую ерунду, и отлеживаться! На.
Гоблин протянул мне какую-то коричневую мерзость, похожую на засохший палец мертвеца. Я ее подозрительно оглядел, понюхал.
— Ешь, не выеживайся! Это снимет жар и не даст ране гноиться. Целебный корень Скального ветреника.
Я засунул этот палец в рот, ожидая, что вкус почувствую соответственный, но мои опасения не подтвердились. Вкус у корешка был сладковатым и хрустел он на зубах, как спелое яблоко.
— А сколько времени прошло после нашего выхода на поверхность? — уточнил я, старательно разжевывая жижу.
— Второй день. Прошлым утром, часов в двенадцать мы увидели солнечный свет, дарованный нам Всевышним!
— Радости-то сколько было! — поддакнул пузатый. — Минут десять не могли в себя прийти! Гоблин даже тебя уронил, а я так и держал тебя под руки!
