— Обычный человек. Нет, не говори ничего, — перебила она меня прежде, чем я успел сказать очередную гадость, о которой потом непременно пожалел бы. — Я встретила его через два года после твоего отъезда. Не важно, как его звали, и чем он занимался. Я просто хотела вернуться к обычной жизни. Той, которую ты отобрал. Он был милый — такой заботливый, влюбленный… Нет, молчи, — ее ладонь хлопнула по моим губам, заталкивая обратно все колкости, что я собирался сказать. — Я ушла от него через восемь месяцев. Не знаю, что ты со мной сделал, но я отравлена тобой. Мне казалось, я умру рядом с ним со скуки. Такой правильный, предсказуемый. Каждый раз, когда он изрекал банальности, я думала, что бы ты сказал на его месте.
Она перевела дыхание и продолжала, уже спокойнее:
— Он слушался меня во всем. Делал все, что я хотела. А мне казалось, я задыхаюсь. Я искала сопротивления, а он уступал. Это напоминало фарс. Я становилась себе отвратительна. И я ушла.
— Поэтому, — продолжала она жестким тоном. — Ты не будешь убивать его, Элвин. Ты вообще не будешь больше меня спрашивать о нем. Нам не надо искушений. Я останусь с тобой, только если ты поклянешься в этом.
— Вы просите слишком многого, леди.
— Не думаю.
Она смотрела на меня спокойно и ясно, и я почувствовал, как гнев утихает. Подумал, что умираю от желания увидеть ее обнаженной, прикоснуться к ней. И что потерять ее будет самой большой ошибкой в моей богатой на ошибки жизни.
— Ладно, твоя взяла. Клянусь. Тот парень — идиот, что отпустил тебя, но я буду умнее.
Франческа встала на цыпочки и поцеловала меня в уголок рта:
— Все это — прошлое, Элвин. Оно не важно.
Франческа
Я забыла, как это бывает, как это было у нас. Может потому, что с Джеффри никогда не испытывала подобного. С ним все было предсказуемо, понятно. Было много тепла и заботы. Но этого мучительно-приятного плотского голода — никогда.
Мой муж был пуристом, строгим последователем священных Заветов. Правил, лежащих в основе основ. Он хорошо помнил, что постельные утехи для женщины — занятие гадкое и стыдное, поэтому старался лишний раз не докучать мне приставаниями.
Пару раз я пыталась приласкать его, но тут же прекращала, наткнувшись на изумление. Чистая, непорочная, достойная обожания Франческа, которую он себе придумал, не могла получать удовольствие от всякой грязи — это удел шлюх. А приличным женщинам полагается лежать тихо и терпеть, позволяя мужчине утолить свою похоть.
Мне было обидно, когда Джеффри с удивлением и даже некоторым негодованием отстранялся после моих ласк. И желание уходило.
А потом оно прошло совсем. И я стала показывать, что мне неприятны прикосновения. Муж отнесся к этому с пониманием. Он вообще любил показывать, как он меня понимает.
И теперь мой первый поцелуй похож на наши с Джеффри — невинный, почти сестринский. Легкое прикосновение к краю сухих губ.
Элвин хрипло выдыхает, стискивает меня и целует по-настоящему. Одним из тех глубоких, бесстыжих поцелуев, на которые мастер. От которых обмякает тело и туман в голове.
И я отвечаю, изумляясь своему мгновенно вспыхнувшему желанию, голоду по его губам, вкусу его кожи, его запаху. И уже не понимаю, как могла жить без этого раньше…
Поцелуи, укусы и снова поцелуи — страстные, почти яростные. Они куда проще и правдивее любых слов. Мы вжимаемся друг в друга, словно пытаясь стать одним целым. Сердце колотится часто, нервно, и внизу живота тянет сладко и чуть болезненно.
Когда и как мы очутились в кресле?
…волосы у него мягкие, их приятно пропускать меж пальцами.
…а крючки на камзоле ужасно тугие и неудобные.
Шнуровка моего платья уже наполовину распущена. Он пытается стянуть его, скользит губами по коже. Пальцы ласкают грудь сквозь одежду, я всхлипываю и понимаю, что еще немного и отдамся ему прямо в этом кресле, а это как-то неправильно…
— Стой! — шепчу я. — Не надо.
Он отрывается от меня, чтобы простонать:
— Почему? Я хочу тебя, Фран.
От страсти в его голосе, от неприкрытого вожделения во взгляде чуть ноют соски и низ живота. Я тоже его хочу! Боги, даже не думала, что могу так хотеть мужчину…
— Не здесь же, — беспомощно говорю я. — Как девку, в кресле…
— Пошли наверх.
Мы поднимаемся по лестнице, не прекращая тискаться и целоваться на каждом пролете. Одежда… она не нужна — только мешает. Сорвать бы ее скорее, прижаться к нему, почувствовать жар его кожи…
Мы вваливаемся в его комнату, и я толкаю его на кровать:
— Подожди! Я хочу тебя раздеть. Сама.
Он тяжело дышит, пока я нарочито медленно, поддразнивая, расстегиваю крючки и пуговицы. Камзол, а потом и рубаха летят на пол, я провожу ладонями по его груди, глажу еле заметную сетку старых шрамов, наклоняюсь, чтобы потереться щекой и оставить дорожку из поцелуев, расстегнуть пряжку пояса…
Его хриплый голос:
— Я тоже хочу тебя раздеть. Но не уверен, что у меня получится.
— Не надо, я сама.
Мое платье и нижняя сорочка ложатся рядом с его одеждой. А я вдруг краснею и теряюсь. От понимания, что сейчас будет, от мыслей о своей неопытности и просто от того, что мы оба обнажены, а в сумерках Изнанки слишком ярко проступают контуры, темнота волшебного мира бесстыдна, она не скроет наготы…
Повелительное:
— Иди сюда, Фран.
И горячие объятия.
Элвин
Я отстранился после первого же жадного поцелуя, чувствуя, что теряю голову. Слишком давно об этом мечтал, чтобы все закончилось позорно-торопливой разрядкой. И слишком хотел, чтобы для нее это стало чем-то особенным.
— Что случилось?
— Подожди.
Несколько глубоких вдохов. Теперь я не спешил, скользя губами по ее коже. Ямка меж ключиц, твердые горошенки сосков, живот и ниже…
Она ахнула, попробовала свести ноги и простонала:
— Не надо.
— Почему? Тебе не нравится?
— Нравится, но это неправи…. Ааааах!
После она только содрогалась и тихонько вскрикивала, пока не дернулась, чтобы застонать и обмякнуть.
— Тссс… мы только начали, — в ответ на это обещание она глубоко, судорожно выдохнула и спрятала лицо у меня на груди, словно стыдилась.
— Франческа, посмотри на меня, — она помотала головой. — Ты что — стесняешься?
Кивок.
— Глупенькая.
Я погладил ее по спине. Целуя шею, кончиками пальцев прошелся вдоль позвоночника, спустился к ягодицам. И снова, уже смелее — ладонью. Она выгнулась, ластясь, словно кошка, потерлась о мое плечо.
— Я не очень знаю, что делать, — растерянный шепот. — Я никогда так не…
